Вольская все мне доказывала, что «Аризона» достойна только «Опытов» и что я должен ее рекомендовать Иваску. Теперь она наконец пристроила ее в «Р<усскую> м<ысль>». А то ведь сами понимаете — Иваск и «Аризона»! Она, кстати, пишет мне письма, что я «ушел из ее жизни» и все в этом роде. Кроме того, что я «перехожу из постели в постель», на что я ей написал, чтоб хотя бы ради изящного стиля забыла слово «постель». Но все это — entre nous[105], пожалуйста, а то и так возни у меня с ней не оберешься, не знаю, в сущности, чего ради.

Ну, письмецо вышло длинное. Насчет переписки о поэзии, повелитель мира, ты неправ. Надо было бы это сделать. А если ты не согласен, что я больше писал «о ямбах», то и лучше: было бы меньше согласия и совпадений. Ямбы, голубчик, очень важны, хотя и не все в них дело. Как все у Вас? Почему Madame умолкла и даже не сделала приписки? Или прокурор помешал? Адреса Кодрянской я в Нью-Йорке не знаю[106], но можно написать через Варшавского. До свидания. Да, забыл: вчера один студент, уверяющий, что «Воскресение» — очень скучная книга, говорит мне: «Вот я вчера всю ночь читал роман и… прямо замечательный! — Какой? — А как-то странно называется… “Оставь надежду…”[107] и даже имени автора не знаю!»

Ваш Г. А.

104, Ladybarn Road Manchester 14

Дорогая Madame 6/XII 55

Получил сегодня Ваше письмецо и, видите, отвечаю сразу. Так что провалы в переписке из двух углов — не по моей вине. Спасибо, что наконец написали.

Отвечаю по порядку.

1) «Моц<арт> и Сальери»[108]. До меня дошли слухи, что это Яконовский. Но неужели и Нина[109] приложила ручку? «И в подлости оттенок благородства»[110] все-таки нужен бы! Меня удивило, что она мне эту статью прислала. Предлог был такой: что делать, как отвечать?! Я ее успокоил: ничего не надо, и мне действительно все равно. Не такое я еще читал. Все — таки я сомневаюсь, чтобы вероломство моей невесты могло дойти до этого — хотя были примеры (с Юрой), да и когда-то в «Русской мысли», еще до того, что ее там печатали, она будто бы со сторожем обо мне говорила Бог знает что (что немедленно до меня дошло). Ну, не знаю. Я, хотя и Сальери, вспоминаю свои стишки о графе Палене[111] в таких случаях, но Вы их не помните, наверно. А что я — Сальери, это, кстати, совершенно верно. Но все-таки лучше Евангулова[112].

2) Статья Гуля[113]. Я ее просмотрел, а журнал у меня со стола кто-то стащил (студенты), и не могу его найти. Видел, что очень лестно, но мнения «по существу» не имею. Но вообще я не поклонник Вашего друга Гуля и «сомневаюсь, чтоб». Да и Вы сами все знаете. Кстати, я сейчас с ним в переписке и не налюбуюсь его стилем, в смысле панибратства. А стишки Жоржа[114] прочел и многое мог бы о них выразить, помимо само собой разумеющихся комплиментов и восторгов. Кстати, перебирая еще в Париже старые «Посл<едние> нов<ости>», нашел 8 или 10 своих статей о Ж<орже>[115], вопреки Яконовскому. Когда-то Лозинский[116] (помню это хорошо, на каком-то Цехе или вроде, после смерти Гум<илева>) сказал, что нет на свете людей и литераторов более различных, чем Ив<анов> и Ад<амович> — при кажущейся близости[117]. Что совершенно верно.

3) Вижу, что «третьего» — ничего нет. Значит, оно и есть самое главное. «За жизнь», как говорил Рабинович. За жизнь особенно сказать нечего, кроме того, что дней через 12 надеюсь быть в Париже и крутиться в вихре света, главным образом монмартрского. Бес в ребре у меня по— прежнему. Здесь такие невероятные туманы, что я совсем скис: на днях заблудился в десяти шагах от дому и блуждал два часа, как в «Хозяине и раб<отнике>», коего Вы, верно, не читали. (Прочтите: sa vaut la peine![118]). Очень жаль, что Вы не будете в Париже, правда. Поговорили бы о поэзии и о смысле жизни.

До свидания — верно, летом, у розового моря, е. б. ж.[119] Да, почему же в конце концов Жоржино сочинение об «Од<иночестве> и св<ободе>» будет в «Н<овом> журн<але>»? Он мне писал, что нет. Bon loisirs[120]. Не забывайте старого друга.

Ваш Г. А.

Ninon пишет сегодня: «Як<оновский> оказался подлецом и пошляком». Неужели это с ее стороны хитрость, на всякий случай? Зачем?

7, rue Frederic Bastiat Paris 8 18/XII-55

Chere Madamotchka Завтра — т. к. сегодня воскресение — пошлю Вам Вашу английскую книгу, заказным. Поиски в Манчестере оказались тщетными. Но у меня было несколько часов в Лондоне, проездом в Париж, и я разыскал это издательство. Сначала они мне заявили, что книги у них нет, но когда я сказал, что это — для автора, засуетились и принялись искать. Самое смешное, что они решили, что я — это и есть автор, а потом, когда уже книга нашлась, секретарша мне недоверчиво сказала: «Irina, кажется, ведь женское имя?»

Ну, очень рад, что мог исполнить Ваше поручение. Надеюсь, что если Вы заработаете на этом миллионы, то угостите меня ужином с прочими удовольствиями на Ваш счет.

Приехал я сюда вчера, еще никого не видел. Но нашел письмо от Гингера с приглашением к ним в среду, где Оцуп у них собирается делать доклад поэзии![121] По-моему, он чувствует, что впал в ничтожество, и хочет опять доминировать, не так, так иначе.

До свидания. Bon loisirs. Да, если случайно соберетесь писать Вольской, не пишите, что я в Париже! Для нее я приеду попозже.

Ваш Г. А

7, rue Frederic Bastiat Paris 8 6/I-56 Сочельник!

Chere Madamotchka

Получил вчера Ваше письмо и отвечаю по горячим следам. Сначала я был в недоумении. Вы пишете о «пенсии» Жоржу на год, и притом «5-10 тысяч не помогут». Ну где, дорогая душка, я могу такую пенсию выхлопотать? У кого? Tout le monde a ete debrouille[122], как сказал кто-то в ответ на «debrouille toi!»[123]. Но вчера же я днем был у Эльканши[124], и там был Померанцев. Так как это Ваш друг, то я с ним и заговорил о Вас. Он говорит, что Вы (или Жорж) писали ему о Леонидове[125], т. е. нельзя ли, чтобы он устроил gala. Померанцев, по-видимому, стесняется с ним говорить, находясь у него в подчиненном положении. А я Леонидова хорошо знаю, и, насколько могу судить, он ко мне относится почтительно (Померанцев это подтверждает). Вот мы и условились, что поговорю с Леонид<овым> я. Конечно, он мог бы устроить вечер с ведеттами[126] при его связях, но захочет ли — не знаю. Пом<еранцев> говорит, что он Жоржин поэтический поклонник, и вообще он к литературе рвется. Так что, может быть, и удастся, не знаю. Во всяком случае, это мысль возможная, а «пенсия» — по-моему, нет, т. е. я не вижу, где и как ее получить. Кстати, Цвибак мне ответил насчет Лит<ературного> Фонда: «Фонд помогает Иванову регулярно». Что это значит, как помогает? Я об этом не знал. Но они, вообще-то, присылают гроши… кроме экстренных случаев, вроде операции и т. д.