Придя в клуб, Закир Рашид первым делом поднялся на второй этаж и, миновав раздевалки для спортсменов, свернул в коридор административного крыла. Здесь, как всегда, было пусто; всю администрацию клуба как таковую можно было без труда разместить в одной комнате, и тренер, впервые попав сюда, сильно удивился: зачем любительскому спортивному клубу столько лишних помещений? Ведь их можно было бы сдавать в аренду, хоть немного снизив тем самым бремя накладных расходов, которые пока что даже и не начали окупаться. Но теперь, после разговора с французским журналистом, он перестал удивляться: в конце концов, здесь, в клубе, была масса куда более удивительных вещей, чем десяток неиспользуемых офисных помещений. Будь Закир Рашид полицейским, он бы наверняка постарался разузнать, какие дела проворачиваются здесь за ширмой благотворительности, какой инвентарь хранится в запертых подвальных кладовых и к каким свершениям на самом деле готовят молодых людей, которые сюда приходят.

Но турок не имел никакого отношения к полиции, и единственным, что его в данный момент интересовало, была возможность сделать всего один меткий выстрел. Лучше бы, конечно, два или все пять, но Закир Рашид был реалистом и понимал, что вряд ли успеет выстрелить больше одного раза. Да и для того, чтобы обеспечить себе этот единственный выстрел, следовало хорошенько постараться.

Он невесело усмехнулся, представив себе, как француз в этот самый момент гонит машину в сторону донкастерского поместья. Рашид всей душой желал журналисту Сиверу удачи. Ему было глубоко безразлично, чья именно рука спустит курок; главное, чтобы одноглазый дьявол перестал отравлять воздух своим смрадным дыханием. Он был мозгом организации, виновной в смерти жены и дочерей Рашида, и турок собирался всадить в этот мозг пулю. Или, на худой конец, порадоваться известию о том, что это сделал кто-то другой – например, корреспондент агентства "Рейтер" Алек Сивер...

Огромные кроссовки Рашида негромко шлепали по гладкому полу, в котором размытыми пятнами света отражались потолочные светильники. Вообще, турку нечего было здесь делать, но он заранее придумал, что скажет, если кто-то пристанет к нему с расспросами: он пришел, чтобы поинтересоваться у мистера Рэмси ходом переговоров о рекрутировании легионеров. Между делом ему подумалось, что этим и впрямь стоило бы поинтересоваться, но какие уж тут легионеры!.. Собственные профессиональные обязанности и все связанные с ними хлопоты и переживания теперь казались Рашиду мелкими, далекими и ненужными. То, что целиком занимало в данный момент его мысли, не имело ни малейшего отношения к баскетболу.

В коридоре ему так никто и не встретился, и, свернув за угол, турок оказался в коротком тупичке, где располагались туалеты. Их было два, хотя за время своей работы в клубе Рашид ни разу не видел здесь женщин. Впрочем, здание это было построено уже давно, и те, кто его проектировал, вряд ли рассчитывали, что оно будет использоваться в качестве закрытого мужского клуба. Они ведь строили всего-навсего спортивно-развлекательный комплекс, а вовсе не штаб-квартиру террористической организации...

Туалет сверкал первозданной чистотой. Рашид впервые очутился здесь – в раздевалке для спортсменов имелись все удобства, в том числе уборная и душевые кабины, – но сориентироваться было нетрудно. Одну за другой он проверил все четыре кабинки и, установив, что они пусты, заперся в крайней справа.

Порядки в клубе были довольно строгие. Во время игр и тренировок, на которые допускались посторонние, охрана вооружалась металлоискателями и проверяла каждого, кто входил в здание. Рашид предполагал, что в дни, когда клуб посещает владелец, бдительность охраны удваивается – тщательной проверке на входе подвергаются все, в том числе и персонал клуба. Обыкновенно турок не носил в карманах ничего, что могло бы привлечь внимание охранников, но теперь у него появился небольшой секрет двадцать второго калибра, видеть который здешнему персоналу до поры до времени было ни к чему.

Рашид вынул пистолет из кармана и завернул его в специально купленный новенький полиэтиленовый пакет. Плотно перемотав получившийся сверток липкой лентой, турок сунул его обратно в карман и приступил к непривычному для себя делу – разборке сливного бачка. Тайник был, конечно, примитивный, но придумать ничего лучшего Рашиду не удалось. Потолок в туалете был подшит гофрированным металлом, сверкавшим, как зеркало, а стены и пол поблескивали сплошным черным кафелем. Правда, в кабинке имелась вентиляционная отдушина, но Рашид здраво рассудил, что, если дело дойдет до проверки сливных бачков, то охрана не обойдет своим вниманием и вентиляцию. Что так, что этак – все равно, полагаться он мог только на удачу.

