– Скажите, пожалуйста, сколько стоит билет до Киншасы?

Женщина заглянула в шпаргалку и ответила:

– Восемьсот десять, пожалуйста.

– Чего восемьсот десять?

– Как чего? Долларов, разумеется.

– Спа-си-бо, – по слогам выговорил Кофи. – А до Аддис-Абебы?

– Семьсот пятьдесят пять.

Кофи отошел от билетной кассы. Он хотел еще узнать, сколько стоит билет до кенийской столицы Найроби, но понимал, что денег не хватит даже до Каира.

Вождь побрел по просторному залу в глубокой задумчивости. Руки его лежали в карманах плаща. Левая рука нервно кувыркала пачку «L&M», а правая сквозь тонкий полиэтилен оглаживала одно за другим десять ушей.

Внезапно в поле зрения попали резиновая дубинка и наручники. Кофи едва избежал столкновения с двумя милиционерами.

Здоровенные парни бесцельно слонялись по залу, не зная, как убить время.

Они были увешаны всем необходимым для разгона столичных демонстраций.

– Pardon! – пробормотал Кофи.

Белые бугаи покосились. Кофи прочел в их пустых глазах лишь сожаление по поводу того, что они не могут сейчас отделать его – без причины. Просто так.

Для наслаждения и развлечения. Вождь слишком хорошо помнил позавчерашние милицейские дубинки на Пискаревском проспекте.

«Нужно немедленно что-то предпринять, – пронеслось в голове вождя на всех известных ему языках сразу. – Эксперт, может, и терпеливый, но он предупреждал, что скоро его хватятся».

Кофи подошел к стеклянной стене аэропорта. «Жигули» цвета «мокрого асфальта» стояли на своем месте. Стоянка после вчерашнего дождя подсохла, и машина была уже заметно темнее асфальта.

Вокруг не происходило ничего настораживающего. Вновь заработало радио:

– Уважаемые пассажиры, дамы и господа! Регистрация билетов и досмотр багажа на рейс сорок два семнадцать СанктПетербург – Стамбул – Аддис-Абеба производятся у первых трех стоек… Заканчивается регистрация билетов на рейс двадцать шесть шестьдесят три СанктПетербург – Баку.

В голове вождя уже работало собственное расписание полетов. Борт на АддисАбебу в десять тридцать. От эфиопской столицы до Порто-Ново четыре тысячи километров. Французского в Эфиопии не знают. Там в ходу итальянский.

В одиннадцать пятнадцать – гораздо позже! – борт в Заир. Еще больше двух часов ожидания. Зато от Киншасы до Порто-Ново – меньше двух тысяч километров. Заир – бывшая французская колония, там говорят по-французски.

От Найроби до Порто-Ново столько же, сколько от Аддис-Абебы. Там говорят по-английски. Но главное в том, что рейс в Кению только вечером. Кенийский вариант смело можно отбросить.

Кофи отвернулся от стеклянной стены: Вокруг сновали люди всех рас. Слышалась разноязыкая речь. Двое чернокожих направлялись в туалет.

Кофи сунул руку во внутренний карман пиджака. Достал черную пластину и поднес к глазам. В тот же миг его ослепили черные полосы. Затрепетали широкие крылья носа. Кофи словно пил живую воду.

Надвинув шляпу пониже на глаза, он двинулся к лестнице, над которой висел указатель: «WC». На ходу достал сигарету.

Вошел в туалет.

Чернокожие, старый и молодой, стояли у писуаров. Звенели струйками о фарфор. Кофи поискал по карманам. Патологоанатом был некурящим. Ни спичек, ни зажигалки.

Вождь дождался, когда молодой чернокожий заправится, и по-французски попросил прикурить:

– Огоньку не найдется?

Молодой обрадовался и щелкнул зажигалкой.

– Пожалуйста. Тоже из Заира?

– Да, – кивнул вождь и с удовольствием затянулся дымом, – Вот и я никак не привыкну, что Заир переименован в Конго.

Старый застегнул ширинку и также по-французски пояснил, дабы исо спутника не обвинили в антипатриотизме:

– Это правильно, Конго – древнее название нашей великой реки, но по соседству уже есть Конго со столицей в Браззавиле… Вы из Киншасы?

– Нет, – улыбнулся Кофи. – Я из деревни. Единственный грамотный человек в племени. Хотя Киншаса мне нравится.

