8 Цветаева М. И. Неизданное. Записные книжки. В 2-х томах, т. 1, стр. 186.

9 “Дыхание лирики. Переписка 1926 года”. М., “Арт-Флекс”, 2000, стр. 136.

10 Цветаева М. И. Неизданное. Сводные тетради. М., “Эллис-Лак”, 1997, стр. 238.

11 Там же, стр. 148.

12 Там же, стр. 64.

13 Там же, стр. 257.

14 Цветаева М. И. Письма к Константину Родзевичу. “Ульяновский дом печати”, 2001, стр. 45.

15 Цветаева М. И. Неизданное. Записные книжки. В 2-х томах, т. 2, 2001, стр. 78.

16 Сезам, откройся!! (нем.)

17 “Дыхание лирики…”, стр. 251 — 252.

18 Цветаева М. И. Сводные тетради, стр. 462.

19 Цветаева М. И. Избранная проза. В 2-х томах, т. 2. Нью-Йорк, Russica Publishers, 1979, стр. 28.

20 Там же, стр. 338.

21 Цветаева М. И. Избранная проза. В 2-х томах, т. 2, стр. 28.

22 Цветаева М. И. Неизданное. Сводные тетради, стр. 130.

23Эссе “Поэт-альпинист” не включено в Приложения к “Нескольким ударам сердца”. Эссе, оригинальный текст которого полностью не сохранился, печаталось на русском языке в ряде изданий в переводе с сербо-хорватского, на котором впервые было опубликовано. Эссе Цветаева прочла на вечере памяти Гронского в 1935 году. Приложения содержат статью “Посмертный подарок”, представляющую часть “Поэта-альпиниста”, рецензию Цветаевой “О книге Н. П. Гронского „Стихи и поэмы””, поэму “Белладонна”, стихи Цветаевой, обращенные к Гронскому в 1928-м, а также ее стихи, написанные на его смерть.

24 Детальный анализ “Оползающей глыбы” дан в статье “Сто их, игр и мод!” (Ельницкая С. Cтатьи о Марине Цветаевой. М., Дом-музей Марины Цветаевой, 2004).

25 Цветаева М. И. Собрание сочинений в 7-ми томах, т. 7, стр. 204.

26При оформлении в 1922 году документов для выезда за границу Цветаева убавила на один год свой возраст.

27 Цветаева М. И. Собрание сочинений в 7-ти томах, т. 6, стр. 417.

28 Цветаева М. И. Неизданное. Записные книжки. Т. 2, стр. 254.

29 Цветаева М. И. Неизданное. Сводные тетради, стр. 463.

30 Цветаева М. И. Собрание сочинений в 7-ми томах, т. 6, стр. 417.

31 “Дыхание лирики…”, стр. 262.

32“Белладонну” Цветаева прочла впервые в газете “Последние новости” вместе с сообщением о кончине Гронского.

33 Цветаева М. И. Неизданное. Сводные тетради, стр. 307.

34Приводятся в щедрых Примечаниях к письмам, подготовленных Еленой Коркиной и Юлией Бродовской.

35 Цветаева М. И. Сочинения в 2-х томах, т. 2. М., 1988, стр. 421.

36 “Белладонна”, прочитанная мною в 1990 году в старом нью-йоркском альманахе “Воздушные пути”, и вслед за ней эссе “Поэт-альпинист” разбередили меня настолько, что летом того же года я подбила друга-альпиниста отправиться в поход на Белладонну. Трудности начались с поисков самой горы, с подходов к ней. О незабываемом восхождении я написала очерк для газеты “Новое русское слово” “По маршруту „Белладонна” — Белладонна”. На следующий год нас снова повлекло в те края, в район Дофинейских Альп. Узнав от местных альпинистов, что истинная Белладонна не “наша”, а следующая в горной цепи, попытались взойти, но… см. текст поэмы “Белладонна”.

37 Цветаева М. И. Сочинения в 2-х томах, т. 2, стр. 432 — 433.

38 Там же, стр. 414.

39 Там же, стр. 432 — 433.

40 Там же, стр. 422.

41 Цветаева М. И. Избранная проза в 2-х томах, т. 2, стр. 28.

42 Цветаева М. “Хотите ко мне в сыновья?” М., “Дом-музей Марины Цветаевой”, 1994, стр. 27.

43 Цветаева М. И. Сочинения в 2-х томах, т. 2, стр. 422-423.

44 Цветаева М. И. Сочинения в 2-х томах, т. 2, стр. 425.

45 Там же, стр. 420.

46 Цветаева М. И. Неизданное. Сводные тетради, стр. 506.

Духанина Маргарита Геннадьевна — историк. Закончила Российский государственный гуманитарный университет. С 1998 по 2004 год работала старшим научным сотрудником в Доме-музее Марины Цветаевой. Выступала со статьями в зарубежной и отечественной периодической печати. В “Новом мире” печатается впервые.