Скользкая фаянсовая крышка бачка вдруг выскользнула у него из рук. Рашид неловко подхватил ее на лету, прижал к куртке. Глазурованный фаянс скользнул по гладкой непромокаемой ткани, как будто крышка была живым существом, стремящимся к самоуничтожению, однако турок удержал ее и, тяжело дыша, осторожно опустил на сиденье унитаза. Руки у него слегка дрожали, и он не знал, является это последствием похмелья или только что пережитого испуга.

Придирчиво осмотрев сверток в последний раз и на всякий случай попытавшись запомнить, под какими углами перекрещиваются на черном полиэтилене витки липкой ленты, Рашид опустил его в бачок и разжал пальцы.

Увесистый сверток беззвучно канул в стоячую воду и лег на дно. Вытесненная им вода перелилась через верх клапана и журчащей струйкой стекла в унитаз. Ее было совсем немного. Закир Рашид осторожно установил на место крышку, подумал немного, а потом для вида пошуршал туалетной бумагой и спустил воду. Под доносившееся из бачка бодрое журчание турок дважды расстегнул и застегнул "молнию" на куртке, хотя и знал, что в туалете никого нет, и наконец выбрался из кабинки.

Больше никуда не торопясь, он вымыл руки, подержал их под струей теплого воздуха из электрической сушилки и вышел в коридор. Там по-прежнему никого не было. Оглядевшись, Закир Рашид направился в сторону раздевалок, оставив позади мужской туалет, где в темноте вентиляционной отдушины, как и раньше, микроскопическим красным угольком тлела контрольная лампочка следящей видеокамеры.

Казначей приехал в клуб пораньше, чтобы успеть покинуть здание до того, как туда явится одноглазый. После утреннего совещания в доме хозяина Артур Джонатан Рэмси больше не хотел иметь со своим нанимателем ничего общего.

Сотрудничество с одноглазым всегда было опасным делом, однако оно приносило дивиденды, служившие неплохой платой за риск. Теперь же риск возрос настолько, что его не могли компенсировать никакие деньги. У савана нет карманов, сказал какой-то умный англичанин, и мистер Рэмси был целиком и полностью согласен с этим утверждением. Помимо денег, у него не было никаких причин хранить верность одноглазому, и сейчас наступил тот самый момент, когда инстинкт самосохранения выступил на передний план, отодвинув в сторону даже присущую мистеру Рэмси алчность.

Покинуть одноглазого представлялось делом непростым и весьма опасным: араб недаром грозился убить англичанина в тот самый миг, когда они перестанут друг друга устраивать. Теперь этот миг настал, и мистер Рэмси очень надеялся, что его наниматель еще какое-то время не заметит данного обстоятельства, занятый охотой на француза и слежкой за турком.

Араб мог сколько угодно отказываться признавать очевидное, но факты были таковы: он был на волосок от гибели, и все его окружение тоже. Они могли уцелеть, а могли и погибнуть, даже не успев понять, что происходит. Честно говоря, мистер Рэмси подозревал, что на Рашида вышел никакой не француз, а самый обыкновенный еврей, работающий скорее всего в том веселом подразделении, которое израильтяне создали после печально знаменитого теракта во время Мюнхенской олимпиады. Тогда террористы захватили десяток израильских спортсменов, которые все до одного погибли во время бездарного штурма, проведенного мюнхенской полицией. Именно после этого израильская разведка обзавелась неким спецподразделением, которое, не обременяя себя соблюдением законности, вычислило и ликвидировало всех участников и организаторов печально знаменитого теракта. "Пошлите наших мальчиков", – сказала Голда Мейер, бывшая в ту пору премьер-министром Израиля. И "мальчиков" послали, и они справились с порученным делом так, что о них до сих пор ходили легенды. Вполне возможно, считал мистер Рэмси, что теперь очередь дошла до одноглазого. Почему бы и нет? Если он в действительности является тем, на кого был так похож даже без бороды, у израильтян более чем достаточно оснований желать ему смерти. Да и не у одних израильтян, если уж на то пошло...