— Икэда Сёню убит!

Клич волной прокатился по полю боя от подножия до низин, заставив воинов Токугавы издать вопль радости.

А воинам из клана Икэда, которым удалось спастись бегством, было сейчас не до возгласов. В одно мгновение они лишились Неба и земли и превратились в сухие листья, уносимые ветром неизвестно куда. Да и где на всей земле было им сейчас искать спасения?

— Не упускайте их! Не оставляйте в живых никого!

— Гонитесь за ними! Перебейте всех!

Победители, охваченные неутолимой жаждой крови, убивали воинов Икэды повсюду, где те попадались им на глаза.

Для тех, кто заранее был готов погибнуть в бою, лишить другого жизни было так же просто, как оборвать лепестки на срезанном цветке. Сёню убили, Нагаёси пал на поле брани, и воины Токугавы добивали немногих оставшихся в живых под Танодзири самураев Икэды.

Один за другим появлялись в ставке со своей добычей военачальники и бросали ее к подножию знамени с золотым веером.

Иэясу выглядел озабоченным: возвращались немногие.

Этот великий полководец редко выдавал свои чувства. На этот раз его тревожило, что воины Токугавы увлеклись преследованием отступающего врага и оторвались от основных сил. Многие не вернулись даже после призывного сигнала. Должно быть, их опьянила одержанная победа.

Иэясу несколько раз повторил:

— Дело не в том, чтобы громоздить одну победу на другую. Нехорошо стремиться к победе после того, как она одержана.

Он не произносил имени Хидэёси, но, вне всякого сомнения, догадывался, что этот прирожденный стратег уже ткнул пальцем в карту, показывая, как именно следует отомстить за великое поражение, понесенное его войском.

— Длительное преследование всегда опасно. Отправился ли уже Сиродза?

— Да. Получив ваши указания, он немедленно выехал, — ответил Ии.

Услышав об этом, Иэясу отдал еще один приказ:

— Ты тоже ступай, Ии. Останови всех, кто продолжает преследование, и прикажи им немедленно повернуть назад.

Когда преследующие убегающего противника воины Токугавы дошли до реки Яда, они обнаружили там копьеносцев под началом Найто Сиродзаэмона, выстроившихся в ряд вдоль берега с копьями наперевес.

— Стойте!

— Остановитесь!

— Князь приказал прекратить преследование!

Только этими словами и нацеленными в грудь копьями собственных союзников преследователи были остановлены.

По дороге без устали мчался Ии, обрушивая на головы воинов угрозы и проклятия.

— Наш князь сказал: те, кто опьянен победой и продолжает преследование вопреки приказу, будут по возвращении преданы суду. Назад! Все назад! Немедленно возвращайтесь!

В конце концов воины Токугавы постепенно пришли в себя и вернулись.

Была вторая половина часа Лошади, солнце стояло в зените. Кучевые облака свидетельствовали, что близится лето, шел четвертый месяц. Кровь, грязь и пот покрывали пылавшие лица воинов.

В час Барана Иэясу покинул ставку на склоне Фудзиганэ, переправился через реку Канарэ и осмотрел отрубленные головы врагов у подножия горы Гондодзи.

Битва затянулась на полдня. Все поле было усеяно мертвыми телами. Победители вели подсчет потерь. Западное войско потеряло свыше двух тысяч пятисот человек, тогда как потери Иэясу и Нобуо составляли пятьсот девяносто человек убитыми и несколько сотен тяжелораненых.

— Великую победу мы одержали, и все же нам не следует чересчур упиваться ею, — заметил один из военачальников. — В конце концов, клан Икэда — всего лишь один из корпусов в армии Хидэёси, а нам для победы над ним пришлось снять с холма Комаки и бросить в бой все свое войско. Вместе с тем, поведи мы себя иначе или потерпи поражение, это оказалось бы для нас воистину роковым. Полагаю, лучшее решение теперь для нас — как можно скорей отступить в крепость Обата.

Однако другой военачальник, ссылаясь на потери противника, поспешил возразить:

— Это неверно. Как только почувствуешь вкус победы, надо стремиться в бой и впредь. Таков основной закон войны. Понятно, что, услышав о сокрушительном поражении, Хидэёси разгневается. Наверняка он соберет свои силы в один кулак и устремит его в эту сторону. Не лучше ли нам дождаться его здесь, проведя все необходимые приготовления, чтобы наверняка завладеть головой князя Обезьяны?