Елабуга.

Небольшой старинный купеческий город на реке Каме, на всю Россию славящийся благотворительностью состоятельных граждан, на средства которых строились училища, гимназии, детские приюты, храмы, монастыри, проводилось электрическое освещение и прокладывался водопровод. Традиция благотворительной деятельности “с размахом” купцов Стахеевых, Черновых и прочих, передающаяся из поколения в поколение, создавала в городе атмосферу уникальной духовности и истинно русское ощущение “гнезда”, домашности, уюта, что вообще характерно для маленьких провинциальных российских местечек.

Елабуга давно у всех на слуху. И не славными традициями благотворительности, не красотами природы известен этот город. И не крупными месторождениями нефти, открытыми в Восточном Предкамье, прославлен (хоть в веке нынешнем и утверждается, что нефть — это “наше все”). И мало кто знает, что Елабуга — родной город замечательного русского пейзажиста И. И. Шишкина и что именно здесь писала свои уникальные “Записки кавалерист-девицы” ординарец Кутузова, женщина-офицер Надежда Дурова.

На веки вечные в российском сознании Елабуга — город, где завершила свой земной путь Марина Ивановна Цветаева. Город, принявший ее последний вздох — и упокоивший тело. А Душу? Душа ушедшего в смятении, мятеже, внутренней смуте, тяжести — не знает покоя и в вечности.

Душа не знает покоя. Бунтует. Мается. Данью ей — наши молитвы и наша память.

1

Не надо обладать особой наблюдательностью, чтобы заметить: и у литературоведов, и у читателей существует настоящий культ Цветаевой и увлечение ее творчеством почти всегда переходит в увлечение личностью поэта. Конечно, по-другому, как правило, не происходит — не только в случае с Цветаевой. Но ведь земной, жизненный путь любого человека не обходится без проб и ошибок, и нельзя возводить этот путь в абсолют — обстоятельство, в случае с Цветаевой чаще всего совершенно неучитываемое.

Благими намерениями и усилиями многочисленных цветаеведов личность Цветаевой превращена в “благоуханную легенду”. Н. Я. Мандельштам с присущей ей язвительностью как-то сказала применительно к людям, окружавшим Ахматову, что их отношение к Анне Андреевне — один “сплошной сюсюк”. То же самое можно сказать и о тех, кто занимается биографией Марины Цветаевой. Традицию эту заложили близкие — А. С. Эфрон, А. И. Цветаева; их субъективизм абсолютно понятен и по-человечески симпатичен. Но почему и зачем “благоуханные легенды” создают историки и филологи, претендующие на некую долю объективности и беспристрастия?

Все биографы Цветаевой сталкивались с одной знаменательной особенностью, позволяющей им заниматься “мифологией”. Эта особенность — почти всегдашняя двойственность текстов (в том числе и автобиографических!) самой Марины Ивановны, позволяющая использовать их в любых интересах. Говоря иначе, опираясь на цветаевские тексты (и только на них!), можно написать две и даже три биографии Цветаевой, точнее, можно написать биографии как будто бы совершенно разных людей. Так что первый создатель мифологемы собственной судьбы — все-таки сама Цветаева. И с этим неизменно приходится считаться.

Изучая изданные биографии Цветаевой, можно различить два авторских подхода к их созданию — фактологический (то есть когда автор исследования пытается самоустраниться, ограничиваясь исключительно “событийным рядом”) и концептуальный. Из концептуальных биографий (таких — меньшинство) самой интересной — и самой неоднозначной — представляется, конечно, книга Виктории Швейцер “Быт и бытие Марины Цветаевой”. Читать эту книгу интересно и поучительно. Будучи добросовестным историком, Швейцер не осмеливается откровенно тасовать и фальсифицировать факты для доказательств каких-то своих теорий. Она поступает иначе: все, что в биографии Цветаевой по-человечески отталкивает и вызывает у нее недоумение, заковывается в кандалы “концепции” и перекрашивается из “черного” в “белое”. Парадигма, выстроенная Швейцер, довольно проста и не оригинальна. Она пишет книгу о ПОЭТЕ, подразумевая, что обычные критерии нравственности к поэту никоим образом не могут быть применимы. Поэт — существо высшего порядка (читай: небожитель), живущее здесь, на земле, по каким-то особым, “цеховым”, тайным законам. По каким же именно, читателю не поясняется (следуя логике Щвейцер, она сама никак не может знать этих законов, ибо — “не-поэт”). Швейцер вычеркивает поэтов из системы мира, системы мироздания, фактически разрывая все тонкие невидимые нити, которыми мир держится. У того, кто читает эту книгу, может возникнуть искушение: если кому-то (поэту) дозволено преступить, значит, дозволено преступить и мне, читателю!