Камбэй сейчас вел себя так, словно сам представлял интересы рабочих.

Однако они молчали. Лишь после повторного настоятельного призыва Камбэя один из пятерки выступил вперед:

— Что ж, ладно. Ловлю вас на слове — и говорить буду начистоту. Только не сердитесь, ладно? Прежде всего… ну хорошо, начну… пожалуйста, выслушайте меня…

— Говори же!

— Хорошо. Вы сказали, что будете платить нам по одной мерке риса и по сто монов за каждый мешок с песком, и, по правде говоря, все мы тут, люди бедные, были просто счастливы получить такую работу. Но потом мы начали призадумываться — и я в том числе, — не возьмете ли вы назад свое слово.

— Но послушайте! — возразил Камбэй. — Способен разве столь знаменитый человек, как князь Хидэёси, отказаться от своего слова? За каждый мешок, принесенный вами, вы получаете дощечку бамбука с печатью, а по окончании работы обмениваете ее на свое жалованье. Не так ли?

— Это так, ваша честь. Но сколько бы мешков мы за день ни принесли, хоть все двадцать, платят нам за один — меру риса и сто монов. А на все остальное нам выдают расписку и обещают расплатиться позже.

— Верно.

— Это-то нас, ваша честь, и тревожит. Обещанного нам было бы более чем достаточно, взять хоть рис, хоть деньги. Но того, что мы получаем на самом деле, нам не хватает, чтобы прокормить жен и детей.

— Но разве даже одна мера риса и сто монов — это не намного лучше того, что вы имели до сих пор?

— Не смейтесь над нами, ваша честь. Мы ведь не лошади и не быки. И если бы мы работали так, как сейчас, круглый год, мы все бы давно померли. За обещанную плату мы согласились работать здесь и стали стараться вовсю. Нам думалось, что, закончив работу, пусть и такую тяжелую, такую, можно сказать, нечеловеческую, мы сможем удовлетворить свои потребности, сможем выпить сакэ, рассчитаться с заимодавцами, купить жене новое кимоно. Но поскольку кормят нас одними обещаниями, у нас нет особой охоты чересчур надрываться.

— И все же мне трудно понять твои доводы. Князь Хидэёси и его военачальники заботливо относятся к мирным жителям и не допускают никакого произвола. Так на что же вы, если вдуматься, вправе жаловаться?

Пятеро рабочих отчужденно рассмеялись. Потом один из них сказал:

— Ваша честь, мы ни на что не жалуемся. Просто платите нам то, что полагается. Мы ведь не можем есть расписки или бамбуковые дощечки. А самое главное, кто же обменяет нам все эти расписки на настоящие деньги?

— Если дело только в этом, то вам не о чем беспокоиться!

— Нет, погодите-ка. Вы утверждаете, что победа будет за вами. И вы, и все военачальники готовы за это положить жизнь. Но… кто сказал, что вы победите? Я бы за вашу победу об заклад биться не стал. Даже один к двум. Эй, люди! Правду я говорю?

Воздев руки, он повернулся лицом к трехтысячной толпе, призывая поддержать его. Толпа ответила громким ревом, люди орали и сокрушенно качали головами, так что казалось, будто толпа разом сдвинулась с места.

— И это ваша единственная жалоба? — уточнил Камбэй.

— Единственная. Во всяком разе с этого нужно начать.

Смельчак, вступивший в диалог с Камбэем, переглядывался с четырьмя другими и со всей трехтысячной толпой и, казалось, не испытывал ни малейшего страха.

— Этого не будет!

Впервые за все утро Камбэй заговорил своим истинным голосом. В то же мгновение он отшвырнул посох, выхватил меч и рассек смутьяна пополам, затем зарубил другого, бросившегося бежать. Сразу же из-за спины у него выскочили Рокуро и Кюэмон и прикончили остальных троих.

Стремительность и неожиданность этой расправы потрясла рабочих. Они вмиг притихли и замерли на месте, как трава на кладбище. Те, кто только что подстрекал остальных, сейчас испуганно молчали. Насмешки и неприкрытую злость как ветром сдуло. Сейчас лица цвета самой земли выражали только страх.

Стоя над пятью трупами, трое самураев обвели толпу победными взглядами. Окровавленные мечи по-прежнему зловеще поблескивали у них в руках.

