Жил в то время среди наших далеких предков один простой с виду человек. И роста небольшого. В нем не было ничего броского, присущего степным бардам и поэтам-импровизаторам, но зато дерзости — хоть отбавляй. Скуластого и поджарого поэта, желая унизить и уязвить всячески, наделяли нелестными эпитетами его противники. Однажды даже назвали его «тайпак кара» — плосколицым черномазым. Это было во время знаменитого поэтического состязания с грозным акыном Кулмамбетом, который, к его великой чести, не ведал на своем веку поражений, за что был прозван в народе кулан-аяком, что означает буквально «быстрый, как кулан».
Мы мало знали начало жизни этого-человека. Поэтому он то напоминал старую книгу, начальные страницы которой утеряны, то являлся к нам в образе былинного героя из глубин прошлого века, одинокий, седобородый и легендарный.
Если мы что-нибудь и знаем о его прошлой жизни, то знания эти обрывочны. Например, нам известно, что его предки были батырами. Сам он стал вопреки воле акыном. Нам известно, что отцы и деды его родились и жили в предгорьях Алатау, а он родился в предгорьях Джамбула, куда в панике бежал его аул, преследуемый отрядом жестокого кокандского хана Кудеяра.
Когда народ метался в панике и страхе
и бедное кочевье гнал буран,
пришел в этот хмурый, лютый мир Джамбул...
(Подстрочный перевод)
Все это известно, но нам неизвестны его детские и юношеские годы, первая вспышка его поэтического таланта и формирование его мировоззрения. Но зато мы знаем, что его малочисленный бедный аул Екей был богат акынами. Об этом и в песне пелось:
В славном роду Екей
Сотня акынов, полсотни баксы,
Едва лишь заходит солнце,
Запевают, как одержимые, на все лады.
(Подстрочный перевод)
В этом ауле и по сей день сохраняют традиции своих предков: не пропустят случая вступить в поэтическую схватку, будь то женщины, старики или молодежь. Далее мы знаем, что он был ровесником великого Абая. Абай рано ушел из жизни, а он, Джамбул, после него жил долго, почти полвека, своей поэзией прославляя Страну Советов, обессмертив и свое имя. Он был безграмотным, а Абай был приобщен к передовой русской культуре. Один из постоянных посетителей краеведческой библиотеки в Семипалатинске, этот медлительный в движениях степной аристократ, вызывавший немалое удивление и, быть может, даже смех какой-нибудь городской барышни, читал едва ли не первым лучшие произведения русских писателей XIX века, публиковавшиеся тогда в «Современнике». И, к великому счастью казахской литературы, его мировоззрение как поэта и гражданина формировалось под воздействием ссыльных русских революционеров-демократов. Казахская письменная литература, с первых же своих шагов отличавшаяся удивительной профессиональной зрелостью, обязана своей счастливой судьбой только гению Абая. Ибо наша литература брала свое начало от этой гордо возвышавшейся одинокой, сиротливой горной вершины. Рядом с чистым родником поэзии Абая бурлила необузданной силой устная поэзия. Нам неведомо, откуда она брала свое полноводное начало, за какой далью времен, но зато мы знаем: в то время, когда ручеек письменной литературы только-только зарождался на национальной почве, устная поэзия уже переживала свой бурный расцвет и широко, уверенно несла свое изначально могучее течение. И во главе ее стоял великан народной поэзии Джамбул. Как яркий представитель устного народного творчества, он, подобно дереву платану, тысячелетиями вбирающему сок из недр земли, возвышаясь своим непререкаемым поэтическим авторитетом, возглавлял до конца своей жизни могущественный клан народных акынов.
По словам самого Джамбула, у него за всю его жизнь было гораздо больше «песенных» слов, нежели «простых». Иначе говоря, ему приходилось куда больше импровизировать, слагать стихи и петь, нежели говорить. Как на беспристрастное подтверждение этого поистине уникального факта хочу сослаться на авторитет Ильи Эренбурга, который писал в книге «Люди. Годы. Жизнь»: «В Москву я возвращался с писателями. Меня позвал в свое купе Джамбул. С ним ехал его ученик и переводчик. Джамбул рассказывал, как сорок лет назад на свадьбе бая он победил всех акынов. Принесли кипяток и заварили чай. Джамбул взял свою домбру и начал что-то монотонно напевать. Ученик объяснил, что Джамбул сочиняет стихи. Я попросил перевести. Оказалось, что акын просто радовался предстоящему чаепитию. Потом он подошел к окну и снова запел, на этот раз переводчик сказал строки, которые меня тронули: «Вот рельсы, они прямо летят в чужие края, так летит и моя песня». Кожа на лице Джамбула напоминала древний пергамент, а глаза были живыми, то лукавыми, то печальными. Ему тогда было девяносто два года».
Можно себе представить, какое это было бы огромное наследие, если бы удалось собрать все его песенные слова! Песенные слова столетнего старца равносильны столетней летописи народной жизни, сотканной изо дня в день кропотливо и неутомимо великим мастером устного творчества. Все творения устной поэзии, рождаясь мгновенно, подобно вольнокрылой птице, так же мгновенно разлетались по всей степи. К сожалению, не все вспорхнувшие однажды птицы вновь возвращаются на родные ветви. Например, знаменитое толгау («Раздумье») Джамбула нам известно только в девятнадцати строках, тогда так, по свидетельству Кенена Азербаева, очевидца и участника узунагачского айтыса, в тот день старый акын прискакал злой, обиженный невниманием организаторов и, не слезая с коня, взволнованный и яростный, пел свой толгау с утра до обеда, пел как бы на едином дыхании, не запинаясь и не останавливаясь. Далее его популярная «Устепке» («Выставка») до нас дошла всего в семнадцати строках, а, по рассказам очевидцев, Джамбул ее пел тоже долго. Так называемая выставка была организована местными властями осенью 1913 года в честь трехсотлетнего юбилея династии Романовых. Собрав всех акынов Семиречья, поставили множество юрт в том самом месте, где сейчас находится парк имени 28 гвардейцев-панфиловцев. И по наущению местных властей акыны взахлеб восхваляли могущественную династию Романовых и их отпрыска-царя; только один Джамбул со свойственной ему прямотой и дерзостью пел долго и гневно, особенно обрушиваясь на льстивых собратьев-акынов. В этих дошедших до нас немногих строках виден весь Джамбул, его неукротимый бунтарский дух, открытый полемический задор. Зная глубину его переживаний и взволнованность, можно легко представить, как немолодой уже акын говорил с огромной душевной болью и тоской о горькой участи своего народа. Перебирая теперь в памяти своей его большую жизнь, за далью времен мы постоянно испытываем затруднения. Ибо наши сведения о нем не полны. Между разрозненными сведениями остаются провалы, обрывается целая полоса еще мало изученных отрезков долгой жизни. О нем вот уже более сорока лет пишутся статьи, делаются доклады, защищаются диссертации, он давно вошел в учебники и изучается в вузах, открыт отдел Джамбула при Институте литературы имени Ауэзова, но тем не менее до сих пор собрано далеко не все, что проливает свет на его раннюю биографию, его духовный рост и формирование, он все еще недостаточно изучен, и прежде всего как крупная фигура в устном народном творчестве, как акын-импровизатор. Мы знаем, что он во всех айтысах выступал как непримиримый изобличитель пороков своей эпохи. В своей жизни он не раз вступал в поэтическое единоборство с лучшими акынами Сары-Арки и Джетысу. Среди них наиболее известны нам его состязания с поэтессой Айкумис, с девушкой Нурилой и еще с такими знаменитыми акынами, как Бактыбай, Сарыбас, Шашубай, Досмагамбет. Таков далеко не полный перечень.
Когда было угодно состязаться, как говаривали прежде, языком, он был непобедим. Многое он познал в жизни, но только не горечь поражения. Рассказывают, что сражал он одним ударом, одним, по-джамбуловски острым и точным, выпадом. После чего противники его, словно парализованные, лишались дара речи. Под одобрительный гул в честь победителя почти все они уходили красные от стыда, жалкие и пришибленные. Ни разу великий акын не уклонялся от схватки, вступал в бой открыто и яростно, шел на абордаж и потопил в пучине забвения не один гордый корабль, бороздивший безбрежный океан устной народной поэзии. Народ помнит своего непобедимого поэта, помнит почти все его знаменитые поединки и победы, но не все подробности сохранились в памяти.
