Глеб уже выяснил, какая именно. Это было длинное двухэтажное строение на самом гребне высокой каменной стенки, без видимой нужды обнесенное оштукатуренным кирпичным забором и выстроенное в стиле, который отсюда, снизу, представлялся довольно беспорядочным, даже хаотичным. У забора, на площадке, которая выглядела просто узким каменным уступом, куда не проберешься ни сверху, ни снизу, стоял, поблескивая лаком, черный "БМВ". Наверное, где-то там, в стене, имелись невидимые снизу ворота; вероятнее всего, там же находилась и дорога, по которой "БМВ" вскарабкался в гору: было просто невозможно представить, какие строители и какой ценой ухитрились ее проложить.

"БМВ" стоял так, что разглядеть его номерные знаки не представлялось возможным даже сквозь самый мощный бинокль. Однако Глеб подозревал, что эта машина ему знакома. Отвлекшись от созерцания черного "БМВ", Сиверов обернулся и еще раз посмотрел на гору, вершину которой венчали белые стены и башни старого королевского замка. Оттуда, со стены, по-прежнему сверкали фотовспышки, особенно хорошо заметные в сгущающихся сумерках. Позиция выглядела просто идеальной: даже с галереи для туристов двор бен Вазира был виден как на ладони, а если еще забраться на одну из башен...

Глеб облокотился о парапет, закурил новую сигарету и прикинул, что могла бы дать ему такая вылазка – естественно, при условии, что ему удастся протащить в замок дальнобойную винтовку пятидесятого калибра с мощной оптикой.

Конечно, уничтожение аль-Фаттаха – дело заманчивое само по себе. А главное, никто не побежит жаловаться в полицию, даже если вместе с аль-Фаттахом Глеб перещелкает, как куропаток, хоть дюжину арабов. Им это просто ни к чему, у них свои законы и своя полиция, и, если уж открывать огонь из засады, убить придется всех, кто находится в доме и вокруг него, до последнего человека. В противном случае уже через полчаса на смену каждому убитому придут трое, а то и пятеро...

Кроме того, час тотального уничтожения еще не пробил. В данный момент Глебу была нужна информация, а не скальпы. Если Халид бен Вазир и сотрудничал с "Аль-Каидой", то он являлся лишь одним из промежуточных звеньев в длинной цепочке, по которой на Кавказ из неизвестного источника переправлялись инструкции, деньги и оружие. Задача агента по кличке Слепой состояла как раз в том, чтобы пройти по этой цепочке до самого конца – или начала, если угодно, – а не в том, чтобы оборвать ее посередине.

Да и раздобыть хорошую снайперскую винтовку было негде. Если уж на то пошло, негде было взять даже плохую. После гибели агентов, которые снабдили его оружием и информацией о бен Вазире, у Глеба остался лишь один канал, использование которого предусматривалось только в экстренной ситуации.

Сквозь толстую ткань куртки он дотронулся до висевшего под мышкой пистолета. Кобура была новенькая, купленная несколько часов назад здесь же, в Зальцбурге, и всякий раз, стоило лишь слегка наклонить голову, Глеб ощущал ее острый запах. По набережной на противоположной стороне реки, протыкая сгущающиеся сумерки синими стрелами проблескового маячка, медленно прокатилась патрульная машина. В городе, и не только в этом, было полным-полно полицейских. Они не слишком бросались в глаза, но, имея кое-какой опыт, их было нетрудно заметить. Европа уже не первый год жила в постоянном страхе перед террористами, и Глебу подумалось, что, если его ненароком заметут здесь с незарегистрированным пистолетом под полой и фальшивым паспортом в кармане, это будет ирония судьбы.

Глеб посмотрел на часы. Магазины еще открыты, а значит, вполне можно успеть приобрести бинокль, подняться на гору и со стены замка насладиться зрелищем обнесенной кирпичной стеной виллы арабского программиста Халида бен Вазира.

Глеб двинулся обратно в город, прокладывая себе путь через толпы туристов к улочке, где заприметил магазин, торгующий оружием и спортивным снаряжением.

Была суббота, десятое декабря.