Прервав спор, Иэясу повторил:

— Не следует громоздить одну победу на другую. Воины устали. Хидэёси наверняка взбивает дорожную пыль, поспешая сюда, но нам нет надобности ввязываться в новый бой сегодня. Еще слишком рано. Отдохнем и наберемся сил в крепости Обата.

Безотлагательно приняв решение, Иэясу со своим войском прошел южнее чащ Хакусана и еще до заката добрался до крепости Обата.

Введя в крепость войско и заперев ворота, Иэясу впервые за день позволил себе порадоваться одержанной победе. Мысленно воспроизводя ход событий в затянувшемся на полдня сражении, он осознал, что и он сам, и его воины действовали безупречно. Радость командира или рядового воина заключается в том, чтобы первым отрубить голову противнику или вырвать первое копье из вражеских рук, но тайное удовлетворение к полководцу приходит тогда, когда он осознает, что его дальновидные расчеты оказались правильными, а хитроумные замыслы — осуществленными.

Для этого надо быть истинным мастером военного дела. А истинный мастер безошибочно узнает другого мастера. Поэтому Иэясу непрестанно думал, что же попытается предпринять Хидэёси. Размышляя над этим, князь Токугава внезапно ощутил смертельную усталость и позволил себе ненадолго забыться сном в главной крепости Обата, давая отдых душе и телу.

После того как Сёню вместе с сыном простились с Хидэёси утром девятого числа, он призвал к себе Хосокаву Тадаоки в ставку в Гакудэне и поручил ему, равно как еще нескольким военачальникам, немедленно атаковать холм Комаки. Когда войско отправилось в бой, Хидэёси поднялся на наблюдательную вышку, чтобы следить оттуда за развитием событий. Рядом с ним находился и тоже вглядывался в даль Масуда Дзинэмон.

— Горячность Тадаоки может увести его слишком глубоко в расположение противника.

Увидев, что войско под командованием Хосокавы вплотную подошло к неприятельским укреплениям, Дзинэмон поделился с князем своими опасениями и посмотрел ему в лицо.

— Все будет в порядке. Тадаоки молод и горяч, зато Такаяма Укон человек в высшей степени рассудительный. Если они вместе, то непременно справятся.

Хидэёси думал сейчас о чем-то ином. Как дела у Сёню? Он с нетерпением дожидался добрых вестей от Сёню и не сомневался, что за ними дело не станет.

Примерно в полдень из Нагакутэ примчались несколько всадников. Со скорбью они поведали о трагическом повороте событий: войско Хидэцугу наголову разбито, причем неизвестно, жив или мертв сам юный полководец.

— Не может быть! Хидэцугу? — Хидэёси был неприятно удивлен. Он был не из тех, кто остается невозмутим, услышав об ужасном. — Какая непростительная ошибка!

Эти слова прозвучали упреком не столько Хидэцугу и Сёню, сколько самому себе. И вместе с тем в них невольно слышалась хвала проницательности и уму Иэясу.

— Дзинэмон, — велел Хидэёси, — труби общий сбор.

Хидэёси разослал гонцов в желтых повязках со срочными приказами в части своего войска. Через час двадцать тысяч воинов выступили из Гакудэна в сторону Нагакутэ.

Этот стремительный бросок не укрылся от взоров тех, кто находился в ставке Токугавы на холме Комаки. Иэясу с основным войском ушел, и здешние позиции удерживал малочисленный отряд.

— Похоже, войском командует сам Хидэёси!

Когда Сакаи Тадацугу, один из военачальников, оставленных Иэясу на холме Комаки, услышал о происходящем, он, хлопнув в ладони, произнес:

— Вот тот самый перелом событий, которого мы так долго ждали! Пока Хидэёси отсутствует, мы можем сжечь его ставку в Гакудэне и крепость в Куросэ. Сейчас самое время нанести удар! Все за мной! Предстоит великая битва!

Но Исикава Кадзумаса, другой из доверенных людей Иэясу, возразил: