— Такова жизнь, парень. Ты уйдешь к богам, как мужчина.

Он кивнул.

— Ты нас извини, — пробурчал я. — Не подобает мальчику смотреть на такое, хм, бесстыдство. Мы что-то совсем потеряли голову.

Обезьяний принц для разнообразия пожал плечами, — понимаю, милорд, ничего страшного, милорд.

— Толковый ты парень, — я порылся под лежаком в куче серебра и прочего хлама. — Вот, держи…

Копье у оловянного копейщика обломилось, но вид крошечный воин все равно сохранял бравый: вот такие парни высаживались в Скара, когда Желтый берег еще не знал силы северного оружия, и тысячные толпы «желтков» толпились на улицах, размахивая оружием.

Мальчишка сжал в кулаке подарок и попятился к двери. Сломанная нога слушалась его плохо.

Я сидел за столом и смотрел на сваленное под лежаком серебро. Хватит, чтобы где угодно начать жизнь заново. Но для мертвых выбора нет. Поздно. Еще одна ночь. Капля теплой темноты, вдох жизни. И всё…

Я проверил посты, зашел к колдуну. Достойнейший Эмруозос дрых, задрав закованную ногу на каменный стол, заваленный чертежами и линейками. Башмаки стояли тут же. Ступни прорицателя были грязны, кольца с разноцветными камнями украшавшие пальцы ног потускнели. Стоит утром заставить его выкупаться? Вдруг король соскучился по мудрой заднице? Впрочем, наш хозяин не слишком утончен, грязь между пальцев ему не помешает.

Я проверил замок на ноге знатока звезд и вышел в приятную тьму.

Жани ждала. Выскользнула из тени колонны, повисла на шее. Я целовал её долго, а потом спросил то, что давно следовало спросить:

— Хочешь бежать?

— Куда, мой лорд? Мне некуда идти. Нет, раньше я мечтала, искала способы. Была готова спать с целым кладбищем, лишь бы подальше от одного-единственного мертвеца. Но, похоже, Эшенба давно утопил нас в своем гное.

— Похоже.

— Или ты что-то решил, Либен? — она пыталась заглянуть мне в глаза.

Я любовался отблеском Темной Сестры в глазах девочки:

— Я не могу уйти.

— И я тоже. Ну и костянка с ним — заявлю вам прямо, мой лорд: сегодня Эшенба может засунуть пятнистую башку прямиком в собственную заросшую задницу. Пошел он…

— Пошел он… — согласился я, вскидывая Жани на руки.

— Поимей меня, Либен, — страстно прошептала девочка. — Ну, пожалуйста. Согрей…

Я грел её. Жани порывалась служить и ублажать, я не давал. Мне нравились её беззвучные вскрики, а девочку радовали мои большие жесткие руки. И больше всего мы оба хотели растянуть время и наслаждение.

Мы сидели на краю стены, заслоненные остатками колонны. Луна с Темной Сестрой грели нашу обнаженную кожу. Скала обрывалась вниз, там урчала, скатывалась с камней белая черта прибоя. Как странно быть обнаженным, странно держать на руках белое, не загоревшее тело девочки. Бояться было нечего, — наткнись кто на нас, было бы совершенно безразлично, закутаны мы в плащи или наги.

Жани в очередной раз обмякла, её закинутые назад руки обнимали меня за шею. Тихий звон серебра, шепот ветра, — звуки жизни.

— Давай упадем? — прошептала девочка.

— Рано. С первым лучом солнца.

— Ты умеешь шутить, Либен?

— Едва ли, — я поцеловал руку, схваченную грузом серебра. — Все нашла?

— Макакс помог. Добрый мальчишка. Я не хочу видеть, как король его выпьет.

— Смотри мимо. Мы же всегда так смотрим, — я трогал твердые соски девочки. Она снова начала выгибаться, едва не соскальзывая с моих колен.

— Мы твари. Хуже йиен, — шептала она, вздрагивая. — Смотри — полнолуние. Если бы мы были живы, я бы родила тебе дитя. Или двух. Я была бы твоей лучшей наложницей, держала бы твоих девок вот так, — она сжала кулачок, сияющий камнями перстней.

— Если бы мы были живы, я бы взял тебя в жены. И держал бы тебя вот так, — я показал свой угловатый кулак.

Жани счастливо засмеялась морю и лизнула мои пальцы:

— Вставь мне, мой милорд. Вставь по самые яйца. Или скинь в воду. Нет, вставь, вставь, вставь!

Снова пустоши. Смык тянуть ветхую тележку не хотел. Я бы на его месте тоже оскорбился. Но иного выхода не было, — ни другого экипажа, ни упряжных лошадей нам не оставили. Мы тащились по тропе, и я вел Смыка под уздцы, гадая, — выдержит ли тележка. И еще меня просто раздирала зевота.

— Милорд не выспался? — с сочувствием поинтересовался восседающий под рваным тентом Эмруозос.

