Повезло, между прочим. И мамин фонарик, который вечно и днём-то найти не могут, тоже в кухне валяется. На окне. Ася сразу нашла.

— На! — отдала Богданову папин.

Он всё же гость. Гостю надо лучшее отдавать, а у папы фонарик сильнее.

Богданов схватил и нырнул обратно под одеяло. Сопит оттуда, одеяло под себя подтыкает. Так долго возится!

— Ну, горит? — торопит Ася.

Ничего не горит. Он ещё и не зажигал.

Темно. Даже страшно почему-то. Вдруг Ася видит — одеяло, под которым Богданов, вдруг изнутри засветилось каким-то таинственным светом и вокруг от него таинственное мерцание. И этот таинственный свет со своим мерцанием ещё сам собою шевелится вместе с одеялом.

Фингал вскочил и насторожился.

— Привидение! — шёпотом закричала Ася.

Всё-таки она, значит, помнила, что надо шёпотом. А то сразу застукают.

Богданов вынырнул из-под одеяла:

— Где привидение? Где?

— Вон! — Ася тычет. — Под одеялом! Светится!

— Я фонарь зажёг, — смеётся Богданов.

Ася совсем забыла. А ну ещё! У неё же тоже фонарик. Она сама тоже сейчас попробует. Пусть Богданов смотрит.

— Ну?! — шёпотом кричит Ася.

— Здоровски! — смеётся Богданов. — Привидение!

— Теперь — с книжкой! — придумала Ася.

Со стола схватила, первую, что в руки попалась. И скорее на раскладушку. Одеяло со всех сторон подоткнула, чтоб ни единой дырочки. Фонариком щёлк!…

Вдруг такой свет. Ослепительный. Ася зажмурилась.

Люстра горит вовсю. Папа, в халате, стоит около выключателя. Как он подкрался? Даже Фингал не слышал. Застукал всё-таки!

— Так… — наклонился над Асей и шарит под одеялом. — Значит, почитываем? Я вас предупреждал. И чего мы почитываем? Так. Учебник! Русский язык! Полное безобразие — учебник с фонариком среди ночи читать. Дня тебе не хватает! Страсть к образованию её, видите ли, охватила!..

Ругается, а глаза смеются.

— Охватила! — хохочет Ася. — А если она меня вдруг охватила?!

— Ещё и хохочет, — возмущается папа. Глаза всё равно смеются. Что, Ася своего папу, что ли, не знает? — Я добром вас предупреждал. Теперь берегитесь. А у тебя, интересно, что?…

— Ничего у меня, — объяснил Богданов.

— Так. Ну, фонарик, это во-первых. Подлежит конфискации, — папа и у Богданова фонарь отобрал. — А во-вторых…

Пошарил у Богданова под подушкой и вдруг вытащил книжку.

— А во-вторых, пожалуйте, — «Всё о лошади»! Это как прикажете понимать? Я ведь тебя персонально предупреждал, Вадим, дружище?!

Богданов до того удивился, что сперва вообще онемел.

— Я эту книжку не брал, — потом говорит.

— Ясное дело, не брал, — кивает папа. — А как она к тебе под подушку попала? Или это Аськины штучки?

— Нет, — отказалась Ася. Она сама ничего не понимает.

— Не знаю, как она попала, — рассердился Богданов.

Он никогда ничего не читает. Разве Богданова-мама не говорила? Он читать не любит.

— Ясное дело, — кивает папа. — Эта книжка сама тебе запрыгнула под подушку. Бывает…

Так и не поверил Богданову.

Ещё папа сказал, что это Исключительная! Потрясающая! Обалденная! книжка про лошадей. Там про лошадь — вся правда. Он за этой книжкой охотился. Специально! Сам будет сейчас читать. Он большой, ему можно.

Забрал. Погасил свет. И ушёл.

Богданов ворочается в темноте на диване.

— Ты мне веришь? — вдруг говорит.

— Верю — сразу ответила Ася.

Всё равно ворочается.

— А ты читала? — вдруг ещё спрашивает.

— Что? — Ася не поняла. Совсем уж запуталась!

— Ну… эту книжку…

— Нет, — созналась Ася.

Она только картинки смотрела. Папа недавно принёс. Ася не думала, что эта такая Исключительная! Потрясающая! и Обалденная! книжка. Откуда же она знала? Ася больше любит читать про собак. И ещё сказки…

— Не отдаст теперь? — даже привстал Богданов.

Ася не знает. Можно, конечно, попросить.

— Попросишь?…

Богданов встретил лошадь на днях. Она за цирком одна стояла. В темноте. Со своей телегой. Никто к этой лошади не подходил.

