— Почему вы так спешите, Тадацугу? Полководческое искусство Хидэёси ниспослано ему Небесами. И вы полагаете, что такой военачальник способен оставить вместо себя какого-нибудь никудышного вояку? Это немыслимо! Как бы он ни спешил, так он не поступит!

— Человеку свойственно допускать ошибки, не сообразные его уму и способностям, когда он действует в спешке. Хидэёси созвал полный сбор и отбыл так стремительно, что можно предположить, что его повергла в смятение весть об ужасном разгроме в Нагакутэ. Нам не следует упускать подвернувшуюся возможность подпалить князю Обезьяне кончик хвоста!

— Слишком беспечный взгляд! — Исикава Кадзумаса рассмеялся и тем еще больше разозлил Тадацугу. — На приемы Хидэёси скорей похоже другое: он наверняка оставил здесь значительное войско, чтобы воспользоваться возможностью, которая возникнет, если мы покинем наши укрепления. Столь малочисленному войску, как наше, смешно высовывать нос наружу.

Раздраженный спором Хонда Хэйхатиро гневно поднялся с места:

— Что за речи я слышу? Такие споры подобны пустому сотрясению воздуха. Я не могу сидеть без дела. Прошу прощения — покидаю почтенное собрание.

Хонда был немногословен, но обладал недюжинной силой воли. Тадацугу и Кадзумаса, настаивая на своей точке зрения, увязли в бесконечных прекословиях. И растерянно проводили глазами гневного Хэйхатиро.

— Хонда, — спросили они одновременно, — куда вы?

Хонда, повернувшись к ним, произнес главное правило своей жизни:

— Я стал приверженцем нашего господина еще в детстве. В том положении, которое сложилось, мне не остается ничего, кроме как встать с ним рядом.

— Подождите! — Кадзумаса решил, что Хонда потерял самообладание, и поднял руку, стремясь успокоить его. — Князем было приказано удерживать позиции на холме Комаки в его отсутствие. Но он не приказывал вести себя как заблагорассудится. Пожалуйста, успокойтесь.

Попытался успокоить рассерженного воина и Тадацугу:

— Хонда, какой прок будет от того, что вы в одиночестве удалитесь? Смею вас заверить, никакого! Оборона на холме Комаки куда важнее.

Губы Хонды искривила тонкая усмешка, словно ему стало жаль своих простодушных соратников, но заговорил он все же учтиво, потому что собеседники были старше его по возрасту и выше по положению.

— Я не зову с собой остальных. Каждый волен поступать как ему угодно. Но Хидэёси ведет в бой против князя Иэясу свежее войско, и что касается меня, я не в силах оставаться в стороне. Подумайте об этом! Войско нашего господина измотано после ночного и утреннего боев, и если двадцатитысячное войско во главе с Хидэёси воссоединится с остальными силами врага в одновременной атаке в лоб и в спину, если все это произойдет, неужто вам кажется, что наш господин справится с таким натиском? Я смотрю на вещи так: пусть даже мой бросок на Нагакутэ его не выручит и ему суждено погибнуть в бою, — что ж, тогда я намерен умереть вместе с ним. А вас это вовсе не касается.

Этими словами он положил конец пререканиям. Хонда собрал небольшой отряд всего в три сотни воинов и спешно выступил на Нагакутэ. Вдохновленный его мужеством и боевым духом, Кадзумаса также вывел свои две сотни и присоединился к отряду, покидающему холм Комаки.

Менее шестисот человек было в этом отряде, но боевой дух Хонды вел их с тех пор, как они ушли с холма Комаки. Да и много ли сил было у противника — какие-то жалкие двадцать тысяч! И что за полководец князь по кличке Обезьяна?

Пешие воины были легко вооружены, знамена свернуты, коней яростно настегивали. Пыль, взметаемая крошечным воинством, казалась могучим ураганом, устремившимся на восток.

Выйдя на южный берег реки Юсэндзи, они обнаружили, что войско Хидэёси, полк за полком, идет по северному берегу.

— Вот они!

— Знамя с золотыми тыквами!

— Хидэёси едет, окруженный соратниками.

Хонда и его люди мчались по берегу, не сводя глаз с другого, громко переговариваясь и указывая на того или иного вражеского военачальника пальцем. Все они пребывали в величайшем волнении.

