Обращаясь все же к Янке с Джанис, думается, что при сопоставимой силе темпераментов они являют собой два принципиально разных способа общения с людьми. Джанис — это западная раскованность, эмоциональность, открытость чувств — вплоть до самозабвенно-смертельной экзальтации. У Янки, впитавшей славянские традиции, напряжение и боль прорываются сквозь сдержанность, почти строгость исполнения, покой — лишь тогда, когда сдержать их уже действительно невозможно.

Чем потрясла меня Янка? Истинной трагичностью творчества, необыкновенной вообще для рока конца 80-х. Бред совкового бытия, мрачность урбанистических закоулков и затерянность в них человека в янкиной интерпретации выглядят не иронической чернухой, не мрачным фарсом, а именно тем, что в классические времена называлось высокой трагедией. Даже совершенно матерные куплеты: "Я повторяю десять раз и снова" — звучат трогательно, горестно и чисто.

Трогательно, горестно и чисто…

…Я вообще не понимаю, как можно брать-давать какие-то интервью. Я же могу наврать — скажу одно, а через десять минут — совсем другое. А потом все будут все это читать. Ведь человек настоящий только когда он совсем один — когда он хоть с кем-то, он уже играет. Вот когда я болтаю со всеми, курю — разве это я? Я настоящая только когда одна совсем или когда со сцены песни пою — и даже это только как если, знаешь, когда самолётик летит, пунктирная линия получается — от того, ЧТО ЕСТЬ НА САМОМ ДЕЛЕ.