«А также мой свёкор. Теоретически», — добавляю мысленно.

— Дон Теймур, — продолжает сэр, — леди Ванесса-Иоанна. Моя спутница.

— А также Обережница, — добавляет дон Глава, Архимаг и кто-то-там-ещё, по-прежнему глядя на меня в упор. — А также последняя ученица Майкла Джонатана Кэррола младшего. А также несостоявшаяся супруга моего сына Маркоса и, помимо этого, мать моих внучек.

Должно быть, он рассчитывает, что после такого потока информации я тотчас спекусь и начну признаваться во всех винах, известных и неизвестных. Но я лишь со всевозможным почтением склоняю голову. Интересуюсь невинно:

— Вы совершенно правы, дон Теймур. Можно считать официальную часть законченной?

Дон почти требовательно протягивает руку, и я, поколебавшись, подаю свою. Он, не торопясь, прикладывается к ней, как бы мимоходом коснувшись навязанного мне кольца большим пальцем, и я успеваю заметить, как внутри камня загорается тусклый огонёк. Похоже, основной целью приветствия являлась активация этого самого кристалла.

Ну, дон!

— Официальная часть? — Он сощуривается, и я вдруг замечаю, какие у него густые и длинные ресницы, непозволительно красивые для мужчины. — Теперь, пожалуй, закончена. А вы, — красиво очерченная бровь приподнимается в знакомом изгибе, — уже собираетесь покинуть нас, донна? Не рано ли?

— О, это было бы невежливо, — отвечаю любезно. — Мы ведь только познакомились? Да и хотелось бы поближе поглядеть на… родственника. Как-никак, мы впервые встретились.

— Не по моей вине, донна, не по моей, позвольте вас заверить… Михель, мы бы выпили чаю, — бросает он в пространство и гостеприимно указывает на ближайший столик. Лично отодвигает для меня стул, с таким выражением лица, что кажется: стоит мне помедлить — и получу я сидением этого стула по соответствующей части тела, да как следует… Сам он занимает широкое массивное деревянное кресло напротив; сэр Джон легко вклинивается между нами третьим, как независимый арбитр. И у меня, несмотря на внутреннее напряжение, появляется интересная мысль, а не в этом ли качестве он здесь и присутствует? И устраивается он, кстати, на лёгком табурете, с которого, случись разнимать игроков, можно вскочить гораздо быстрее, чем с громоздкого тяжёлого стула. В глазах моего новоиспечённого родственника явственно читается мыслительный процесс: меня обмеряют, прощупывают, сканируют, делают спектральный анализ и в соответствии с обновлёнными данными на ходу меняют тактику поведения.

Тем временем Красная Шапочка с братцем быстро, но без суеты раскидывают на столе тонюсенькие бамбуковые салфетки-циновочки, там же появляется и вазочка тонкого цветного стекла с одинокой веткой рябины. Два чайника из простой неглазированной керамики, что до этой минуты, похоже, держались в кухне наготове, теперь перекочёвывают к нам на стол в сопровождении таких же керамических пиал с тиснёным по ободкам орнаментом. Расставляются вазочки с жёлтым колотым сахаром, воздушной пастилой и какими-то восточными сладостями.

Михель, однако… Легче угадать, чего у вас в закромах не имеется. Это что же, всё по скромному и нетребовательному вкусу постоянного клиента? Судя по быстроте исполнения — да. И с клиентом этим считаются весьма и весьма, освободив заранее зал от лишних глаз и ушей, уж каким образом — для меня это так и останется загадкой.

— Донна Ванесса, — Глава так и лучится гостеприимством, — … или лучше, быть может — Ива? Не откажитесь быть нашей хозяйкой. Представьте, я немного наслышан о ваших способностях, в частности — о непревзойдённом умении составлять травяные сборы, и жажду увидеть ваше умение.

Не собьёте вы меня с толку вашим сексуально настроенным голосом, дон. И, кстати, вы эту чайную церемонию устроили просто так — или хотите позабавиться, не хуже утренних мальчиков? На меня внезапно нападает упрямство: а вот не буду вам ничего демонстрировать! Нашли девочку для развлечений, клоуна бесплатного! Но здравый смысл ехидно напоминает: тут кое-кто недавно упрекал себя в поведении по-деццки? Так и будешь продолжать? Или поумнеешь?