Красивый город.

Оба, молодой и старый, тоже закурили. Старый участливо поинтересовался:

– А что, хотите перебраться в столицу?

Эта участливость означала, что когда-то старый – тогда он, очевидно, был молодым – приложил много усилий, чтобы зацепиться в Киншасе. Сейчас старый относился к провинциалам снисходительно, как к людям второго сорта.

– Нет, меня угнетает ритм большого города. – Кофи не хотелось беседовать о Киншасе, в котором он никогда не бывал. – Не хватает размеренной жизни родных джунглей… До отлета еще куча времени, может, пропустим по рюмочке?

Молодой посмотрел на старого. Должно быть, сын. Сынуля молча спрашивал у отца разрешения выпить. Отец пожал плечами. Ему тоже было скучно.

– Почему не выпить с земляком? – сказал он. – Сейчас десятый час, а самолет в четверть двенадцатого.

– Куда пойдем? – оживился молодой. – В бар или в ресторан?

– В баре, наверное, дешевле, – честно признал Кофи свое незавидное финансовое состояние. – А что касается еды, в самолете нас и покормят.

Он подошел к одному из писуаров.

Старый заирец, снисходительно глядя вождю в спину, сказал:

– Я бы и сейчас не отказался что-нибудь проглотить. Но дело не в деньгах.

Ужасно надоели эти русские рестораны.

Почему-то все блюда жирные и горелые.

– Ничего, па, мама встретит нас сегодня шикарным домашним ужином!

– Ну что, пошли, – сказал Кофи Догме и вежливо пропустил вперед новых знакомых.

Бар располагался, на удивление, удачно. Из него, как на ладони видна была автостоянка. С «Жигулями» цвета «мокрого асфальта» не происходило ровным счетом ничего.

Однако это только так казалось. На самом деле каждая минута приближала тот час, когда скромную машину Амбарцумяна начнет искать вся милиция Ленинградской области. У Кофи в животе словно будильник тикал: еще минутой меньше, еще на минуту меньше осталось…

Отец с сыном пили тошнотворно приторный ликер. Старый заирец ударился в воспоминания. Он делился с молодежью опытом по части того, как деревенский парень может сделать карьеру в большом городе.

Сына это не интересовало, потому что черновую работу за него давным-давно выполнил отец. Сына интересовали стройные ноги белых женщин: он с них глаз не спускал.

Кофи улыбался новым знакомым, отхлебывал водку и рыскал взглядом по помещению. Глаза его равнодушно пропускали белых людей. Он не спускал глаз с черных мужчин. Ему стало жарко в плаще.

Внезапно он положил руку на локоть старого заирца:

– Извините, я выйду на минутку.

– Пожалуйста, – развел руками заирец: мол, я вас не держу – и, глядя на удаляющегося Кофи, уточнил: – Он заплатил за свое пойло?

– Да, па, не беспокойся, я проследил!

– Ох уж эти нищие провинциалы, – вздохнул отец. – Ты обратил внимание, как он одет? Клоун! Будто чикагский гангстер тридцатых годов.

– Да, пап, – вежливо усмехнулся сын, вновь отрываясь от рассматривания прелестей белых женщин. – Бедняга хочет за одну жизнь не только слезть с пальмы, но и стать интеллектуалом вроде Лумумбы.

На лестнице из бара Кофи нагнал молодого чернокожего и повторил эксперимент с французским языком:

– Извини, приятель, нет ли спичек?

Африканец взглянул непонимающе и спросил по-русски:

– Что?

Кофи тоже перешел на великий и могучий:

– Спичек нету?

Чернокожий улыбнулся и щелкнул зажигалкой:

– Пожалуйста.

Спускаясь по широким ступеням, они миновали вход в зал ожидания и оказались в туалете. Мочиться Кофи было пока нечем, и он прошел в кабинку, чтобы это обстоятельство не оказалось замеченным. Чернокожий остался у писуаров.

– Далеко летишь? – по-свойски спросил вождь.

Африканец встретил африканца. Так в далекой Африке европеец обращается к европейцу, независимо от национальности.

– Я маму в Нью-Йорк проводил, – с гордостью ответил парень.

– Теперь пьешь за ее счастливую дорогу? – засмеялся Кофи.

Он утратил всякий интерес к собеседнику и быстро покинул туалет.