Поспать дома следователю Ананьеву не удалось. Поэтому всю дорогу до Нестерковского РОВД он проспал на заднем сиденье служебной машины.

Поскольку АО «Заря» располагалось на территории Нестерковского района, дело об убийстве Кондратьевой Любови Семеновны было заведено именно здесь.

Протерев глаза, Ананьев вылез из машины и поднялся по ступенькам. Дежурный лейтенант за стеклом с любопытством разглядывал питерского гостя.

Не прошло и двух минут после доклада дежурного, как навстречу гостю выбежал крепыш в капитанской форме. На Ананьеве по-прежнему был измятый гражданский костюм.

– Два капитана, понимаешь, – улыбнулся Ананьев, пожимая районному сыщику руку.

Районный сыщик прикрыл дверь кабинета и поднес указательный палец к большому:

– Может, по чуть-чуть?

– Спасибо, не могу.

– Напрасно. Великолепная самогонка.

– Я ночь не спал. Нужен свежий короб на плечах. – Следователь достал из портсигара «Приму» и задымил. – Дай дело Кондратьевой посмотреть.

– Кондратьевой?! – Районный сыщик удивился. – Никогда не поверю, что ты ради семидесятилетней старухи из Питера прилетел. Она бы и так через год-два померла.

Ананьев проигнорировал эту реплику и спросил:

– Кстати, о старике Кондратьеве никаких новостей?

Районный капитан удивился еще больше:

– Так ведь этому деду семьдесят пять то! Видно, разморило на солнышке и бултыхнулся в воду.

– А лодка?

– А что лодка? Лодка, раз по берегам до сих пор не нашлась, затонула. Ты ж знаешь эти плоскодонки, постоянно вода сочится.

– А весла?

– А что весла? Весла из уключин не вышли. Впоперек встали…

– KgK встали весла?

– Впоперек, – с недоумением повторил районный капитан.

– А удочка?

– Что удочка?

– Где удочка старика Кондратьева?

Лодка затонула, весла впоперек, труп, видимо, всплывет со дня на день, а вот куда удочка делась? Может, она тоже впоперек?

Крепыш в капитанском мундире заморгал белесыми ресницами.

– Я что-то не понял, – протянул он. – Оба дела объединили в одно и повесили на тебя, что ли?

Ананьеву захотелось дать ему в морду.

Так, чтобы летел, кувыркаясь, вместе с мебелью.

– Слушай, – попросил Ананьев, – дать тебе в морду не позволяет профессиональная этика. Поэтому быстро гони мне все, что есть по старикам Кондратьевым.

Районный сыщик больше слова не проронил. Молниеносно нашел все, что требовалось. Дела хранились у него в идеальном порядке. Формально они с Ананьевым были в одном звании. Но приказывал один другому, а не наоборот.

Просмотрев бумаги, Ананьев поднял голову:

– Старушку в субботу нашли?

– Да, аккурат в полдень.

– Сегодня вторник. Экспертиза что сообщает?

Районный сыщик вновь недоумевал:

– Пока ничего. Да и не поймут они ничего. Я видел, что из выгреба доставали. В экспертизе от запаха уже небось мухи передохли… А что, собственно, интересует?

Ананьев встал со стула, подошел к двери и обернулся:

– Меня, собственно, интересует, какие были раны нанесены Кондратьевой Любови Семеновне. В частности, меня очень интересует, не были ли отрезаны у нее уши?

Районный сыщик побледнел.

– Но при чем здесь уши?!

Не говоря больше ни слова, капитан Ананьев вышел вон.

– В управление, – приказал он водителю, забравшись в машину.

«Спать! – приказал он сам себе, вытягиваясь на заднем сиденье. – Час по дороге сюда, час на обратном пути… Два часа за сутки… Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?..»

Ворвавшись в свой рабочий кабинет, Ананьев набрал номер судмедэкспертизы Ленинградской области.

– Да! – крикнул он в трубку. – Кондратьева Любовь Семеновна из Васнецовки… Послушайте, девушка, я про каловые массы без вас знаю. Вы мне лучше что-нибудь про состояние кожных покровов, про наружные органы… Что предположительно?.. Не отрезаны, а откушены?! Это уже фильм ужасов какой-то… И вам жутко? Ну, извините… Спасибо.

