Он получил блестящее образование – сначала в частной школе на юге Англии, а затем в Кембридже. Халид бен Вазир с шести лет жил в Европе и уже начал забывать, как жжет незащищенную кожу свирепое солнце Аравийского полуострова. Ностальгии по родным пескам он не испытывал, потому что занимался любимым делом и жил так, как ему нравилось. Компьютерные программы, которые он разрабатывал, можно было без труда и очень выгодно продать любой из крупнейших мировых корпораций, но бен Вазир не нуждался в услугах менеджеров: все делалось по заказу дяди и им же оплачивалось, причем со щедростью, намного превосходившей все, что могли предложить самые богатые корпорации.
Дядя занимался большой политикой. Бен Вазиру нередко доводилось слышать обвинения в его адрес, но, как всякий программист, он привык рассматривать любую проблему с позиций чистой логики, без примеси эмоций. С этой точки зрения деятельность дяди и его сподвижников выглядела не хуже и не лучше того, чем занимался любой крупный политик, любое сильное государство. И такой точки зрения придерживался не он один. Ведь недаром же, в конце концов, на следующий день после нашумевших событий одиннадцатого сентября в Нью-Йорке наследник британской короны принц Чарльз, завтракая с дядей бен Вазира, шутливо поинтересовался, что тот намерен взорвать в следующий раз!
К тому же Халида дядины дела непосредственно не касались. Сам он занимался в основном созданием сложных шифровальных программ; это не были программы запуска баллистических ракет или дистанционного управления спутниками-шпионами; в некотором роде профессиональная деятельность Халида бен Вазира была куда более невинной и безвредной, чем сходная по форме, но совершенно иная по содержанию деятельность разработчиков компьютерных игр, полных насилия и крови.
В Австрии, куда он переехал по настоянию дяди, Халиду, в общем-то, нравилось. Суровые пейзажи альпийских предгорий выглядели куда живее и разнообразнее, чем плоские равнины центральной Англии, а вежливая отстраненность здешних обитателей вполне устраивала его и была весьма удобна для друзей дяди, живших с Ха-лидом под одной крышей. Именно так, друзьями дяди, Халид бен Вазир даже мысленно называл этих людей, хотя точно знал, что это никакие не друзья, а самая обыкновенная вооруженная охрана. Это тоже было ему безразлично: его свободы охранники не стесняли, глаза не мозолили, и при желании их можно было вовсе не замечать. Их начальник, Фарух аль-Фаттах, оказался прекрасным собеседником и партнером по шахматам; Халид хорошо знал, кто он такой, и это его ничуть не смущало, как не смущает любого нормального человека знакомство с военнослужащим, некогда принимавшим активное участие в боевых действиях. То, что на войне считается подвигом, законы мирного времени называют умышленным убийством; для Фаруха аль-Фаттаха, как и для дяди Халида, такого понятия, как мирное время, просто не существовало. Они родились и выросли на войне, они жили войной, они сами были ею, и законы мирного времени на них просто не распространялись. Судить их по этим законам было все равно что учить рыбу лаять, а собаку – жить под водой; таково было мнение Халида бен Вазира, и он уже не помнил, сам до этого додумался или такую мысль внушил ему любимый дядя.
Сегодня Фаруха в доме не было: еще вчера он куда-то уехал и до сих пор не вернулся. Халид о нем не скучал: он любил работать по вечерам, а Фарух, выполняя, по всей видимости, поручение дяди, внимательно следил за тем, чтобы он не переутомлялся и спал не меньше восьми часов в сутки. Халид бен Вазир любил свою работу; когда заказов не было, что случалось нечасто, он работал в свое удовольствие, оттачивая мастерство. Как правило, плоды такой работы позже все равно находили применение. Не было случая, чтобы дядя или кто-то из его представителей, ознакомившись с результатами самостоятельных изысканий Халида, сказал: "Это нам не нужно".
Вот и сейчас, сидя в своем рабочем кабинете, бен Вазир трудился над созданием весьма остроумной программы, идея которой пришла ему в голову позавчера. Фактически это был вирус, исполнявший роль сторожевого пса при последней версии шифровальной программы. Пока все шло нормально, вирус дремал, никак себя не проявляя, но при попытке несанкционированного взлома программы он должен был активироваться и в считанные минуты уничтожить операционную систему вражеского компьютера.
