С этими словами Иттэцу покинул монастырь и возвратился в лагерь Нобунаги.

Холодный зимний ветер носил по склонам горы сухую листву. Ночью и по утрам стоял мороз. Время от времени ветер сменялся снегопадом. Как раз в эту пору на горе начались пожары. Однажды ночью загорелся дровяной склад поместья Дайдзё, а за ночь перед тем — Такимидо. И нынешним вечером, хотя стоял еще ранний час, пламя занялось в монашеских кельях в главном храме; отчаянно зазвонил колокол. Поскольку вокруг было множество строений, монахи рьяно взялись за дело, стремясь не допустить распространения огня.

Глубокие ущелья у подножия горы Хиэй погрузились во мрак под светлым красным небом.

— Вот так незадача! — сказал один из воинов Оды и расхохотался.

— Такое случается каждую ночь, — добавил другой. — Им там просто некогда спать.

Холодный зимний ветер колыхал ветви деревьев, люди зябко потирали руки. За чашкой риса они любовались ночными пожарами. Ходили разговоры о том, что поджоги задумал Хидэёси, а совершают их былые разбойники из клана Хатидзука.

Ночами монахи трудились, гася пожары, а днем до изнеможения крепили свои оборонительные линии. И пища, и дрова были на исходе, и тем сильней досаждали им наступившие холода.

Наконец настала настоящая зима с обильными и частыми снегопадами. Двадцать тысяч осажденных воинов и несколько тысяч монахов-воинов увядали, как померзшие растения.

Наступила середина двенадцатого месяца. В лагерь к Нобунаге прибыл посланец с горы. Он был безоружен и одет не в доспехи, а в монашескую рясу.

— Мне хотелось бы поговорить с князем Нобунагой, — сказал посланец.

Явившись, Нобунага увидел, что перед ним настоятель Сонрин, ранее уже встречавшийся с Иттэцу. В доставленном им сообщении говорилось, что ввиду перемены обстоятельств и связанной с этим перемены настроений руководства обители монахи просят мира.

Нобунага, однако же, отказался.

— Как вы встретили посланца, которого я направлял к вам? Вы оскорбили нас!

Нобунага обнажил меч.

— Это неслыханно! — вскричал настоятель.

Он вскочил на ноги. Меч Нобунаги сверкнул в воздухе. Тело повалилось на бок.

— Забирайте его голову и убирайтесь. Вот мой ответ.

Монахи в смятении бежали в свое горное укрытие. Сильный ветер со снегом, дувший в этот день над озером, не щадил и людей в лагере Нобунаги. Нобунага недвусмысленно дал понять обитателям горы Хиэй, что у него на уме, а меж тем ему предстояло решить и другую трудную задачу. Враг, противостоявший ему, был всего лишь светом пламени на стене. Поливая стену, не погасишь огонь, а он тем временем вовсю разгорится за спиной. Таково общее правило военной стратегии, но Нобунага не мог загасить пламя, хотя и понимал, где находится его источник. Всего лишь сутки назад ему доставили срочное донесение из Гифу, в котором говорилось, что Такэда Сингэн из Каи собирает войско, намереваясь воспользоваться отсутствием Нобунаги и перейти в решительное наступление. Более того: десятки тысяч сторонников Хонгандзи восстали в Нагасиме, в его родной Овари, причем один из родичей Нобунаги, Нобуоки, был убит, а его крепость захвачена. Среди людей распространялись всевозможные вредные слухи, порочащие Нобунагу.

Причины выступления Такэды Сингэна были ясны. Заключив наконец мир со своим старинным врагом, кланом Уэсуги из Этиго, Сингэн обратил свой взор на запад.

— Хидэёси! Хидэёси! — позвал Нобунага.

— Я здесь!

— Найди Мицухидэ и вместе с ним немедленно доставьте в Киото это письмо.

— Сёгуну?

— Именно. В письме я прошу сёгуна о посредничестве в мирных переговорах, но лучше будет, если вы и на словах объясните ему суть дела.

— Но тогда почему же вы только что обезглавили посланца с горы Хиэй?

— Неужели не ясно? Иначе дело не дошло бы до настоящих переговоров о мире. Даже если бы монахи подписали договор, они тут же нарушили бы его и ударили нам в спину.