Трубка легла на рычаг. Красные от недосыпания глаза Ананьева блестели. Он положил перед собой чистый лист бумаги. Нарисовал в ряд четыре кружка. Точками обозначил в каждом кружке глаза, носы изобразил запятыми, а рты – с помощью тире. Уши следователь пририсовывать не стал.

Над четырьмя кружками он написал четыре имени: «Константин, Любовь, Елена, Василий». Под кружком, обозначенным Константином, Ананьев написал:

«Борис; негр».

Под кружком, названным Любовью, нарисовал большой вопросительный знак.

Под кружком с именем Елены написал:

«Негр видел последним». Под последним кружком следователь вновь изобразил знак вопроса.

Он выкурил, глядя на рисунок, сигарету, а затем набрал телефон Кондратьевых.

– Катя, это следователь Ананьев. Тот самый, с которым вы познакомились ночью… Катенька, милая, ну, успокойтесь.

Передайте трубочку брату, я хочу его кое о чем спросить… Он плачет?.. Все равно передайте. Дело серьезное… Борис, здравствуйте. Я понимаю ваше состояние и не стану терзать вас вопросами, кроме одного… Борис, успокойтесь. Это в ваших же интересах… Вспомните день отъезда из Васнецовки после исчезновения вашего дедушки. Ваш друг э-э-э… Кофи Догме, так?.. Он уехал вместе с вами?..

Весь путь до станции Новолуково вы проделали вместе?.. Как не весь?.. Ах вот оно что! Он возвращался за часами… Понятно. Спасибо, Борис. Пожалуйста, не забудьте съездить в морг. Вы извините, формальности.

Следователь зачеркнул большой вопросительный знак под кружком с именем Любовь и уверенно написал: «Негр».

Он вновь закурил и какое-то время сидел, пуская кольца в потолок. Затем загасил окурок в пепельнице и вышел из кабинета.

Капитан Ананьев вошел в одну из соседних дверей. Его коллега майор Рябушев проводил очную ставку подозреваемого в изнасиловании и его жертвы.

Жестом Рябушев попросил Ананьева присесть и обождать. Затем он страшно наморщил лоб и произнес:

– Гражданка Петрушевская, вы согласны-с гражданином Бобылевым в том, что он три года сожительствовал с вами?

– Да, согласна, – охотно подтвердила крашеная блондинка лет тридцати.

– Тогда объясните, для чего вы написали заявление, будто бы Бобылев вас изнасиловал?

Блондинка сняла левую ногу с правой и поставила на пол. Правую ногу она положила на левую. Ананьев механически изучал узор на черных колготках.

– Как зачем заявление? – спросила Петрушевская. – Он нанес мне материальный ущерб. Пускай суд присудит мне возмещение.

– Вот паскуда, – раздался шипящий голос. – Вот мразь…

– Гражданин Бобылев, прекратите выражаться, – сказал майор. – Объясните лучше, как вы умудрились изнасиловать женщину, с которой спали в одной постели три года?

Ананьев понял, что очная ставка надолго, и шепнул майору на ухо:

– Слушай, ты не помнишь, к кому попало дело об исчезновении Кондратьевой Елены Владимировны?

Кофи нес свое тело так, будто оно было сделано из хрусталя. Каждое движение причиняло боль, причем не в одном каком-то месте, а по всему телу. При каждом шаге боль пронзала ступню, голень, бедро, перетекала в печень, почки, поясницу, взбиралась вверх по ребрам и била в голову. К этому времени Кофи делал следующий шаг. В коридорах и на лестницах общежития попадались знакомые.

– Что с тобой, Кофи? – спрашивали латиноамериканские и африканские студенты.

– Менты вчера на проспекте отделали, – угрюмо отвечал Кофи Догме, едва ворочая языком в распухшем рту, и добавлял: – Хорошо еще, что в мойку, как иностранца, не забрали!

Латиноамериканцы и африканцы с уважением смотрели вслед хромому герою.

Менты бить умеют.

В душевой вождь отмокал добрый час.

Больше всего мороки было с головой. Ее коркой покрывало затвердевшее тесто из муки, дождевых капель и соленого пота.

Хорошо еще, что в такую рань приспичило мыться только ему одному. Было около десяти утра, и в институте полным ходом шла вторая пара.