— Возраст, — кратко объяснил я.

— Возможно беседа двух образованных людей развеет…

— Заткнись.

Колдун заткнулся и догадливо молчал до самого ужина.

Мы остановились в знакомой ложбине у крошечного родника, я распряг Смыка, и принялся собирать костерок. Колдун стоял на коленях у родника и шумно пил, окунаясь в воду по уши.

— Прослабит, — сказал я, доставая кресало.

Эмруозос поспешно выпрямился:

— Могли бы и предупредить, милорд.

— Я и предупреждаю. Вот его, — я ткнул в сторону Смыка. — После полоскания твоих промасленных локонов кого угодно прослабит.

Колдун поправил подмокшие кудри и сконфуженно признал:

— Увлекся. Необходимо сначала напоить коня, не так ли?

— Смык должен остыть. И вообще-то он мерин.

Эмруозос глубоко вздохнул:

— Ладно, я всё путаю и ничего не знаю. Я не в своей тарелке, не на своем месте, и вообще веду недостойную жизнь шлюхи. Так?

— Примерно.

— Но голова у меня соображает. И я могу говорить прямо.

— Вот это явное бахвальство.

— Какого демона, Либен? Зачем мы премся к королю? Не проще ли повернуть твоего мерина и навестить, ну, скажем, Новый Конгер?

— Нет, не проще.

— Ладно. Понимаю. Эшенба — ужасный… ужасное существо. Твои опасения разумны. Что скажешь насчет Севера? Земли Ворона, можно убраться еще подальше. ОН не найдет. Можно на юг, на Желтый берег. Всегда мечтал увидеть океан.

— Не стоит. В первый же шторм выблюешь всю свою напомаженную мудрость.

— Хорошо, предложи иные варианты.

— Охотно. Мы едем к королю и смотрим на твои фокусы в Глоре.

— Не понимаю, — убито признал прорицатель. — Разве у тебя не появилось некоего серьезного стимула, чтобы, э-э, покинуть Его Величество, а заодно и Кедровую?

— Заткнись!

Мы поужинали в молчании. Подчистив куском лепешки миску, колдун приободрился:

— Можешь выбить мне все зубы, но объясни. Ради всех потрохов старой банши, — зачем тебе к Эшенбе? У короля инстинкт гадюки, к тому же, гадюки необъяснимо бессмертной. Рано поздно он пронюхает и…

— Тебе-то что за дело?

— Я не хочу к королю, — кротко признался прорицатель. — Он безумен. Он феноменально грубый любовник. Он меня убьет. Кроме того, у меня может ничего не получиться с магией. У меня нет опыта расчетов подобного рода. И вообще, Глор не сделал мне ничего плохого.

— Ты служишь королю. Эшенбе нужен Глор, и король получит столицу.

Кажется, маг едва сдержался, чтобы не запустить в меня миской:

— Проклятье! Ты самый тупой из всех виданных мною тупиц! Что тебе за толк в мертвом короле-безумце? Ты подумал, что будет, если я намекну, — только намекну, — о твоих отношениях с одной красоткой, любящей пожевать наркотики? Твоя голова так быстро покинет плечи, что ты даже не успеешь удивиться. Ты идиотский баран, Либен.

— Очень может быть. Но в первую очередь, я — левая рука Эшенбы. Если король сочтет нужным отсечь свою руку, кто посмеет ему возразить? Конечности вообще не умеют возражать. Зато у них порой бывает язык. И кто-то может сказать, что некий многомудрый красавчик-прорицатель лез в постель к честному воину, искушая утонченными удовольствиями и соблазняя бежать в Глор. Обещая милость двора, груды серебра и руку своей сестры-некромантки.

— Тебя искусишь, — проворчал колдун. — Ты же едва ноги волочишь, Либен. В твоем возрасте излишества вредны. И что за ересь про сестру-некромантку?

Объяснить я не успел — в это мгновение из темноты совершенно беззвучно вылетела какая-то бесформенная тварь и плюхнулась на круп Смыку. Перепуганный мерин шарахнулся прямо в костер, расшвыряв головни. Эмруозос взвизгнул и на диво точно метнул миску, угодив в распластавшуюся на спине мерина дрянь. Тварь уже обтекала бока моего Смыка подобно толстому плащу. Я приготовился поддеть гадину мечом, но мерин рванулся в сторону, рвя привязанный к кусту повод. Меня слепила тьма и летящие от разметанного костра искры. Вдруг ложбина озарилась неярким, но ровным голубым светом, — Эмруозос держал на воздетом пальце крошечный огонек. Я погрузил клинок в мерзкое живое покрывало, — сталь входила словно в какой-то студень. Тварь мгновенно содрогнулась и слетела в сторону, — вслед ей колдун метнул свой шарик. Бедняга Смык, напуганный неведомым хищником и магическим светом, с ржанием выдрал повод вместе с кустом и кинулся в противоположную сторону. Я побежал следом.