— Вы правы, мой господин. Теперь я понял.

— Где бы ни гуляли языки пламени — источник у них один, и это, несомненно, двуличный сёгун, которому так нравится играть с огнем. Нам крайне необходимо заставить сёгуна выступить посредником на переговорах, а самим уйти отсюда как можно скорее.

Переговоры начались. Ёсиаки прибыл в храм Мии и предпринял попытку смягчить гнев Нобунаги и договориться о мире. Удовлетворенные таким поворотом событий, войска Асаи и Асакуры в тот же день начали отход в свои провинции.

Шестнадцатого числа все войско Нобунаги двинулось в обратный путь и, переправившись у Сэты, вернулось в Гифу.

Хотя Амакасу Сампэй приходился родственником одному из военачальников Каи, последние десять лет он провел на весьма незначительной должности. А все из-за своего редкого дара: он обладал способностью бегать на большие расстояния с огромной скоростью.

Сампэй служил начальником ниндзя клана Такэда. В обязанности ниндзя входили разведка во вражеской местности, вербовка предателей и злонамеренное распространение ложных слухов.

Сампэй с юности поражал своих друзей умением быстро бегать и ходить. Он мог взобраться на любую гору и пройти от двадцати до тридцати ри в день. Но все же путь продолжительностью в несколько дней утомлял, и поэтому, исполнив очередное деликатное поручение, на обратном пути он по возможности ехал верхом. Правда, когда дорога шла круто в гору, ему вновь приходилось полагаться на свои крепкие и быстрые ноги. Лошадей он держал на всех своих привычных маршрутах, оставляя их, как правило, у лесников и охотников.

— Эй, угольщик! Старик, ты дома? — позвал Сампэй, спешившись перед хижиной.

Он вспотел, в мыле была и его лошадь.

Стояло начало лета. Листья на деревьях в горах были еще бледно-зелеными, а в низинах уже вовсю пели цикады.

«Его нет дома», — подумал Сампэй. Он толкнул дверь со сломанным замком — и та сразу же распахнулась. Сампэй ввел в хижину лошадь, которую намеревался оставить здесь, привязал ее, прошел на кухню, поел риса и овощей, выпил чаю.

Позавтракав, он нашел тушечницу и кисточку, написал записку на клочке бумаги и оставил ее в корзине с рисом.

«Тут не лисы и ящерицы поработали. Это я, Сампэй, все съел. Я оставляю здесь лошадь, пригляди за ней до моего возвращения. Хорошо корми ее и заботься о ней как следует».

Когда Сампэй собрался уходить, лошадь принялась колотить копытами по стене, сердясь на своего хозяина. Но он даже не обернулся, а просто закрыл за собой дверь и равнодушно удалился под стук копыт.

Было бы преувеличением сказать, будто Сампэй летел, как на крыльях, и все же скорость, с которой он устремился в горную провинцию Каи, свидетельствовала о том, что ему надлежало доставить донесение чрезвычайной срочности. Пунктом его назначения была столица Каи, крепостной город Кофу.

На следующее утро он уже миновал несколько горных перевалов и любовался водами реки Фудзи, текущей глубоко внизу справа от него. В глубине ущелья виднелись крыши домов деревни Кадзикадзава.

Он хотел прибыть в Кофу к вечеру, но, пройдя изрядное расстояние на хорошей скорости, решил немного передохнуть, любуясь рассветом в долине Каи. «Как ни трудна и опасна жизнь в горах, нет ничего краше родного дома», — так размышлял он, сидя на корточках, когда вдруг заметил поднимавшийся в гору караван лошадей, груженных ведерками с лаком. «Интересно, куда это они?» — подумал Сампэй.

Амакасу Сампэй встал и пошел вниз по склону. Примерно на полдороге он повстречался с караваном, насчитывавшим по меньшей мере сто лошадей.

— Ии-эй!

Всадник, возглавлявший караван, оказался старинным знакомцем Сампэя. Скороход сразу же спросил у него:

— Кому понадобилось такое количество лака? Куда ты его везешь?

— В Гифу, — ответил всадник и, поскольку Сампэя этот ответ явно не удовлетворил, поспешил добавить: — Мы наконец приготовили столько лака, сколько было заказано кланом Ода в прошлом году, вот я и везу его в Гифу.