— Щепетильностью, — гордо сказала Ася, она всё боялась забыть.

— Ого, хорошее слово, — отметил папа.

Со своим «щилотом» он, кстати, наврал. Нету такого слова! Потом он, конечно, признается. Но не сейчас! Сейчас папа был ужасно доволен, потому что самое пленительное в игре — это надуть партнёров. Особенно таких прожжённых, как мама и Ася.

Телефон давно уж звонил. Маме пришлось наконец взять трубку.

Игра сразу провисла. Ася с папой лихорадочно шевелили губами, стараясь набрать слов на «ща» в запас, изображая при этом на своих лицах полную безмятежность, будто они и не думают думать, у них, у каждого, этих слов на «ща» прямо пруд пруди, просто не знают, куда девать. От таких титанических усилий проклятые слова, вдруг счастливо мелькнувшие, куда-то проваливались из памяти.

Что там мама говорила по телефону — никто и не слышал.

Наконец положила трубку…

— Твоя очередь! — закричали Ася с папой.

Но мама улыбнулась загадочно, подошла к дивану, где сидела Мария-Антуанетта, отвесила Туське, словно английской королеве, церемонный поклон и попросила учтиво:

— Позвольте вашу ручку…

Туся не позволила, так как не привыкла к дворцовому этикету.

Мама сама взяла её лапу и церемонно пожала:

— Поздравляю — вы стали бабушкой!

— Как? — закричали в один голос Ася и папа.

У старшей дочери Марии-Антуанетты, у Пенелопы, которая сперва была Пифагор, оказывается, только что родились котята. Это её хозяин звонил. Они у него в пододеяльнике родились! Он диссертацию пишет. Сидит безвылазно дома. Ночью тоже пишет, даже не спал. А тут вечером прилёг, просто — полежать. И вдруг ему сразу снится, будто у его Пенелопы народились котята! Он ещё подумал во сне: «Заработался! Всякая чертовня уже снится!» Открыл глаза. А котята уже пищат у него в пододеяльнике.

Целых три штуки! Неизвестно, как быть теперь с диссертацией? Она сразу померкла в его глазах. Ему котят надо теперь доводить до ума…

— Коты или кошки? — всё же спросил практичный папа.

— Я тоже спросила, — засмеялась мама. — А он знаешь мне что ответил?! «Это не имеет значения, — говорит. — У нас родились дети, и мы с Пенелопой очень довольны».

— Ответ истинного джентльмена, — захохотал папа.

А Мария-Антуанетта вдруг прыгнула и повисла на шторе. Хоть и не сразу, но до неё дошло!

Ася сидела в школе на уроке. Место с ней рядом было пустое. Богданов не пришёл почему-то. Ася опаздывала, не успела к нему зайти. Думала, он уже в школе, просто — думала — не дождался. Плохо знала ещё Богданова, если так подумала. Он бы дождался!

Был последний урок — «любимого чтения». Нина Максимовна вслух читала «Алису в стране чудес». Она была красива, как Бог, — в новой голубой кофточке и волосы высокие, будто корона на голове. С распущенными, когда волосы словно льются на плечи, Нина Максимовна тоже была красива, как Бог. Это Ася где-то читала: «красив, как Бог». Мужской род — красив, женский — красива, всё правильно…

«Алису в стране чудес» Ася знала почти наизусть. Пока Нина Максимовна читала какую-нибудь фразу, Ася слышала внутри себя уже дальше. Если она слышала правильно, чтоб — до слова, то улыбалась сама себе, а если неточно помнила, то огорчалась и опускала глаза. Лицо её поэтому было в непрестанном — живом — волнении. И Нина Максимовна, о чём Ася, конечно, и не догадывалась, читая и постоянно стараясь держать в поле зрения все лица в классе до одного, всё время как-то особенно остро видела перед собой это Асино живое лицо. И оно очень помогало Нине Максимовне читать.

Вдруг дверь немножко приоткрылась со скрипом. И сразу опять тихонько прихлопнулась…

Нина Максимовна переглянулась со своим классом, чтоб они пока не очень шумели, и вышла в коридор. Но быстро вернулась.

— Ася Жукова, ты можешь идти, — вдруг сказала Нина Максимовна. — За тобой пришёл папа.

Папа не просто пришёл. Он заехал за Асей на машине «Скорая ветеринарная помощь». Машина их ждала возле самой школы, и многие из параллельного третьего «Б», у которого было три урока, но они ещё не успели уйти домой, видели, как Ася со своим папой запросто садилась в эту машину.

