— За кораблем.

— Да, — буркнул я, ставя под навес копейные древки, — мерзавец Лучок бросил заготовки прямо под палящим солнцем.

Сказав парням, что схожу к мысу, я поднялся по тропинке и обогнул скалы. Я явно спятил. Нет, распознать уловку было некому: в лагере оставалось всего четверо парней, — двое на постах, двое дрыхли, готовясь к ночной вахте. У служанок было полно забот. Колдун сидел на цепи, Светленькая наверняка получила щедрую дозу орешков. Но зачем я шел к Жани? Девки, утехи плоти, — я всегда уделял им должное внимание. Когда оставалось свободное время. Сейчас мы с Жани, разом обезумев, изо всех сил гребли к мучительной и долгой боли.

Зачем?

Сползая по склону, я не мог найти ответа. Просто обнять девочку. Не опрокинуть, не растянуть, поспешно срывая платье. Почему-то больше всего тянуло обнять, прижать к себе.

Снова ныл бок и колено. Кажется, я почувствовал себя излишне живым. Что я делаю?

Плескал прибой, до лица долетали брызги. Море спешило успокоить, — какой бы не была кара, мы ляжем в эти соленые объятья. Я раздевался, пряча одежду и сапоги между камнями. Плотнее затянул ремень с ножнами кинжала и присел на корточки.

Что я делаю? Еще день, нет, почти два дня редких взглядов, два-три поцелуя тайком, и я отправлюсь к своему мертвому королю. Лысеющий лох и дурак. Поцелуй, краткое судорожное наслаждение плоти, потом с Жани сдерут кожу. Я предпочел бы быть первым, но Эшенба наверняка это поймет. Её будут убивать долго, возможно, король пожелает, чтобы этим занялся я. Буду я в силах вскрыть ребра девчонке, содрать волосы с её головы? Нет, такой клятвы я королю не давал.

О, боги, я клялся быть левой рукой короля Эшенбы. Просто рукой, послушной и верной. Его руки много что делали. И с женщинами в том числе.

Я знал, что все равно пойду к ней. Если что-то и сохранилось в том, что еще может зваться моей жизнью, так этот летний день с ярким солнцем, криками чаек и дрожь нетерпения в теле старого дурака.

Первая волна меня накрыла, потянула в шелестящую смесь песка и гальки. Я вынырнул и поплыл вдоль камней. Соль жгла бок, но это пройдет. Все пройдет. И Жани скоро пожалеет, что затеяла игру с грубым немолодым лордом. Но всё это будет потом…

Я обогнул камни мыса у входа в Кедровую. На посту над бухтой сейчас сидел Ерне, — неплохой мечник, но не слишком-то бдительный часовой. Интересно, учла ли это Жани? Любой, сумевший выжить рядом с мертвым королем целый год, умеет думать.

«Сопляк» лежал, вытащенный на песок, и они были рядом, — обезьяний принц сидел на песке с веревкой на шее, котенок бродил вдоль полосы водорослей. Жани вытянулась на плаще в тени борта драккара. Должно быть, дозорному отлично видна голова королевской девки, дремлющей в теньке. Нет, не голова, — просто что-то плотно свернутое и прикрытое платьем. Сама Жани в короткой рубашке пряталась под кормой «Сопляка».

Проскочить два десятка шагов до корпуса драккара было несложно. Но, аванк меня раздери, выяснилось, что я еще способен стесняться наготы.

Жани смотрела на меня с испугом.

— Корявый лорд? — спросил я опускаясь на колени рядом.

— У тебя кровь, — прошептала она. — Нужно завязать.

— Всего две капли, — я замер, девочка обняла меня и слизнула алую струйку, сочащуюся по вспухшей у раны коже.

Руки у нее были горячие, язык нежный, прохладный. У меня сбилось дыхание. Жани подняла лицо для поцелуя, и я ужаснулся тому, как она юна. Губы искушенные, алчные. Отстранилась, она с опозданием сказала спине мальчишки:

— Не вздумай вертеться.

Обезьяний принц, не оборачиваясь, кивнул кудлатой головой и продолжил выкладывать узоры из мелких камушков. Мимо нас с задранным хвостом проскакал котенок, с разбегу запрыгнул на спину мальчишке.

Жани слизнула последнюю алую каплю с моего бока. Глядя мне в глаза, потянулась ниже. Пальцы, унизанные кольцами, сжали мою плоть. Мне захотелось рухнуть, опрокинуться на песок от наслаждения. Потом и рот девочки опустился ниже, но она все также смотрела мне в глаза.

