Отношения становились все сердечней. Экипаж Бальзака каждый вечер останавливался у дворца Кастеллан, и беседы затягивались далеко за полночь. Он сопровождал ее в театр, писал ей письма, читал ей свои новые произведения, он просил у нее совета, дарил ей самое драгоценное из всего, что мог подарить: рукописи «Тридцатилетней женщины», «Полковника Шабера» и «Поручения». Для одинокой женщины, которая уже много недель и месяцев предавалась скорби по умершему, эта духовная дружба означала своего рода счастье, для Бальзака она означала страсть.

Однако, как только его ухаживания приблизились к опасной черте, герцогиня начала обороняться решительно и непреклонно. Несколько месяцев она позволяла писателю «только медленно продвигался вперед, делая маленькие завоевания, которыми должен удовлетвориться застенчивый влюбленный», упорно не желая «подтвердить преданность своего сердца, присоединив к нему и собственную свою особу». Может быть, она решила остаться верной своему мужу, отцу своего ребенка, а может, стыдилась своего увечья или же опасалась, что Бальзак проговорится о своей связи с аристократкой. Увы, писатель впервые понял, что его воля не всемогуща. Впрочем, история с госпожой де Кастри была для Бальзака не катастрофой, а лишь незначительным эпизодом.

Герцогиня де Кастри не единственное знакомство, которым Бальзак обязан почтальону. Существовала целая вереница нежных подруг, в большинстве случаев известны только их имена – Луиза, Клер, Мари. Женщины эти обычно являлись к Бальзаку домой, и одна из них унесла оттуда внебрачного ребенка. Бальзак однажды заметил: «Гораздо легче быть любовником, чем мужем, по той простой причине, что гораздо сложнее целый день демонстрировать интеллект и остроумие, чем говорить что-нибудь умное лишь время от времени». Но разве не может когда-нибудь вместо адюльтеров вспыхнуть подлинная любовь?

В 1832 году произошло незначительное на первый взгляд событие. 28 февраля издатель Бальзака Госслен передал ему письмо с почтовым штемпелем «Одесса». Письмо было от неизвестной читательницы, подписавшейся «Иностранка». Через некоторое время от нее пришло второе письмо с просьбой подтвердить получение писем через распространенную в России газету «Котидьен», что заинтригованный Бальзак и сделал. Вскоре он узнал имя своей корреспондентки. Это была богатая польская помещица, русская подданная Эвелина Ганская, урожденная графиня Ржевусская. Она изъяснялась по-французски, по-английски, по-немецки. Ее муж Венцеслав Ганский, которому было под пятьдесят, часто болел. Оба скучали в своем замке на Волыни, в Верховне. Эва родила мужу семерых (по другим данным – пятерых) детей. Но выжила только одна дочь. Эвелине, статной, чувственной женщине, было тридцать лет.

С начала 1833 года между Ганской и французским романистом началась оживленная переписка, которая продлилась пятнадцать лет. С каждым разом его послания становились все более экзальтированными. «Вы одна можете осчастливить меня, Эва. Я стою перед вами на коленях, мое сердце принадлежит вам. Убейте меня одним ударом, но не заставляйте меня страдать! Я люблю вас всеми силами моей души – не заставляйте меня расстаться с этими прекрасными надеждами!»

Осенью 1833 года в небольшом швейцарском городке Невшателе произошло первое свидание Бальзака с Ганской. К сожалению, эта важная сцена в романе жизни Бальзака не дошла до нас. Существуют разные версии. По одной – он якобы увидел Ганскую, когда стоял у окна «виллы Андре», и был потрясен, насколько облик ее совпал с обликом, который видел в своих пророческих снах, по другой – она тотчас же его узнала по портретам и подошла к нему. По третьей – не смогла скрыть, как ее разочаровала внешность ее трубадура. Бальзак познакомился с семьей Ганских. Ее глава был в восторге от знакомства со знаменитым писателем. Оноре и Эвелине почти не удавалось побыть наедине. Тем не менее Бальзак возвратился в Париж окрыленный. Незнакомка была само совершенство! Все любил он в ней: ее резкий иностранный акцент, рот, свидетельствующий о доброте и сладострастии. Он приходил в трепет, сам пугался, увидев, что вся его жизнь принадлежит ей: «Во всем мире нет другой женщины, лишь ты одна!»