Доро́гой папа всё объяснил. Они едут в ветеринарную поликлинику, где работает главным врачом папина сестра тётя Вера. Ну, это Ася знает! Первый раз, что ли? Тётя Вера позвонила папе в театр. У неё все врачи болеют. Один вообще ушёл в отпуск. Она по глупости сама отпустила. Тоже, нашёл время! Тётя Вера — одна на приёме, а народу столько, что вот-вот кабинет проломят. Санитарку она уволила. Она всё равно ничего не делала. Только мазала себе губы. Но без неё ещё хуже! Даже стол некому протереть после больного животного. Тётя Вера голову потеряла. Если папа с Асей её не выручат, то она пропала. Она бросит свою поликлинику и уйдёт в Ветеринарный отдел подшивать бумажки. С неё хватит!

Но этого они с Асей никогда не допустят.

— Надо выручать, — сказала Ася.

Папа не зря три года в медицинском институте учился, пока ушёл. Он всё умеет. Уколы, банки, горчичники, рану собаке зашить — тоже может. Он фельдшером потом на «скорой» работал, было время. Кое-что ещё помнит! У Аси тоже руки. Стол она вполне может протереть специальным раствором, чтоб зараза там сдохла. Подержать кота, пока его колют. Пациентов в журнал записать, как фамилия, где живёт, на что жалуется. Это хозяин всё скажет. Пациенты только визжат и лают. Ася не хуже папы знает. Нервы у неё крепкие. Уж во всяком случае в обморок Ася не грохнется, если, например, кровь…

— Вот ещё! — засмеялась Ася. — Я тёте Вере на операции помогала.

Папа помнит, это он — просто так, к примеру. Он и Богданова хотел взять. Нина Максимовна отпустила бы, папа спросил. Но Богданов, оказывается, не пришёл в школу. Интересно, Ася его утром видела или нет?

— Нет, — сказала Ася. — Проспал наверно.

— Хорошо, если так, — вздохнул почему-то папа.

Надо вечером обязательно к Богдановым заглянуть, проведать, как они там, всё ли у них в порядке…

Тут шофёр отчаянно засигналил.

Толстый щенок сидел и чесался на самой дороге. И не думает уходить! Шофёр снова гуднул. Из-за угла, как безумная, выбежала толстая женщина в лохматом пальто и бросилась прямо под машину. Но машина уже остановилась. А щенок всё чесался. Это, выходит, была его хозяйка. Она схватила своего щенка, как безумная, толкнула машину и убежала.

Шофёр хотел уже тронуться. Но тут прямо на машину из-за угла выскочили огромный боксер, мраморный дог, две кудлатые болонки, которые исходили визгливым лаем, московская сторожевая, фокстерьер, японский хин и кто-то ещё. Истошно закричали хозяева дога, болонок, московской сторожевой, фокстерьера, хина и всяких других. Воробьи с перепугу прянули с тротуара в небо и, наверно, поубивались бы, попадись на их пути провода, потому что с перепугу они взлетели хвостами вперёд. Такой вдруг переполох!

— Всё, — объявил шофёр. — Ближе не подъехать: убьют.

За углом была ветеринарная поликлиника. Честно говоря, почему-то это сразу чувствовалось.

К кабинету, в котором принимала тётя Вера, ещё надо было пробиться сквозь коридор. В коридоре тесно стояли люди, собаки, кошки в корзинках и белый гусь в эмалированном тазу. Терпко пахло просыхающей в тепле шерстью, карболкой, щенячьим визгом и человеческим нетерпением.

Папа отважно ринулся во всё это, таща Асю за руку.

— Куда? Без очереди? — заволновался коридор, напирая на папу со всех сторон. А белый гусь в эмалированном тазу внезапно ущипнул Асю за палец. Но небольно.

— Вы же видите, что мы без животных, — отбивался папа.

— Знаем, как без животных! — волновался коридор. — А у самого, небось, за пазухой!

— У меня за пазухой крокодил, — отбивался папа.

Но всё-таки расстегнул свой плащ и показал, что никого нет.

— Ой, товарищи, это доктор, — вдруг догадался кто-то.

У папы был белый халат под плащом. Предусмотрительный всё-таки! Но папа ведь знал, куда он идёт. Он всё же думал ещё пожить на этом весёлом свете, а не обязательно быть сейчас растерзанным на глазах у собственной дочери.