Кабинет Халида бен Вазира был оформлен в модном стиле "хай-тек". Такая обстановка помогала программисту сосредоточиться, да и просто ему нравилась. На голове у него были наушники, в которых звучала бессмертная музыка "Битлз", стекла очков поблескивали, отражая голубоватое свечение монитора. На столе горела, освещая только клавиатуру, яркая настольная лампа. В теплом полумраке за пределами ослепительно яркого светового пятна прятались открытая пачка сигарет и квадратная бутылка с дорогим шотландским виски. Употребляемые в меру, алкоголь и никотин бодрили бен Вазира. Дядя не одобрял ни то, ни другое, но он, во-первых, был далеко, а во-вторых, признавал за Халидом право стимулировать свою мозговую активность так, как тот считал нужным. Кроме того, дядя прекрасно знал, что Халид не позволяет себе излишеств; что до аль-Фаттаха, то он вообще помалкивал на эту тему, поскольку сам был не дурак выпить, если это не вредило делу. Старая шутка о том, что пророк не велел правоверным пить вино, но ничего не говорил о спирте, была одной из наиболее часто употребляемых им шуток, так что в этом вопросе они с Халидом сразу достигли полного взаимопонимания.
Мобильный телефон, который программист держал в нагрудном кармане рубашки, неприятно завибрировал. Халид специально поместил его ближе к телу: в противном случае он просто не услышал бы вызов из-за грохотавшей в наушниках музыки. С сожалением оторвавшись от работы, бен Вазир сдвинул наушники вниз, на шею, убавил громкость музыки и вынул телефон из кармана.
Звонил Фарух аль-Фаттах. Несмотря на то что официально он занимал подчиненное по отношению к Халиду положение, являясь фактически начальником его личной охраны, Фарух был не из тех, чей вызов можно просто проигнорировать. Иногда, вот как сейчас например, Халид бен Вазир всерьез задумывался над тем, кем же на самом деле является аль-Фаттах: его телохранителем или тюремщиком.
Как бы то ни было, на вызов следовало ответить, что и было сделано без особой охоты, но и без промедления.
– Да продлит Аллах твои дни! – приветствовал его Фарух аль-Фаттах, не упустив случая украсить банальный звонок по телефону цветами восточного красноречия. – Надеюсь, ты здоров и благоденствуешь.
– Как обычно, – суховато ответил Халид, нетерпеливо косясь на экран компьютера.
Ему пришло в голову, что встраиваемый в шифровальную программу вирус-убийцу следовало сделать настоящей грозой вражеских компьютеров. Уничтожения операционной системы мало; почему бы не научить вирус выжигать чужие компьютеры дотла – так, чтобы после знакомства с детищем Халида их оставалось только выбросить на свалку.
Занятый этими мыслями, он пропустил мимо ушей почти половину того, что говорил ему аль-Фаттах. И лишь упоминание о дяде вывело Халида из задумчивости, и он переспросил:
– Дядя? Ты виделся с дядей?
– Я говорил с ним по телефону, как сейчас говорю с тобой, – ответил аль-Фаттах. – Дядя просил передать, что он тобой очень доволен. Ты не смотрел новости?
– Нет, – ответил Халид.
– Как обычно, – по голосу чувствовалось, что он улыбается. – Ничего. Зато у меня будет повод рассказать тебе, какое большое дело ты сделал, написав ту программу.
– Какую именно?
– Для авиационного тренажера. Помнишь ее?
Бен Вазир поморщился. Разумеется, он помнил. Работа была совсем несложной, но нужно было быть последним глупцом, чтобы не понимать: эта простенькая работа лежала в опасной близости от того, чем в действительности занимались его дядя и Фарух аль-Фаттах. Халид вспомнил серебристые емкости нефтехранилища, возникавшие на экране в заключительной части виртуального маршрута, и ему сделалось не по себе. Он решил, что, пожалуй, не станет смотреть телевизор и в руки не возьмет сегодняшнюю газету, но тут же понял, что это бесполезно: вряд ли ему удастся заткнуть рот аль-Фаттаху, да и других источников информации вокруг хватало. Рано или поздно он все равно узнает, чему стал виной, так к чему тянуть время?