В пятом часу утра одиннадцатого декабря с проселочной дороги, рассекающей надвое дремлющие в ожидании далекой весны поля графства Хартфордшир, свернул потрепанный "рейндж-ровер". Машина имела такой вид, словно в течение многих лет принадлежала фермеру, который не слишком о ней заботился, но старый мотор гудел ровно и мощно, без единого постороннего звука. Светя фарами, внедорожник покатился по белой от снега грунтовой дороге. Колеса беспощадно давили, смешивая с пылью, нестойкое снежное покрывало, которому было суждено растаять с восходом солнца, и за машиной оставались две четкие темные колеи. Они вели к большому, заметно покосившемуся дощатому фермерскому амбару, который стоял в конце обнесенного живой изгородью обширного поля.

Свет фар упал на старые, потемневшие от времени и непогоды доски, из которых были сколочены ворота амбара. Ворота были громадные, как в ангаре; внимательный наблюдатель мог без труда заметить, что они, в отличие от стен и кровли, совсем недавно были отремонтированы и с тех пор старательно поддерживались в исправном состоянии.

Не выключая мотора, водитель выбрался из машины, а вслед за ним на звонкую от легкого ночного морозца землю с подножки спрыгнул пассажир. На обоих были короткие утепленные куртки с лохматыми меховыми воротниками, облегающие джинсы и удобные теплые ботинки на толстой рифленой подошве. Оба молодые и смуглые, а их густые волосы были иссиня-черными и блестели, словно их обильно смазали гуталином.

Водитель отпер тяжелый навесной замок, и тот, звякнув, повис на откинутой дужке. Руки в теплых овчинных перчатках ухватились за края огромных дощатых створок, и ворота распахнулись с неожиданной легкостью.

Освещения внутри не было, источником света служили только фары оставшегося снаружи автомобиля, и в их лучах стало видно, что в амбаре хранится вовсе не сено или какой-нибудь облепленный засохшим навозом фермерский драндулет. На ровном земляном полу, густо усыпанном соломенной трухой, стоял, раскинув ярко-красные, лаково поблескивающие крылья, легкий двухместный биплан.

Не тратя времени на разговоры, водитель джипа и его пассажир приступили к проверке аппарата. Она не отняла много времени, поскольку настоящая, тщательная проверка состоялась накануне. Убедившись, что все в порядке, водитель вернулся к машине и скоро вновь возник в свете фар, неся в каждой руке по большой дорожной сумке. Сумки явно были очень тяжелые, но пассажир даже не подумал помочь своему товарищу, ограничившись тем, что открыл дверцу кабины, когда водитель подтащил свою ношу к самолету.

Небо на востоке уже начало понемногу становиться из черного темно-синим, предвещая скорый рассвет. Пассажир затоптал сигарету и, опершись о крыло, ловко забрался в кабину. Захлопнув дверь, он включил подсветку приборной панели, повозился немного, пристраивая поудобнее сумки, почти целиком занявшие тесный салон, и включил зажигание.

Раскатистый треск выхлопов поршневого авиационного двигателя разорвал предутреннюю тишину в клочья, огромный амбар наполнился клубами сизого дыма. Пропеллер мгновенно набрал обороты, превратившись в дрожащий, расплывчатый круг, который, как гигантский миксер, дробил на мелкие искры лучи автомобильных фар. Водитель машины махнул на прощанье рукой и, не получив никакого ответа, бегом вернулся к "рейндж-роверу" и сел за руль. Машина попятилась, развернулась и съехала в поле, освобождая дорогу. Пилот еще немного помедлил, в последний раз проверяя показания приборов и давая двигателю прогреться, а затем осторожно тронул легкий самолет с места.

Выкатившись из ангара, тот, набирая скорость, двинулся вперед. Скорость все увеличивалась, самолет слегка подпрыгивал, когда колеса натыкались на незаметные глазу неровности импровизированной взлетной полосы. Эти прыжки становились все длиннее, а затем легкая машина окончательно оторвалась от земли, перемахнула темную полосу живой изгороди и, набирая высоту, ушла в темное пасмурное небо. Громовой треск перешел в отдаляющееся ровное гудение, в рокот, в тонкий комариный писк, а затем смолк вдалеке.