Звучит музыка, Инга приносит заказ, когда на танцпол выходят первые танцующие. Несколько девушек без кавалеров. Вспышки света. Ломаная графика движений.

— Черт возьми, какие руки, ноги, подмышки! Я сейчас кончу, черт меня побери!

Лита (уставшая от его постоянной провоцирующей болтовни):

— Замолчи, или я уйду. И вылизывай эти подмышки хоть до утра…

— Что ты, солнце? Ведь это просто впечатления, необходимый стресс после нашего обоюдного заточения… Ты думаешь — я тебя не люблю? Люблю. Но, чтобы оставаться самим собой, мне нужен взрыв! Лучше всего было бы разнести этот ресторан к чертовой матери!

Инга приносит выпивку и оливки.

Он видит, что вино открыто, и, спешно свинтив головку бутылке виски, наливает себе.

— Слушай, если ты будешь стаканами…. Ты напьешься.

— Но мы же договорились — напиться, как пролетарии?

— Нет, это ужасно…

— Нельзя прожить настоящую жизнь, ничем не рискуя… — Он отпивает полстакана и невесело улыбается: — Давай выпьем вместе. За наш экипаж. За этот полет в космосе… За эти зимы… Холод. Тьму. Черный песок. Звездную пыль...

Неожиданно истерический поток его красноречия иссякает. Он внимательно смотрит своей подруге в лицо какими-то неизвестными нам, глубокими, печальными глазами.

— Лита, господи… Без тебя я давно бы сошел с ума… Хуже! Просто сгнил бы. Я думал, что смогу сыграть в их игру по своим правилам, а в результате — просто очень дешево себя продал… — Он вновь внимательно заглядывает ей в глаза: — И плохо не то, что дешево, а то, что — продал… И от меня почти ничего… совсем ничего… уже не осталось…

— Виктор…

— Если когда-нибудь нас снимут с орбиты, я попробую вернуться… Стать человеком… Ты представить себе не можешь, как я буду любить тебя…

Они выпивают.

Она нежно целует его. Он еще наливает себе виски и опять выпивает.

— А теперь отпусти меня. Я опьянел от этих земных ощущений…

Я хочу еще… Ты же позволишь мне наделать немного глупостей?

Он снова наливает виски и со стаканом в руке оказывается в гуще танцующих.

Его сильно прет от женщин. Он не говорит ни слова, но мысленно надо вместе с ним пройтись по этим сладостным изгибам.

Потом его выбрасывает из танца к столу, где сидят Федька и Валя. Недолго думая, он говорит:

— Молодой человек, разрешите мне пригласить потанцевать вашу девушку…

— Это зачем? — зло спрашивает Федька и напрягается.

— Интересный вопрос… Ради смены ощущений… Если хотите — пригласите мою — во-он, видите за столиком прекрасную Аэлиту?

— Да пшел ты! — вдруг не по-хорошему начинает заводиться Федька.

— Федь! — удерживает его Валя.

— Ощущений ему захотелось… Да я тебе сейчас такие ощущения на роже оставлю…

— Федь…

Откуда-то появляется то ли дежурный по смене, то ли директор ресторана.

Толчея: «Все нормально?» — «Вы пьяны, молодой человек?» (Федьке).

Шеф:

— Ну что вы! Здесь никто не пьян! Прошу всех разойтись! Здесь все прекрасно… — Федьке: — Ты груб…

— Это ты грубости не видел…

— Вы влюблены, вы счастливы…

Те молчат.

— Счастливы?

— Послушайте, — уговаривает его Валя. — Зачем вы спрашиваете? Дайте мы уйдем…

— И даже не выслушаете меня?

— А хули тебя слушать? — опять бросается в его сторону Федька.

— Я хочу напиться. Потому что я — самый несчастный человек в мире…

— О! — говорит Валя. — Еще один! Таких мы много видели… Инга! — зовет она. — Помоги-ка…

Но Инга занята.

— На! — Федька наливает «несчастному» водки в пустой стакан. Тот выпивает.

— И что же у нас за несчастье такое? — растягивая время, говорит Валя.

— Я должен завтра совершить подлость.

— Какую подлость?

— Не хочу ничего говорить… Но это правда подлость, не шучу…

Внезапно разворачивает Валю к себе и целует на глазах у Федьки.

