— Ты только подумай, — обыкновенно говорила она, — какое блестящее будущее ждет вас с Биллом, если он станет сенатором или, чего доброго, губернатором!
Она, правда, не осмеливалась упоминать слово «президент», поскольку Карлотта просто высмеяла бы ее, а Франческе хотелось, чтобы сестра отнеслась к идее серьезно и приняла ее как можно ближе к сердцу.
— Попробуй пережить все это, Карлотта. Подумай о будущем. Только представь себе, что твой Билл — сенатор Шеридан и ты сидишь с ним на галерее Сената Соединенных Штатов. Конечно же, ты будешь носить меха, костюм самого последнего покроя, чудесную шляпку, и все женщины вокруг будут шептаться: «Представьте, это жена-красавица сенатора Шеридана. Разве они не великолепная пара?»
— Господи Боже мой! Это еще скучнее, нежели просто стоять рядом с Биллом и наблюдать, как он принимает великое решение — какой свинке повязать голубой бантик. Хотя следует сказать, что иная свинья-рекордистка куда умнее, чем многие из нынешнего окружения Билла.
Франческа изо всех сил старалась не хихикнуть. Она считала не педагогичным поощрять эскапады Карлотты смехом, тем самым как бы давая понять ей, что она на ее стороне.
— Тебе не следует так говорить, Карлотта. Твое дело — помогать Биллу, а значит, быть милой и нравиться всем. Уверяю тебя, Билл станет большим человеком и тогда получишь всевозможные блага. Ты переедешь в Вашингтон и сможешь, сколько твоей душеньке угодно, ходить на всякие модные обеды и балы, о которых мы с тобой столько читали. Послушай, а ведь вполне может представиться возможность потанцевать с самим президентом, кто бы им ни был в это время. И конечно же, на тебе будет самое роскошное бальное платье на свете!
Карлотта смотрела на нее таким взглядом, что казалось, что она вот-вот заплачет:
— Но у меня нет ни малейшего желания отплясывать с президентом, — жалобно произнесла она.
— Почему, ради Бога?
— Да потому, что я предпочитаю танцевать сейчас с любым парнем в форме, пусть на мне будет и не самое роскошное платье на свете. — Она коснулась пальчиком тоненькой бретельки, которая поддерживала легкое летнее платье.
Франческа постепенно теряла терпение:
— Но почему, Карлотта? Любая девушка с радостью ухватилась бы за тот образ великосветской женщины, которую я только что описала… — Про себя Франческа знала, что она бы уж точно ухватилась. — Отчего ты не желаешь себе счастья?
Карлотта запустила тонкие пальцы в волосы.
— Потому… Потому что все твои слова звучат… занудливо. От них так и веет унылой добропорядочностью. Они справедливы, но скучны. Если верить тебе, то за всю жизнь со мной не случится ничего волнующего или неожиданного!
— А много ли тебе радости приносят твои хождения на танцульки в военные клубы с солдатами и сержантами, каждый раз новыми и незнакомыми? Там даже комнаты не проветриваются как следует и стоит ужасная духота…
— Да, приносят. Не могу сказать аргументировано почему, но, когда я слышу, как играет музыка, мои ноги сами хотят танцевать, словно в них живет душа. А как хороши маленькие вечеринки по случаю чьего-нибудь дня рождения, когда подается пирог, в одном из кусочков которого запечен сюрприз, и тебе хочется укусить каждый, чтобы не пропустить свою, пусть маленькую, но удачу! А эти мальчики в военной форме — каждый раз новые… Они все такие милые, и у них всех такие очаровательные и разные лица! Вот меня приглашает один из них, и мое сердце начинает биться быстро-быстро — ведь так хочется узнать, что нового хранят в себе его бренная оболочка и блестящие от возбуждения глаза…
Франческа скептически скривила губы:
— И часто эти солдатики хранят в себе это самое «новое» для тебя?
— Что тебе сказать, — Карлотта виновато улыбнулась. — Почти никогда. Но не в этом дело. Все дело в самой возможности. Она-то и приносит наслаждение. Это как русская рулетка. Ты вращаешь барабан, приставляешь ствол к виску и не знаешь, чем все обернется.
— А как же Билл? Он тебя уже не волнует? — Франческу он волновал, да еще как. Хватило бы на десять жизней.
