“Вообще я антологии не люблю. <…> Но не любить антологии — глупо. Вроде как не любить алфавит, где рядом стоят, например, Дарья Донцова и Федор Достоевский. <…> Антология „Московская муза. ХVII — ХХI” [М., 2004] — издание уникальное по замыслу и филологически представительное. Галина Климова собрала в этой книге поэтесс Москвы, на протяжении трех столетий писавших и пишущих о Москве, о любви и о творчестве…”

Роман Солнцев. “Липки” — не “липа”. — “День и ночь”, Красноярск, 2004, № 9-10, ноябрь.

“<…> я решил устроить маленький праздник с моими лицеистами и студентами, пишущими стихи и прозу, — я предвкушал этот праздник, заранее втайне похохатывал. Я надумал почитать литературные пародии советской эпохи, посвященные недавно столь любимым нашим поэтам, не гениальным, нет, но очень талантливым, чьи строки перелетали из уст в уста, а пародии на эти строки вызывали радость... ведь безликие стихи невозможно пародировать... И вот я начал читать вслух... одну пародию, вторую, третью, внутренне готовясь к обвалу смеха... поднимаю глаза — и вижу в классе растерянные лица. Ребятам не смешно. Только хмыкнули пару раз, когда дерганый стиль Маяковского передразнивался... И вновь тишина. И я понял: да молодые мои стихотворцы просто не знают оригиналов. В их памяти нет ни стихов Николая Тихонова с его прославленной строчкой: „Гвозди бы делать из этих людей...”, ни ярких поэм Павла Васильева и Смелякова, ни Бориса Корнилова и ни Антокольского, ни Светлова и ни Мартынова, ни прозы Фадеева и Леонова, так великолепно спародированных А. Архангельским, и даже Вознесенского с Евтушенко... Из Вознесенского знают „Ты меня на рассвете разбудишь”, и то лишь потому, что по ТВ показывали „Юнону и Авось”. Правда, помнят имена Есенина и Цветаевой, Гумилева и Ахматовой, Андрея Платонова, потому что — сломанные судьбы... кто-то и читал... но большинство поэтов советского времени для них не существует. Опустив книжку с пародиями, я стоял перед учениками, и мне показалось: я на одном берегу, а они — на другом, и тот берег уходит вдаль, и перед нами туман и бездна... „Порвалась связь времен”? Истинно так”.

Валерий Соловей. Россия накануне Смуты. — “Свободная мысль-ХХI”, 2004, № 12 <http://www.postindustrial.net/index.php>.

“Если в конкретно историческом плане Смута и революция в России неразделимы, образуя феномен „смутореволюции”, в плане чистой абстракции они воплощали различные, хотя и взаимоувязанные, логики. Смута — форма смены социокультурной русской традиции, механизм ее радикального обновления, революция — смена социополитического строя и социально-экономической системы; Смута воплощает внутренний смысл, имманентную логику русской истории, революция пропитана внешними, контекстуальными влияниями, она — результат взаимодействия внутренней российской и внешней мировой логик („красная” и „демократическая” смутореволюции могли развиться только в капиталистическом контексте, хотя и на разных его стадиях); революция в России неизбежно сопровождается Смутой, Смута может протекать и без революции”.

“Кардинальное отличие гипотетической новой смуты от старых русских смут состоит в том, что она произойдет в ситуации русского этнического надлома: впервые за последние пятьсот лет русские перестали ощущать себя сильным, уверенным и успешным в истории народом, что означает драматическое уменьшение шансов России и русских на повторную „сборку” после хаоса смутного времени. Из новой точки бифуркации мы можем и не выйти единой страной и единым народом”.

Александр Тарасов. Творчество и революция — строго по Камю. Левая молодежь создает свою культуру. — “Свободная мысль-ХХI”, 2004, № 8.