От неожиданности все трое встают.

Аэлита из-за столика спокойно наблюдает за всем происходящим.

Со всей силы, выбросившись вперед, Федька бьет по скуле шефа.

— Н-на-тебе-гадина!

Шеф отлетает, падает на соседний столик, все как в кино, какие-то люди ахают, звенит стекло, а шеф, вдруг стянув скатерть со стола, который он опрокинул, поднимает ее над головой и восторженно кричит:

— Финал! Финал! Плачу за все!

Федька с Валей какими-то улицами бегут прочь от ресторана.

Опять шеф: плачу за все! В зале появляется милиция…

Лита сажает его, пьяного, на сиденье рядом с собой, садится за руль, и через секунду красный «порше» исчезает в глубине улицы…

Шеф потирает ноющую скулу и бормочет: «Какой финал! Какой контакт! Превосходный вечер!»

Ночь. Офис нефтяной компании. Темно. Только луна над степью. И внутренний дворик освещен. Бассейн изнутри светится голубым. Вокруг него в тень, под кусты, уходит зеленая травка. В шезлонге полулежит шеф, махровое полотенце наброшено на бедра, пьет мартини. Бутылка на столике. В голубой воде — смуглое женское тело в тонких черных купальных трусиках — Аэлита. На бордюре бассейна — еще один бокал с трубочкой и долькой лимона. Она делает несколько сильных гребков, нежась в светящейся воде, переворачивается — так что становится видна ее грудь, — потом меняет курс, одним движением ног проталкивает себя к бортику, придерживается, пригубляет вино. Смотрит на шефа. Он здорово выпил, голова запрокинута вверх.

Она отталкивается от бортика, хватается рукой за хромированный поручень, гибко, как кошка, поднимается по лесенке, подходит к шефу. Пытается взять у него полотенце — он не отпускает, смотрит на нее. Она улыбается, садится на корточки, начинает ласкать его. Очень откровенно. Потом перекидывает через него ногу, садится верхом и целует его в губы. Кусает. Опят целует. Проводит языком. Он оживает, ладонью за шею пригибает к себе.

Трусики падают в траву.

Из-за бархана, из тьмы, на них смотрят казахские мальчишки. Как на инопланетян.

sub VI /sub

Город. Шумная, полная автомобилей и трамваев площадь. На углу одной из улиц — банк и банкомат прямо в стене. Подруливает вахтовый автобус. Открывает двери, оттуда выходят люди в фирменных желто-черных спецовках. Идут к банкомату, выстраиваются в очередь.

Банкомат: экран, клавиатура. Пальцы, набирающие код.

Что-то не то. Первый возится-возится, два раза набирает код, потом опять набирает, выводит баланс. Тупо смотрит на чек.

— Ты там чего застрял, дядя Андрей? Миллион получил? Давай пропускай!

— Да я вот не пойму… — говорит первый и отходит.

Второй — могучий такой, основательный мужик. Набирает код, заслоняя клавиатуру спиной.

— От жены, что ли, пин-код прячешь, Петрович? — опять шутит какой-то остряк. — Давай не задерживай!

Петрович отходит, но в руках у него тоже чек, а не деньги.

Третий — Федька. Раз-раз — все делает резко.

— Какого черта?! — вскрикивает он. — Что значит: баланс ноль-ноль-ноль? А за март, апрель?! Петрович, хули ты молчишь, у тебя эта штуковина что показала?

— Нулевой баланс, — мрачно и неохотно отвечает Петрович.

— А ты, дядя Андрей? Что у тебя?

— Нет начислений…

— И вы молчите! Как штырь проглотили! Как это нет начислений?

Вы что, ребята? Второй месяц денег не плотят! Вы чё…

Подходят из разных концов очереди. Ну-ка ты попробуй, ты попробуй.

— Вот гады! (Общий шум). Два месяца ни у кого ни хрена! А спросить? Спросить с кого? Мать вашу! Придумали аппарат вместо бухгалтера! Сук-ки рваные! Даже спросить нельзя! Как жить?! Деньги — откуда брать?

— Да раздолбать эту штуковину…

— Что мы — быдло, что ли?!

— Ломик, ломик есть у кого-нибудь?

— Вы что, вы что!

— А что — «что»? Нашим детям есть-пить надо?

— Да хули там, вскрывай его, ребята!