Оценивая написанное Лунцем, в очередной раз удивляешься, насколько современники могут обманываться. Драматургия Лунца — а воспринимался он в первую очередь как драматург — очень несовершенна. Желание возродить романтический театр на опустевших и выморочных пространствах Петрограда 1919 — 1920 годов — желание, опять-таки, романтическое. Остры коллизии, положенные в основу пьес; это неизбежный конфликт поэта и властителей и неизбежный конфликт поэта с самим собой, когда, вынужденный обстоятельствами, он сдался и утратил независимость. Иное дело — пьеса, давшая название сборнику. Лунц ориентировался здесь на театр С. Радлова, на эстетику массовых театрализованных постановок, характерных для первых революционных лет. И опыт этот куда успешней.

Несмотря на домашнее воспитание (оранжерейное, сказали бы мы, когда бы все, в том числе и оранжереи, не просвистал насквозь ветер эпохи), несмотря на академичность занятий, Лунц оказался очень восприимчив к современным веяниям. Он слышал новый язык, улавливал неожиданные интонации. Его рассказы и фельетоны, в которых разочаровался вскоре и сам сочинитель, предвосхитили и “гнутое” словцо Зощенко, и “блатной” лексикон раннего Каверина (забавно, что каверинская повесть “Конец хазы” по жаргону беднее короткого лунцевского рассказа “Верная жена”). В дюжине сохранившихся прозаических опытов Лунца заключен своеобразный проспект будущей советской прозы двадцатых — тридцатых годов. И как жаль, что произведения этого автора приходят с опозданием на восемьдесят лет, вместо того чтобы давно быть прочитанными и усвоенными и публикой, и историками литературы.

Книгу Лунца и книгу о Лунце пытались издать вскоре после его внезапной смерти (знавшие его никак не ожидали, что этот вечно больной, скитающийся из больницы в клинику и из госпиталя в санаторий юноша все же умрет, столько в нем было жизнелюбия и в моменты просветов отчаянного веселья). Вопросы издания обсуждались в переписке, но книги так света и не увидели. Вновь вопрос об издании возник в шестидесятых годах, когда была даже создана комиссия по литературному наследию Лунца, подготовившая к печати сборник, после долгих издательских мытарств отклоненный.

Зарубежные публикации — переписка “серапионов”, напечатанная в двух номерах “Нового журнала” за 1966 год Г. Керном, сборники, подготовленные М. Вайнштейном (Иерусалим, 1981) и В. Шриком (Мюнхен, 1983), — сыграли важную роль и в собирании, и в усвоении лунцевского наследия, но на нынешний момент, к сожалению, устарели (так, комментарии не выдерживают сколь-либо серьезной критики). А многие вопросы публикаторами и вовсе не затронуты. Казалось бы, где, как не в Израиле, заниматься изучением “еврейской темы” в творчестве “серапионов”, темы продуктивной и многоплановой, — но она и по сей день ждет своего исследователя. Вышедший в 1994 году в Санкт-Петербурге сборник Лунца был, по сути, переизданием сборника иерусалимского (недавно сборник переиздан опять).

Всего этого явно недостаточно. Минула целая эпоха, открылось великое множество фактов, таившихся в государственных и частных архивах, уточнены годы и обстоятельства жизни и смерти тех или иных лиц, героев и персонажей российской истории. Так что и подготовленный компетентной комиссией сборник, положенный на хранение в ЦГАЛИ, теперь устарел.

Составителю пришлось начинать работу заново и в одиночку. Обстоятельства, перечисленные здесь, отразились, конечно, на изданной наконец-то книге. Отразились уже и в том, что за исходные пришлось брать в том числе и зарубежные публикации, которые, как упоминалось выше, не всегда выполнены на должном уровне.

Начинать приходилось с таких азов, которые могут показаться смехотворными мелочами. Скажем, название сборника. “Обезьяны идут!”, заглавие лунцевской пьесы 1920 года, — это предостережение, крик, раздающийся в самый неподходящий момент, который означает, что надо быть начеку, готовиться отразить нападение, ведь на город наступает не какой-то абстрактный враг, а дикие обезьяны, забавные в своих ужимках, но беспредельно жестокие к покоренным. В названии санкт-петербургской книги 1994 года слова эти утеряли кавычки и восклицательный знак, что, несомненно, ошибка. И сколько еще ошибок и неточностей исправлено…

Очень многое вообще сделано впервые. И указатель всех известных на данный момент художественных и литературно-критических произведений Лунца, и краткая хроника его жизни и творчества, которая может и должна впредь дополняться. А чего стоят одиннадцатистраничный список использованной литературы или двенадцатистраничный аннотированный именной указатель в два столбца очень мелким шрифтом. И в традиции издания литературных памятников — отдельный блок комментариев, занявший более 10 авторских листов; кроме того, прокомментированы все документы, представленные в приложениях, даны пространные комментарии к каждому письму. А комментарии к памфлету “Хождения по мукам” нельзя назвать иначе как образцовыми.