Два войска разделяло столь незначительное расстояние, что если бы людям Хонды вздумалось перейти на крик, то враг мог бы ответить им с другого берега. Видны были лица вражеских воинов, слышна поступь двадцати тысяч воинов и стук бесчисленных подков: шум перелетал через реку и отзывался дрожью в сердце каждого, кто следил за маршем западного войска.

— Кадзумаса! — через плечо окликнул Хонда.

— Да?

— Все ли вы видите на противоположном берегу?

— Да, все. Это огромное войско. Оно так растянулось на марше, что кажется длиннее, чем сама река.

— Узнаю Хидэёси, — рассмеялся Хонда. — Это его ухватки: собрать огромное войско, а затем заставить подчиняться себе так, словно это не полки, а собственные руки и ноги. Конечно, он враг, но нельзя не отдать ему должное.

— Я уже порядочно наблюдаю за ними. Не кажется ли вам, что сам Хидэёси находится поблизости от знамени с золотыми тыквами?

— Нет. Я уверен, что он затерялся в гуще всадников. Не станет он ехать под знаменем, зная, что в любое мгновение его может сразить пуля.

— Враг идет все так же стремительно, но видно, как военачальник подозрительно посматривает на наш берег.

— Нам надлежит сделать вот что. Мы должны задержать Хидэёси на прибрежной дороге во что бы то ни стало, пусть на несколько мгновений.

— Вы считаете, мы должны нападать?

— Нет. У врага двадцать тысяч воинов, у нас всего пятьсот. Если мы бросимся через реку, они уничтожат нас одним ружейным залпом и вся вода покраснеет от нашей крови. Я преисполнен решимости умереть, но не желаю умирать бессмысленно.

— Вот оно что! Значит, вы хотите дать возможность войску нашего господина в Нагакутэ подготовиться к предстоящей битве с Хидэёси?

— Именно так. — Кивнув, Хонда шлепнул рукой по седлу. — Чтобы выиграть время в пользу союзников в Нагакутэ, нам предстоит вцепиться в ноги Хидэёси и замедлить, хотя бы ненадолго, его наступление. Ценой собственной жизни. Вы понимаете, Тадацугу, о чем речь: ценой собственной жизни.

— Да. Я понял.

— Разделите ваших стрелков на три отряда. Не останавливаясь, они смогут в три залпа обстреливать врага на том берегу.

Кадзумаса и Хонда поскакали в одну сторону.

Западное войско быстро продвигалось по другому берегу — стремительней, чем текла река. Воинам Хонды приходилось поспевать за ними, а значит, действовать вдвое быстрее, потому что на ходу они должны были стрелять и перестраивать боевые порядки.

Из-за близости воды грохот ружейной пальбы был громче обычного, пороховой дым окутал поверхность реки белой завесой. Пока одна цепь стрелков делала шаг вперед и давала залп, другая перезаряжала оружие. Затем вторая цепь заступала на место первой и давала новый залп.

Воины Хидэёси несли потери, и это было видно с другого берега. Сперва они не сбавляли шага, но затем их маршевые порядки дрогнули.

— Какими безумцами надо быть, чтобы атаковать нас столь малыми силами?

Хидэёси был потрясен. На его лице появилось удивленное выражение. Он придержал коня.

Военачальники, скакавшие рядом с ним, и все, кто оказался поблизости, поднесли руки козырьком ко лбу, вглядываясь в противоположный берег, но никто не смог назвать князю имя безумца.

— Чтобы решиться напасть на нас такой ничтожной горсткой воинов, надо обладать истинной отвагой. Кто-нибудь узнаёт этого военачальника?

Хидэёси несколько раз задавал этот вопрос.

Вот кто-то спереди закричал:

— Я знаю его!

Это произнес Инаба Иттэцу, комендант крепости Сонэ в провинции Мино. Достигнув весьма почтенного возраста, он тем не менее счел себя обязанным принять участие в боях на стороне Хидэёси и служил главнокомандующему западного войска проводником с самого начала войны.

— Это ты, Иттэцу? Значит, ты узнал вражеского вождя на другом берегу?

— Судя по рогам на шлеме и белой нити, которой прошиты его доспехи, я готов поклясться, что это правая рука Иэясу — Хонда Хэйхатиро. Я знавал его еще в битве при Анэ, много лет назад.