Ася представила. Вечер. Цирк так и сверкает. Огни. Афиши. Музыка гремит изнутри. Со всех сторон через площадь бегут нарядные люди с билетами. Машут своими билетами, будто это флажки. А за цирком, где темно и служебный вход, стоит одинокая лошадь с печальной мордой. И так одиноко жуёт своими печальными губами.

Никому до неё дела нет! А она, может, привезла выступать дрессированных собачек. Собачки — в бантах — бегут по сверкающей арене на тонких ножках. Весь цирк им хлопает. А лошадь всё стоит одна в темноте…

Это счастье, что Богданов к ней подошёл. Лошадь вздохнула прямо ему в лицо. С таким облегчением!

— Я тоже бы подошла, — сказала Ася.

Богданов знает. Он потому и рассказывает. Обидно, что нечего было этой лошади дать. У Богданова сахар в кармане был. Но потерялся, там дырка. Лошадь сахарные крошки у него с ладони слизала.

— Надо ей завтра снести, — сразу решила Ася.

Если она только завтра будет. Богданов не знает, как эта лошадь работает. По каким дням? Когда у неё выходной?

Ася хотела сказать, что можно каждый вечер к цирку ходить. Это близко. Дома даже не хватятся. Но не успела уже сказать. Вдруг сразу заснула. И Богданов всё равно не услышал бы. Он уже спал.

А как эта книга — «Всё о лошади» — попала Богданову под подушку, до сих пор неясно. Это просто какая-то тайна.

Фингал, Богданов и Ася перебежали через дорогу и оказались в сквере. Ася взяла Фингала на поводок, мало ли что. И правильно сделала, потому что сразу им навстречу шагнул мужчина. У него были руки в карманах и большой подбородок.

— Твоя овчарка? — спросил мужчина.

— Моя, — подтвердила Ася.

— С родословной?

Ася и это подтвердила.

— А родители где же? — спросил мужчина. Его большой подбородок, на который Ася невольно почему-то всё время смотрела, тяжело шевельнулся в шарфе.

— Дома, — сказала Ася.

По крайней мере, когда Фингал, Богданов и Ася уходили, они были дома. Они ещё спали. Ася надеялась, что и сейчас ещё спят.

— Интересно, — засмеялся мужчина с подбородком. — Тебя послали?

Ася ничего не ответила. Никто, конечно, не посылал. Фингал, Богданов и Ася сами ушли, пока они спят.

— И сколько за него хочешь? — спросил мужчина.

Ася даже не сообразила, о чём он.

— Она ничего не хочет, — хмуро сказал Богданов.

— А ты кто такой? — удивился мужчина, будто только сейчас заметил Богданова. — Это же не твоя овчарка.

— Я Фингала не продаю, — обиделась Ася.

А Фингал зарычал сквозь намордник. Он, конечно, даже представить себе не мог, что можно его продать. Что кто-то даже может такое подумать! И, наверное, решил, что этот мужчина с подбородком приценяется к его Асе. И ужасно оскорбился за Асю.

Так и рванулся к мужчине. Хорошо, что Фингал был на поводке!

— О, злющий… — почему-то обрадовался мужчина.

Если бы Ася Фингала сейчас спустила, он бы не радовался.

Но вообще-то напрасно Фингал так уж не мог представить, что кто-то кого-то вдруг может продать. Не Фингала, конечно! Но вообще. В этом сквере, под берёзами, мирно шелестящими остатками своих листьев, все как раз продавали кого-то…

Грустное, если подумать, место.

Сидит, например, сенбернар. Нервничает! Ещё вчера хозяйка так его обнимала. А сегодня даже не смотрит в глаза. Рядом стоит, как чужая. И почему-то, вдруг чувствует сенбернар, — даже хочется на неё рыкнуть. На хозяйку-то?! Он прямо сходит с ума, — чувствует сенбернар. Или щенята играют в песке. Возятся. Хватают друг друга за лапы. Их рыжая мама, похожая на лисицу, лежит тут же и радуется, какие у неё дети. Вдруг кто-то начинает щенят хватать, щупать, заглядывать в рот, есть ли зубы. А хозяин помогает заглядывать, кричит на рыжую маму, чтоб не мешала, толкает её ногой, уговаривает кого-то. Щенята испугались, визжат…

Одна женщина — худенькая, в красном берете — даже продаёт своего ребёнка. Около неё коляска стоит. Женщина наклоняется к ней и другой женщине что-то говорит. Наверное, сколько она хочет за своего ребёнка. Ужас какой!