“<…> незаметно складывается новая субкультура, не являющаяся типичной молодежной субкультурой (подобной хиппи, панкам или скинхедам), а скорее представляющая собой новую революционную контркультуру наподобие революционной контркультуры 60 — 70-х годов XIX века в России. Ситуация в молодежном мире все больше напоминает этот период российской истории: с одной стороны, „широкие слои” молодежи в результате общественных, экономических и культурных деградационных процессов отброшены на уровень середины XIX века; с другой — существуют небольшие островки „элиты” (дети „высшего общества”); с третьей — формирующаяся разночинная революционная контркультура в интеллектуальном и творческом отношениях не только не уступает, но и откровенно превосходит уровень культуры молодежи из „высших слоев”. В России — впервые после Революции 1917 года — начинает формироваться, выражаясь языком „теории элит”, контрэлита, которая сможет в будущем вполне обоснованно предъявить свои права на власть и которая уже сейчас воспринимает сложившееся социальное, политическое, экономическое и культурное устройство как убогое, отсталое, не соответствующее ни требованиям XXI века, ни ее, контрэлиты, запросам и предпочтениям”.

Автор — содиректор Центра новой социологии и изучения практической политики “Феникс”.

Е. Тарасова. “Улисс” forever . — “Иностранная литература”, 2004, № 12.

“Почему празднуют Блумсдэй? Потому что”.

Здесь же — беседа с Екатериной Гениевой “О несостоявшемся священничестве и состоявшемся писательстве”: “<…> одно то, что два человека, определившие движение отечественного поэтического слова, Анна Ахматова и Осип Мандельштам, внимательно читали роман и взяли для своих произведений эпиграфы из „Улисса””.

С. В. Утехин. “Я жил в Англии и США, но никогда не принимал их подданства”. — “Посев”, 2005, № 1.

Сергей Васильевич Утехин скончался 11 июля 2004 года. Публикуется его беседа 1992 года с Андреем Владимировичем Морозовым. (См. текст беседы также: <http://www.amorozov.ru/inviews/utehin_sergey> ).

“— Что за человек был Керенский?

— Он был очень порядочным, в некоторой степени наивный. Самое важное то, что в 1916 году ему вырезали почку и в 17-м почти все время у него были сильные боли. Вы помните, наверное, что он был истеричный и в обморок падал? Так это он в обморок от болезни падал, он не выдерживал болей.

— Это правда, что он был великолепным оратором?

— Он был одним из трех величайших ораторов того времени. Первым был Троцкий, второй — Пуришкевич. <…>

— Был ли Керенский убежден в том, что Ленин — немецкий шпион?

— Он никогда не был в этом убежден. Он даже не представлял, чем тот занимался в эмиграции”.

В этом же номере “Посева” — С. В. Утехин, “О понимании истории. (Неопубликованные заметки)”; “Можно сказать (с Гегелем, но не по Гегелю), что смысл истории — в свободе ”.

Александр Ципко. Перестройка. Двадцать лет спустя. — “Литературная газета”, 2005, № 1, 19 — 25 января.

“Перестройка, как она произошла, могла быть создана только студентом МГУ, дорвавшимся до власти, который даже должность генсека хотел использовать для компенсации утерянного в молодости, для того, чтобы писать статьи, издавать книги, чтобы стать человеком, которого слушают”.

Вадим Цымбурский. Расколотая Россия, или “Питерский” проект. — “АПН”. Проект Института национальной стратегии. 2005, 19 января <http://ww.apn.ru>.

“<…> основная черта любой цивилизации — это переживание своего народа как основного человечества, а своей земли как основной земли . В 1634 году немецкому путешественнику Адаму Олеарию новгородский старый монах показал икону, где была изображена толпа иноземцев, свергаемых чертями в ад. На вопрос — „Неужели все, кроме русских, погибнут?” — монах ответил: немцы и другие иноземцы могут спастись, если обретут русскую душу. В 1937 году, в канун своего ареста, Осип Эмильевич Мандельштам написал стихи о том же: „я, дичок, убоявшийся света, становлюсь рядовым той страны, у которой попросят совета все, кто жить и воскреснуть должны”, — утверждая, что в конечном счете вечная жизнь и воскресение связаны прежде всего с приобщением к опыту России. <…> Вспомним слова Достоевского о русском как всечеловеке. Ведь если русский человек способен произвести из себя самого образ всего человечества во всех вариантах — из этого следует прямой вывод, что в принципе без остальных можно обойтись. Русский человек произведет человечество из себя самого”.