— О, Билл, конечно же, очень мил и я люблю его, правда же, люблю. Но он всегда такой одинаковый…
Одинаковый, серый, будничный… Даже мысль о том, что он трахает за деньги Джудит, которая поначалу возбуждала, потеряла уже всю свою прелесть. Подробные отчеты Билла о том, как это происходило — он потрогал ее там… она укусила его за плечо… он укусил ее за сосок… она вскрикнула… Все эти штучки уже постепенно теряли свой колорит, ветшали и не волновали, как прежде. Карлотта даже стала подозревать, что некоторые подробности Билл принялся изобретать сам — только, чтобы завести ее. Нет, когда-нибудь найдется другой, который сможет дать ей нечто большее…
— Знаешь, Фрэнки, дорогуша, только ты сможешь уговорить Билла позволить мне ходить на танцы и вечеринки. Он чрезвычайно уважает твое мнение и прислушивается к нему. Сам-то считает меня легкомысленной, и лишь твоя голова, по его мнению, работает как надо. Я же со своей стороны клянусь, что даже и флиртовать ни с кем не стану. Я хочу только танцевать — вот и все. Поверь мне, я даже и думать не хочу о том, чтобы встретиться с кем-нибудь, кроме Билла. Я знаю, как он меня любит, и ценю это, поверь. Но танцы, ничего не значащая болтовня и несколько смешков, как, скажи, это может ему повредить? Я просто постараюсь в течение нескольких часов развлечь своим присутствием наших военных, а ведь ты знаешь, как Билл относится к нашим солдатам. Как он хорошо говорит об этом в своих речах, ну, по поводу того, сколько мы все им должны… что нет такой жертвы, которую общество не должно было бы принести ради них…
Кроме того, Франческа прекрасно знает, что она, Карлотта, хочет лишь танцевать с этими парнями, а не трахаться с ними!
Если бы он все рассказал ее сестре… Лицемер, который трахается с Джудит за деньги и за отдаленную возможность процветания! Ему желательно, чтобы она сохранила для него чистоту, но уж его самого святым никак не назовешь! Вот если бы она могла поведать Франческе обо всех его проделках, но это запретная тема, об этом ни-ни…
— Ну хорошо, но почему бы тебе хотя бы не сопровождать Билла, когда он отправляется произносить речи. Ведь твое место рядом с ним.
— Бог ты мой! Рядом с ним! Если тебе нравятся речи, то поезжай с ним сама. В таких делах ты разбираешься куда лучше меня. И людям нравишься, и наблюдательность у тебя есть — короче, всегда знаешь, что сказать, чтобы угодить публике. Билл будет за тобой просто как за каменной стеной! Ты даже в состоянии вести какие-то там аналитические подсчеты, я сама слышала, как вы с Биллом шептались, будто колдовали: евреев — десять процентов белых протестантов — двадцать пять, ирландских католиков — тридцать… Нет, я серьезно. Это просто какое-то чудо. Я не могу взять в толк, как это у тебя получается. Ты просто прирожденный политик! И к тому же любишь это занятие, а я нет. Отчего же нам не делать каждой то, что нравится, и таким образом наслаждаться жизнью?
Что ж, неплохая в самом деле мысль, подумала Франческа. И большого вреда не будет, если она поедет вместе с Биллом, оставив Карлотту дома. А позже, когда начнется настоящее дело, Карлотта повзрослеет и, кто знает, вдруг почувствует в политической игре некий намек на те, щекочущие душу удовольствия, которые ей раньше доставляли свидания и танцульки. Может быть, она даже увидит в политике своего рода вызов, а ведь Карлотта всегда была готова ответить на любой вызов, ударом на удар! И конечно же, ее красота и обаяние всегда окажутся Биллу на руку. Разумеется, второй Элеонорой Рузвельт ей не стать, но, кажется, Билл к этому не очень-то стремится.
В конце концов, Билл согласился на предложение Франчески. По ее словам, никакого ущерба для его престижа не будет, если Карлотта посетит несколько балов в честь военнослужащих, отправляющихся на фронт. По крайней мере, это выглядит как патриотическое деяние. Возможно также, деятельность на этом поприще позволите Карлотте избавиться от той дряни, которая крепко завладела ее головой. Он был благодарен ей уже за одно то, что она потеряла интерес к его связи с Джудит. Нельзя, правда, сказать, чтобы ему от этого была какая-то польза. В интимных отношениях с Карлоттой он не продвинулся ни на шаг. Как обычно, она доводила его до последней стадии возбуждения а потом ускользала, оставляя его чуть ли не рыдающим от неудовлетворенной страсти. Билл так до сих пор и не понял, как эта девушка ухитрялась быть страстной и искренне желать близости с ним, а уже через минуту превращалась в холодное и циничное существо, в самой откровенной форме отвергающее его ласки…