Он тебя проверяет, Ваня. Прощупывает. Анализирует поведение. И играть с ним в «не хочу — и не буду» — повредить не только себе, но и тем, кто тебя поддерживает.

Михель бесшумно выставляет передо мной баночки с травами. Отобрав несколько, запрашиваю у него ещё и специи, и хозяин, кивнув, приносит целый ворох мешочков. Так и быть, затворю свой чай, особый, но не ради того, чтобы угодить враждебно настроенному дону, а ради того странствующего рыцаря, что не спускает с меня глаз, стараясь уберечь от возможного промаха.

Для образа юной девушки-подростка выбираю мелиссу и немного вербены; чтобы обозначить поклонника и верного рыцаря, оттеняю чай зёрнышком имбиря. А вместе с Кэрролом-младшим невольно вспоминаю и его белого жеребца, стало быть, лепесткам василька в этом сборе самое место. Для чайной основы, как таковой, белый чай из пушистых почек и нетронутых обработкой листьев смешаю с чёрным крупнолистовым, кручёным, обожженным солнцем и высушенным ветрами, и возмужалым, собравшим в себе терпкость и мудрость зрелости. Я знаю, что вскоре увидит сэр Джон. Ему, и именно ему мне хочется показать эту замечательную пару, идеального мужчину и идеальную будущую женщину, своего Наставника и Гелю.

Увлёкшись, я почти теряю из вида дона и Архимага в одном лице, и спохватываюсь, только когда приходит пора разливать чай. Кому из мужчин подавать первому? Вроде бы сперва полагается почётному гостю, то есть дону. Но у нас в офисе секретарь при раздаче чая-кофе, независимо от важности переговоров, вначале оделяла чашкой генерального, согласно офисному этикету: первому вырази почтение своему боссу, а потом уже по ранжиру — всем присутствующим. Сэр Джон официально представил меня как свою спутницу, ему и уходит первая чашка. Вроде бы как куратору.

Он с благодарной улыбкой принимает пиалу, привычным жестом обхватывает за самый ободок, дабы не обжечься — знает науку чаепитий. Делает первый глоток и задумывается.

Наблюдаю с интересом. Я-то сама не вижу, что им там открывается, могу лишь догадываться. Сэр, прикрыв глаза, вдыхает аромат… и уходит в себя. Полное погружение, я бы сказала. Сейчас он меня не видит и не слышит. Сейчас он…

Дома.

Заглядевшись на него, я упускаю из вида почетного гостя, и он сам напоминает о себе, перегнувшись через стол и осторожно потянув у меня из рук вторую пиалу. Благосклонно кивает в ответ на моё извинение. Пьют они в полном молчании, оценивая каждый глоток. И меня не замечают, ушедшие в свои думы. Становится тихо, даже тиканья часов не слышно, только, скрипнув дверью, робко выглядывает из кухни Мила и тотчас прячется, когда отец, что дежурит у стойки, прикладывает палец к губам. А я, воспользовавшись затишьем, бросаю исподтишка взгляды на того, кто сидит напротив.

У него такие же чёрные как смоль кудри, тронутые сединой лишь на висках, но не до плеч, как у Маги, а стянутые в хвост. Только пара завитков брутально спадает над бровью и на висок. Щёки и подбородок гладко выбриты, но отсвечивают синевой, как у всех брюнетов. Руки… скульптурной лепки, не иначе, тоже с накладными ногтями, как и у сыночка, только металл другой, матовый, не бликует. Видела я сегодня эти руки… На безымянном пальце правой — светится и рассыпает редкие искры чёрный бриллиант намного крупнее моего. Это его единственное кольцо. И не навешано на нём столько серебра и прочих металлических побрякушек, как на Маге: либо чужда ему эта атрибутика, либо он в ней не нуждается.

Хлопает от сквозняка форточка. Дон прерывает молчание.

— Ты слишком долго не был дома, Джонатан, — медленно говорит он.

Сэр нехотя отставляет пустую пиалу.

— В последний раз я почти доехал. Но встретил на дороге даму — и не смог отпустить одну.

— Даму…

Мелькнув атласной подкладкой камзола, дон извлекает из внутреннего кармана массивный портсигар, тускло отсвечивающий жёлтым. Предлагает сэру — тот отрицательно качает головой.

— Вы позволите, донна?