В 1833 году Оноре работал сразу над несколькими романами. Бальзак все чаще возвращается к мысли, возникшей у него еще в 1831 году, во время работы над «Шагреневой кожей», – объединить романы в один огромный цикл. В начале тридцатых годов сложился тот лихорадочный, напряженный темп работы, который стал характерным для Бальзака на протяжении многих лет. Он писал обычно ночью, при плотно закрытых шторах и свете свечей. Быстрым, порывистым почерком исписывал страницу за страницей, едва поспевая за стремительным бегом своего воображения и мысли, и так десять, двенадцать, четырнадцать, а иногда и шестнадцать, восемнадцать часов в сутки. Так день за днем, месяц за месяцем, поддерживая силы огромным количеством черного кофе. Потом он разрешал себе расслабиться с друзьями и любовницами. Он признался Ганской: «Уже три года я живу целомудренно, как юная девушка», хотя накануне гордо сообщил своей сестре, что стал отцом внебрачного ребенка.

Бальзак продолжал забрасывать Незнакомку из Верховни письмами. «Как же вы хотите, чтобы я вас не любил: вы – первая, явившаяся издалека, согреть сердце, изнывавшее по любви! Я сделал все, чтобы привлечь к себе внимание небесного ангела; слава была моим маяком – не более. А потом вы разгадали все: душу, сердце, человека. Еще вчера вечером, перечитывая ваше письмо, я убедился, что только вы одна способны понять всю мою жизнь. Вы спрашиваете меня, как нахожу я время вам писать! Ну так вот, дорогая Ева (позвольте мне сократить ваше имя, так оно вам лучше докажет, что вы олицетворяете для меня все женское начало – единственную в мире женщину; вы наполняете для меня весь мир, как Ева для первого мужчины). Ну так вот, вы – единственная, спросившая у бедного художника, которому вечно не хватает времени, не жертвует ли он чем-нибудь великим, думая и обращаясь к своей возлюбленной? Вокруг меня никто над этим не задумывается; любой бы без колебаний отнял бы все мое время. А я теперь хотел бы посвятить вам всю мою жизнь, думать только о вас, писать только вам. С какой радостью, если бы я был свободен от всяких забот, бросил бы я все мои лавры, всю мою славу, все мои самые лучшие произведения, словно зерна ладана, на алтарь любви! Любить, Ева, – в этом вся моя жизнь!»

Они договорились о новой встрече. 25 декабря 1833 года Бальзак приезжает в отель «Дель Арк» в Женеве и находит там первый привет – драгоценный перстень, в который была запаяна прядь изумительных черных волос. Перстень, который так много обещал, талисман, который Бальзак носил, не снимая, до конца своих дней.

Ганская не сразу уступила возлюбленному. Но Оноре был настойчив: «Ты увидишь: близость сделает нашу любовь только нежней и сильнее… Как мне выразить тебе все: меня пьянит твой нежный аромат, и сколько бы я ни обладал тобою, я буду только все более пьянеть». Прошли четыре недели, прежде чем счастье улыбнулось Бальзаку: «Вчера я твердил себе весь вечер: она моя! Ах, блаженные в раю не так счастливы, как я был вчера». Любовники поклялись друг другу, что соединятся навек, когда Эвелина после смерти своего супруга станет владелицей Верховни и наследницей миллионов.

В том же году, когда Бальзак поклялся хранить верность Эвелине, он влюбился в другую женщину, влюбился сильнее, чем когда-либо прежде. В 1835 году на одном из великосветских приемов он заметил даму примерно лет тридцати, высокую полную блондинку ослепительной красоты, непринужденную и явно чувственную. Графиня Гвидобони-Висконти охотно позволила любоваться своими обнаженными плечами, восхищаться собой и ухаживать за собой. Бальзак, забыв о клятве верности Ганской, пытался завладеть сердцем (и не только сердцем) очаровательной англичанки. Он праздновал победу – становится возлюбленным графини Висконти и, по всей вероятности, отцом Лионеля Ришара Гвидобони-Висконти – одного из трех незаконных младенцев, не унаследовавших ни имени, ни гения своего отца.