Мы совершенно опьянели. Я разорвал рубашку Жани, и мы извивались на этих лоскутах, подобно паре неведомых морских тварей. Кое от чего Жани меня удерживала, опасаясь засорить рану на моем боку. А я забыл обо всем. Служанки, которым вздумается спуститься к песку, выспавшиеся бойцы, нежданный посыльный из Глора, — все куда-то отстранилось.

Мы отвлеклись лишь раз, — Снежок, вздумавший было подкрадываться к чайкам, во всю удирал от сердитых птиц. Жани смеялась под птичий ор, я целовал её размазанные губы.

— Сколько тебе лет?

— Я взрослая, милорд. Не спрашивай.

— Не буду.

Она дотянулась до пояса с кинжалом:

— Слушай, убей меня прямо сейчас.

— Не буду. Вдруг у нас будет еще день?

— Не будет. Ты завтра уедешь к Нему.

— Да. Но боги могут все повернуть.

— Где они, боги? — тонкий палец скользил по шраму на моем плече. — Ты красивый.

— Шутишь? Я старый и почти мертвый.

— Ха, мертвые года не считают. Нам ли не знать? Хочешь еще?

Она сама хотела. Я чувствовал это по движению её руки, по напряжению её тела. Лежал, закрыв глаза, выгибался и ждал, когда она потянется ртом.

От наслаждения хотелось взвыть.

Потом Жани села на меня верхом.

— О жене думаешь? Жмурячая стерва. Жаль, что ты тогда не разрезал её на куски.

— Там слишком многих следовало разрезать.

— После смерти её отыщешь. Отдерешь до кровавой жижи. Проклятые Ливни. Проклятая сучка. Я не хочу, чтобы ты её искал. Никогда!

— Не буду, — я накрыл упругие груди девочки ладонями…

Тень почти совсем ушла. Обнявшись, мы забились в узкую полосу под смолистым корпусом «Сопляка».

— Идти нужно.

— Сейчас нырну, — я с трудом отпустил тонкую талию Жани, взял ремень с оружием.

Девочка хихикнула:

— Ты прямо морской груаг.

— Старый морской урод.

— Зато неутомимый, — Жани принялась шарить в песке, отыскивая разбросанные браслеты. — Вот наказанье, чесотка их разрази.

— Отыщи все. Король любит звенящих красавиц.

— Холодная червивая тварь, — девочка выругалась по-настоящему. — Иди, Либен. Мы и так рискуем.

Я погладил её скованную серебром щиколотку и метнулся к воде.

Обошлось без осложнений, если не считать наглого баклана, безнаказанно украсившего пометом мои спрятанные сапоги. В Кедровой царило сонное спокойствие. Я уже распекал вялого Ерне, когда внизу показалась девочка с обезьяним принцем. Едва плелись с видом разморенных жарой бездельников, даже Снежок повис на руках мальчика обессиленной белой тряпочкой. Я отвернулся и пошел проверять колдуна.

Я сидел у себя и приводил в порядок оружие, когда в дверь робко поскреблись.

— Что еще? — рявкнул я.

Молчание, потом снова поскреблись. Я распахнул дверь, и обезьяньего принца едва не размазало о стену. Я хмыкнул:

— Извини, герой, я не сообразил. Входи.

Мальчик с подозрением осмотрел мою коморку, убедился, что никого, кроме нас нет, и вытряхнул из рукава клочок бумаги.

«Где вчера». Почерк у Жани был неуклюжий. Странно, что она вообще умеет писать. Впрочем, я так и не узнал, откуда девочка родом. Я повертел крошечное послание, — клочок был явно позаимствован из бумаг колдуна, — на обороте виднеется край какой-то сферы, намалеванной красной тушь.

— Спасибо, герой.

Мальчик кивнул, не спуская взгляда с разложенного на лежаке оружия.

— Можешь подержать.

Обезьяний принц примерился к моему длинному кинжалу.

— Возьми лучше малый, — посоветовал я. — Нет, лучше бери обратным хватом. Прячь под рукой и полосуй по запястьям или икрам. Для всего остального тебе нужно подрасти.

Мальчик с тоской взглянул на меня. Мы оба знали, — едва ли у него остался хоть какой-то шанс вырасти. Король решил придержать пару кружек благородной крови в резерве. Зная нашего мертвого господина, можно предполагать, что откупорить резерв он сочтет нужным в самом скором будущем.