Мария-Антуанетта только ногу себе почесала — уже эта нахалка Лариса (по паспорту-то она — Нюра!) сидит и её добычу жуёт.
Сразу возникла драка.
В другое время Ася бы не стала их разнимать. Пускай себе дерутся! «В хорошей драке есть тонус», — папа находит. Тем более что Нюра с Марией-Антуанеттой дерутся нестрашно. У них отношения давно сложились, можно не беспокоиться.
Они так сложились. Нюра щерит красные зубы, очень красивые, и наскакивает на Туську. Но так нарочно наскакивает, чтобы своими красивыми зубами её не задеть. Только клац-клац возле Туськиного носа! А Мария-Антуанетта ворчит, как труба под раковиной, хмуро щурит глаза, приседает и быстро-быстро молотит лапами у Нюры над головой. Но так, чтоб случайно её не задеть когтями за морду.
Сыр давно уже съел Фингал и теперь облизывается.
— Хватит! — кричит им Ася. — Кому сказала!?
Она не стала бы останавливать, потому что Нюра и Мария-Антуанетта уважают друг друга. Но — при всём своем уважении — драться они как раз любят долго. Ася в школу из-за них опоздает!
Не слышат. Дерутся.
Пришлось схватить Нюру и засунуть в портфель. Вот уж Ася не думала её в школу сегодня брать! Но придётся. Мария-Антуанетта сразу же успокоилась. Села себе и вылизывается. А Нюра ещё шебуршит в портфеле, тетрадки, небось, грызёт.
Своя клетка у неё есть, конечно. Лариса иногда там сидит. Если сама захочет. Спит в клетке иногда, чаще-то — у Аси под одеялом. Сало у себя в клетке прячет, на чёрный день. Или колбасу. Но попробуй её там запри! Сразу как скакнёт! И изнутри на клетке повиснет. Лапами будет её трясти, зубами стучать — клетка прямо подпрыгивает. Однажды упала с окна на Фингала, он чуть заикой не сделался. Ещё бы! Ты спишь на своём законном месте, а тебе на загривок вдруг валится железная клетка с разъярённой Ларисой, которая сквозь решетку норовит тебе вцепиться зубами в бок.
Ничего не поделаешь!
«Воспитана в порочных условиях абсолютной свободы личности», как папа про Ларису говорит. Нет уж, спокойнее её в школу взять. А Фингал зря запрыгал. Подумал, что Ася его тоже берёт. Карликового пинчера ещё можно бы иногда взять, но уж никак не восточно-европейскую овчарку.
Ася ловко толкнула Фингала и выскочила за дверь.
А Фингал изнутри завыл.
На улице возле телефона-автомата стоял Богданов и колотил новым портфелем по будке. Увидев Асю, стал ещё сильней колотить.
Волосы у Богданова белые, лицо круглое, один глаз коричневый, а другой — синий. Из-за этого многим взрослым кажется, что лицо у Богданова хитрое, себе на уме, будто он нашкодил и сейчас соврёт. Но Ася знает, что Богданов врать как раз совсем не умеет. Он, наоборот, честный простак, этот Богданов.
— Чего на будку накинулся? — сказала Ася.
Богданов сразу перестал колотить и пошёл рядом.
Им только до угла вместе, а потом в разные стороны.
Вот в детском саду они были в одной группе и ходили всегда в паре. Однажды Ася разбила зеркало в спальне и заведующая на неё накричала. Она вообще была громкая, но невредная. А вечером, когда родители в раздевалке разбирали своих детей, к этой заведующей вдруг подошёл Богданов в одном валенке. Вдруг тронул заведующую за рукав, показал на Асю и говорит: «Вы на эту девочку голос никогда не повышайте». — «Почему?» — громогласно удивилась заведующая. «Потому, что я её люблю», — разъяснил серьёзно Богданов.
«Мне весь свой педагогический опыт пришлось собрать, чтоб ему ответить», — рассказывала маме заведующая. Она собрала и ответила: «Если любишь человека, Богданов, надо помогать ему становиться лучше». А Богданов ей уже не успел ответить. Потому что в этот момент из-за самого дальнего шкафчика с трудом вылезла его очень красная мама со вторым богдановским валенком и набросилась на него: «Ты чего тут болтаешь, ирод?!» Она зовет своего Богданова «ирод».
Сама Ася этого не помнит. Богданов тоже, конечно, не помнит. Глупые тогда были! Богданов учится теперь в английской спецшколе, а Ася ходит в обычную, которая близко.