Е. Леммингом выбран единственно верный подход: творчество Лунца представлено с предельной полнотой (и пьесы, и киносценарии, и рассказы, и статьи), представлено в биографическом контексте (особый раздел отведен заявлениям Лунца, запискам и т. п., которые проясняют и его судьбу, и судьбу его произведений, в частности пьес) и в контексте эпохи (письма, коллективные выступления, некрологи). Предисловие Валерия Шубинского, где Лунц и включен в ряд знаменитых литераторов, трагически рано окончивших свои дни, — каковы Т. Чаттертон, Р. Радиге, В. Г. Ваккенродер — и решительно исключен из этого ряда, ибо в него не вписывается, дает вероятную модель его литературной судьбы. Послесловие Е. Лемминга предлагает иное прочтение той же судьбы, кроме того, автор отмечает, что за пределами тома остались материалы и наблюдения, не введенные пока в научный оборот. Ну а название книги вновь звучит как предостережение в эпоху, когда многие научные и культурные навыки утрачены.

Разумеется, сочинения Лунца будут еще переиздавать. Это внушительное собрание — первое в ряду научных изданий, и тираж 600 экземпляров совсем не велик при том интересе, какой проявляют читатели и слависты к литературе советского периода. Однако приоритеты определены.

Марина Краснова.

*

±7

Патрик Дж. Бьюкенен. Смерть Запада. Перевод с английского А. Башкирова. М., АСТ; СПб., “Terra Fantastica”, 2004, 444 стр. (“Великие противостояния. Америка против Америки”).

Эту нашумевшую книгу 2002 года, написанную известным американским неоконсерватором, стоит читать хотя бы потому, что само выражение смерть Запада (именно с бьюкененовскими коннотациями) никуда из политического языка уже не исчезнет, подобно столкновению цивилизаций или пресловутому концу истории . (Читать можно и в Сети: <http://buchanan.by.ru>; а реферат книги был опубликован в “Вестнике Европы”, 2004, № 11).

В книге Бьюкенена ясно видны два взаимосвязанных, но отчасти и самостоятельных слоя (можно сказать, два месседжа). Один — это выразительное (не для слабонервных) описание демографической катастрофы западного общества (вымирание населения + массовая иммиграция из третьего мира); другой — объяснение причин этой катастрофы, типологически укладывающееся в классическую теорию заговора (впрочем, стоит вспомнить известную острботу: если у человека мания преследования, это не значит, что за ним не следят; см. ниже — о книге Вадима Руднева). Но и само рецензируемое издание делится на две неравные части: собственно текст Бьюкенена и полемическое послесловие Андрея Столярова, играющее далеко не служебную роль.

Если я не ошибаюсь, эту (или почти эту) статью Столярова “Сумерки богов” мне уже приходилось читать в лондонском “журнале русского мира” “Колокол” (2003, № 3-4 <http://www.kolokolmagazine.com> ). О “Смерти Запада” Столяров писал и в интернет-журнале “Топос” (2003, 6 марта <http://www.topos.ru> ) — “Мир без США. Крестовый поход Патрика Бьюкенена”. Процитирую несколько мест: “<…> если бы не некоторые специфические реалии, свойственные только Соединенным Штатам, можно было бы полагать, что речь в книге идет о современной России. Вероятно, язык экстремального патриотизма (курсив в рецензии здесь и ниже мой. — А. В. ) един во всех нациях и народах. <…> Тем более что для объяснения причин происходящих событий автор обращается не к закономерностям исторического развития, что, вероятно, ему просто в голову не приходит, а в полном соответствии с психологией экстремального патриотизма создает образ внешнего и внутреннего врага. Только если российские патриоты крайнего толка объясняют бедствия современной России происками глобализма, масонства и сионизма <…> то Патрик Бьюкенен, будучи стопроцентным американцем, напротив, обнаруживает грандиозный марксистский заговор, который уже много десятилетий пронизывает Соединенные Штаты. <…> На самом деле ситуация для США гораздо хуже, чем ее видит Патрик Бьюкенен. Мир за последние десять лет полностью изменился. Европейский период всемирной истории действительно завершен, мы вступили в фазу сосуществования множества различных цивилизаций. <…> Конечно, трудно сейчас представить мир без Соединенных Штатов. Однако так же трудно было когда-то представить его себе без могущественного СССР и громадного лагеря социализма. Тем не менее социализм исчез, не выдержав испытания новым временем, и аналогичным путем, скорее всего, исчезнет нынешняя геополитическая империя США. Слишком специализированные социумы умирают, когда меняется среда их цивилизационного обитания. В этом смысле социогенез, эволюция социальных систем, ничем не отличается от биогенеза, эволюции систем живого мира. И вот здесь встает вопрос о месте России в новой эпохе. <…> Непонятно, зачем нужно связывать свое будущее с обреченной цивилизационной структурой. Может быть, России следует разрабатывать свой проект, более прогрессивный и более соответствующий двадцать первому веку? Если реальностью становится существование глобальных этносов (сверхкультур), то, вероятно, такой же глобальный этнос следует создавать и России. Тем более что у нее есть для этого все условия в виде колоссальных русских диаспор, уже инсталлированных в сферы технологических достижений Запада. Объединение диаспор и метрополии позволит создать Русский мир — геоэкономическую Вселенную, охватывающую громадное мировое пространство. Перед Россией ныне стоит задача утилизации западных социокультурных трофеев. Опоздать к такому всемирному аукциону было бы серьезной ошибкой”.