Наконец Камбэй закричал со всей бушующей у него в груди яростью:

— Вот пятеро ваших представителей. Мы призвали их, выслушали и дали им вполне ясный ответ. Если еще у кого-нибудь есть вопросы — давайте! За ответом дело не станет! — Он умолк, чтобы узнать, не хочет ли кто-нибудь ему возразить, потом заговорил вновь: — Наверняка среди вас есть такие. Ну, давайте же! Кто следующий? Если кто-нибудь хочет еще что-то сказать от имени всех остальных, то сейчас для этого самое время!

Камбэй опять замолчал, давая людям возможность осознать его слова. Среди трех тысяч собравшихся наверняка было немало таких, кто колебался сейчас между страхом и отчаянием. Камбэй стер кровь с меча и вернул его в ножны. Несколько смягчив тон, он обратился к рабочим:

— Вижу, что никому из вас не хочется последовать за этой пятеркой. А это означает, что и цели у вас иные, чем у них. Если это так, то я продолжу свою речь. У кого-нибудь имеются возражения?

Три тысячи человек ответили покорными голосами людей, чудом спасшихся от неминуемой гибели. Ни у кого из них, естественно, не нашлось больше никаких возражений. Никто ни на что не жаловался. Казненная пятерка была слишком доверчива и поплатилась за это. Остальные готовы были теперь повиноваться приказам.

Три тысячи человек, переминаясь с ноги на ногу, переговаривались друг с дружкой, кто — шепотом, кто — во весь голос, так что понять, кто что говорит, было просто невозможно. Но чувства, испытываемые сейчас толпой, были, судя по всему, едины.

— А теперь тихо! — Камбэй властно взмахнул рукой. — Ладно, пусть оно так и будет. Не хочу говорить мудрено, но для вас же самих лучше, если вы будете работать быстро и хорошо, ибо вы находитесь вместе с женами и детьми под властью его светлости. Если начнете жадничать или бездельничать, только отсрочите наступление счастливого будущего, к которому сами же и стремитесь. Экспедиционный корпус, присланный сюда князем Нобунагой, не может потерпеть поражения в битве с войском Мори. Да, под властью Мори находится множество земель и людей, но сам этот клан уже обречен. И дело не в том, что Мори слабы — просто наступают другие времена, грядут великие перемены. Вы понимаете?

— Да, — дружно отозвались рабочие.

— Ну как, будете работать как следует?

— Будем! Будем!

— Ну хорошо! — Камбэй кивнул толпе и повернулся к Хидэёси: — Мой господин, вы слышали, как ответили эти рабочие, так, может быть, вы соблаговолите проявить по отношению к ним вашу знаменитую щедрость?

Сейчас он вновь словно бы взял на себя роль защитника рабочих.

Хидэёси поднялся с места. Он отдал какой-то приказ Камбэю и двум коленопреклонившимся чиновникам. В мгновение ока откуда ни возьмись появилась вереница воинов. На плечах они несли тяжелые мешки.

Обратившись к рабочим, по-прежнему пребывавшим в страхе и отчаянии, Камбэй произнес:

— Строго говоря, вас не в чем упрекнуть. И нам всех вас жаль. Вас подбили на непослушание несколько смутьянов. Так считает князь Хидэёси, и, чтобы в дальнейшем ничто не отвлекало вас от работы, он приказал немедленно выдать вам вознаграждение за труды. Получите его, поблагодарите князя и приступайте к работе, впредь ни о чем не тревожась.

Воины по команде опорожнили принесенные ими мешки, и на земле выросла целая гора монет, высотою едва ли уступающая плотине.

— Быстро забирайте сколько вместит ладонь, но не более одной пригоршни, и отправляйтесь работать!

Камбэй произнес это четко и недвусмысленно, но собравшиеся по-прежнему медлили, не решаясь броситься за деньгами. Они перешептывались и переглядывались, а гора монет оставалась нетронутой.

— Ну что же вы? В выигрыше окажутся самые смелые и самые ловкие! Потом нерадивые пусть сетуют на себя, если им не достанется ничего. У каждого человека есть руки. Тому, у кого большие руки, сегодня, считай, повезло, а тот, у кого маленькие, должен не зевать и покрепче сжимать пальцы. Пошевеливайтесь же! И сразу за работу!