Мама тоже сначала хотела отдать Асю в ту школу. Собственно, Асю уже зачислили, хотя и другой микрорайон. Она прочитала по книжке что-то про осень и наизусть «Усатый-полосатый». До конца даже не дали дочитать. Потом нужно было определить, какой предмет — лишний, если есть такие предметы: молоток, стакан, гвозди и клещи. Вообще-то лишние, безусловно, клещи. Молотком, например, забиваешь гвозди, а из стакана прихлебываешь, чтоб веселее было. Или, наоборот, клещами гвозди выдираешь из стенки. Устал — попьёшь из стакана. Тогда лишний — молоток. Но мама всю дорогу ей повторяла: «Только, пожалуйста, не мудри! Отвечай просто». Так что Ася ответила правильно: лишний — стакан. Потому что это скучнее, а самое скучное для взрослых как раз самое правильное.
И её сразу приняли.
Если бы мама, уже уходя, не увидела в коридоре «Правила для первоклассников», Ася бы сейчас сидела с Богдановым на одной парте и ездила в школу две остановки на автобусе. А Нину Максимовну, свою учительницу, даже бы и не знала!
Но мама, к счастью, увидела.
Стала читать. Вдруг как засмеётся. Громко! Другие родители, которые тихо сидели в коридоре, зашикали на неё. Возмутились, что кто-то может в такую минуту смеяться. Когда решается будущее их детей! Тут директор вышел из кабинета. Мама сразу к нему: «Вот написано, что на ребёнке должны быть белые носки с голубой полоской. Это что, обязательно?» У директора даже брови наверх полезли. «Для нашей школы — обязательно», — говорит. «А если у него колготки?» — спрашивает мама. «Колготки нельзя», — говорит директор. «А почему?» — «Так в нашей школе принято», — терпеливо объясняет директор. И ждёт, какую глупость мама у него ещё спросит. «А если носки, например, с красной полоской?» — спросила мама. «В другой школе — пожалуйста, — объяснил директор. — Но в нашей — белые носки с голубой полоской. Обязательно. Тут написано». Дальше хотел идти. Но мама его опять задержала. «А где можно документы забрать? — говорит. — Мы с дочерью передумали у вас учиться».
А Богданова-мама своего сына всё равно в ту школу устроила. Она так папе и говорила: «Вы как хотите, а я своего сына туда всё равно устрою и тогда буду за него спокойна». Так что теперь она за Богданова, наверно, спокойна…
У автобусной остановки скамейка стоит. Тут старик всегда сидит с палкой. Но сейчас его нет. Богданов на скамейку вскочил и по ней идёт, портфелем волочит по спинке. Дошёл до конца. Спрыгнул. Ася и ждать не стала, всё равно это его остановка. А ей дальше идти.
Богданов тоже зачем-то идёт.
— Ты куда? — удивилась Ася.
Богданов ничего не ответил. Сопит. И дальше за ней через дорогу идёт. Вдруг говорит:
— Я больше туда не пойду…
Ася даже остановилась.
— Она сказала, я им марку порчу. Сказала, дощечку из-за меня им снимут…
— Какую дощечку? — Ася, правда, не поняла.
— Какую! — рассердился Богданов. — Что класс примерной учебы, вот какую!
Они посредине улицы стали, и машины их объезжают. Одна гудит. Шофёр дверцу открыл, машет рукой и кричит. Но уже проехал. Теперь автобус гудит.
— А что же ты будешь делать?
— Ничего не буду! — рассердился Богданов.
— Пошли со мной, — вдруг решила Ася.
И они сразу перебежали через дорогу.
В сквере около школы малышни ещё не было. Куда им! Ещё сидят в своём детском саду, завтрак размазывают по тарелкам. Один Гоша катался с детской горки, чёрный терьер. По ступенькам влезет. Примерится. И на лапах съедет.
Гоша сластёна. Ему дворничиха каждое утро сахар даёт. А позавчера эта дворничиха заболела и вместо неё вышла другая. Она дорожки метёт. Вдруг видит — на неё такое несётся! Косматое! Чёрное! С пастью! Гоша просто не разобрался со спины, что это другая дворничиха. «Медведь!» — закричала новая дворничиха. И запрыгнула прямо в мусорный бак. Гоша оторопел, что она запрыгнула. Ему бы ни за что не запрыгнуть! Эту дворничиху потом еле-еле достали. Она там, в баке, застряла. Ася помогала её доставать, чуть в школу не опоздала из-за этой дворничихи.
