Глеб посмотрел на часы и понял, что пора начинать действовать. Никакого конкретного плана у него по-прежнему не было. Имелось всего два варианта предстоящих действий, и оба одинаково сомнительные. Можно было, например, рискуя сорваться со скалы и свернуть себе шею, пробраться вдоль забора к воротам, постучать и посмотреть, что из этого получится. Второй вариант был таким же рискованным, но зато куда менее утомительным и предполагал проникновение на территорию домовладения путем тривиального перелезания через забор.

Здраво рассудив, что, отважившись на самоубийство, незачем превращать этот процесс в продолжительное и скучное действо, Глеб встал, сделал несколько движений, разминая затекшие от долгого сидения в неудобной позе мышцы, отступил на несколько шагов и, взяв короткий, но мощный разбег, одним махом взлетел на гребень кирпичной стены.

Картина, открывшаяся его взору, не стала неожиданностью, поскольку Глеб битых четыре часа разглядывал двор виллы сквозь самый мощный бинокль, какой только смог отыскать в этом городишке. Двор был спланирован с умом и почти не оставлял незваным гостям шансов. Однако для человека, способного почувствовать и оценить разницу, между "почти" и "совсем" пролегает целая пропасть, на дне которой – масса вариантов. Глеб Сиверов еще днем присмотрел местечко, где задуманная им хулиганская выходка при удачном стечении обстоятельств могла остаться безнаказанной.

Убедившись, что в пределах видимости нет никого, кто, сложив на животе руки, с интересом наблюдал бы за его действиями, Глеб перебросил свое послушное тело через гребень стены и мягко, как большая кошка, приземлился на четвереньки. Ладони в тонких кожаных перчатках уперлись в хрусткий от ночного мороза травянистый газон, пистолет под курткой ощутимо толкнулся в ребра, будто просясь на волю. Какой-то подстриженный в форме почти идеального шара вечнозеленый куст скрывал его от нескромных взглядов охраны; выглянув из укрытия, Глеб, как и ожидал, увидел боковой фасад дома, в котором светилось одно окно на втором этаже.

Внимательно осмотрев фасад, камер видеонаблюдения он, как и прежде, не заметил: они либо вообще отсутствовали, либо были очень хорошо замаскированы. Подумав, он отверг второй вариант как явно параноидальный. Какой смысл, находясь у себя дома, маскировать следящие камеры, сужая тем самым обзор? Ну, допустим, в России это еще имеет какой-то смысл, поскольку камеру тоже могут спереть, а она, как ни крути, стоит денег. Но здесь-то кому это нужно?!

Из-за угла дома появился охранник в теплой зимней куртке и шапке, похожей на русскую ушанку. Оружия Глеб не заметил, но это вряд ли означало, что его на самом деле нет. Двигаясь гораздо быстрее, чем это было допустимо при патрулировании периметра, и почти не глядя по сторонам, охранник прошел по вымощенной цветной цементной плиткой дорожке вдоль бокового фасада и скрылся за углом. Теперь в распоряжении Глеба было почти семь минут – намного больше, чем ему действительно требовалось.

Бегом пересекая двор, он думал о том, что охрана здесь поставлена не лучшим образом. Конечно, арабы старались быть начеку, и это им неплохо удавалось, и все же сытая, размеренная жизнь в чистенькой и законопослушной Австрии оказывала на них определенное воздействие. Взять хотя бы этого клоуна, который прошел тут минуту назад. По походке было видно, что он считает это свое хождение делом пустым, никому не нужным и в высшей степени обременительным. Халид бен Вазир – человек уважаемый, законопослушный, живет на виду, ни от кого не прячась, исправно платит налоги, и у здешних властей к нему никаких претензий нет. А на улице, между прочим, минусовая температура, и совершенно непонятно, кому и зачем при всех вышеперечисленных условиях понадобилось такое бессмысленное занятие, как патрулирование двора...

Глеб толкнул раму неосвещенного окна, но оно, естественно, оказалось плотно закрытым. Он прижался к стеклу щекой и сбоку заглянул вовнутрь, стараясь разглядеть оконную ручку. По счастью, она была одна и располагалась почти точно по центру рамы, что существенно облегчало Глебу задачу.

Он вынул из-за пазухи пистолет и, приставив ствол к тому месту, где находился запорный механизм, спустил курок. Удача его не оставила: пуля прошла именно так, как было нужно, и второго выстрела не понадобилось. От толчка рама легко распахнулась, и из темного проема на Глеба пахнуло теплым сухим воздухом. "С нами Бог", – пробормотал он, перебрасывая ноги через низкий подоконник. Сказано это было по-русски, но немецкий эквивалент непрошеным всплыл из глубин памяти. Здесь, в Зальцбурге, наверняка еще жили, коротая остаток своих дней, некоторые из тех веселых ребят, что лет шестьдесят назад прошагали полмира, неся эту надпись на пряжках своих солдатских ремней. Им тогда здорово досталось, и это подтвердило правоту старинной русской поговорки "На Бога надейся, а сам не плошай".

Глеб плотно прикрыл за собой окно, понадеявшись на то, что охранник во время следующего обхода не заметит ни следов под окном, ни пулевого отверстия в раме. А если заметит... Сиверов посмотрел на часы. В его распоряжении оставалось еще целых пять минут, а за это время можно успеть многое. В конце концов, у него был только один способ добраться до Халида бен Вазира: вломиться в его дом, сметая все на своем пути.

Глеб немного постоял на месте – его глазам не надо долго привыкать к темноте. На светлом фоне кремовых стен темнели очертания предметов, в углу поблескивал плоским экраном выключенный телевизор, в щель под дверью пробивался электрический свет из коридора. Судя по небольшим размерам и спартанской скудости обстановки, комната служила спальней для прислуги. Ничего интересного тут не было и быть не могло, и Глеб, заранее щуря глаза, повернул дверную ручку.

Проходивший по коридору охранник остановился как вкопанный и изумленно уставился на незнакомца. В левой руке у охранника была открытая бутылка минеральной воды, а правая сразу же потянулась к оружию.

– Вас ист дас? – поинтересовался он, ухитрившись почти до неузнаваемости исковеркать эту коротенькую фразу на свой восточный манер.

– Дас ист вас, – честно ответил ему Глеб. – В смысле, тебя, урод.

"Глок" в его руке негромко хлопнул, и во лбу охранника мгновенно открылся третий глаз – сначала пустой и черный, но мгновенно заполнившийся алой кровью. Глеб подхватил падающее тело и, не теряя времени, втащил его в комнату. Под полой у охранника обнаружился пистолет с глушителем – такой же "глок", как и у Глеба, разве что не вороненый, а серебристый, дорогой, сработанный из композитных материалов и потому невидимый для детекторов металла. Сиверов без раздумий присвоил его, уже в который раз подивившись той затейливости, которую порой придает честной коммерции стремление заработать как можно больше денежных знаков. Чем, интересно знать, думали законопослушные австрияки, выбрасывая на мировой рынок оружие, будто специально разработанное для нужд террористов?!

Снова выйдя в коридор, он коротким пинком отправил в темную комнату оставшуюся лежать на ковре бутылку с остатками минеральной воды, прикрыл дверь и, держа оба ствола наготове, двинулся туда, где, по его предположению, должна была находиться лестница, ведущая на второй этаж.

Халиду бен Вазиру совсем недавно исполнилось двадцать семь. Он был молод, здоров и красив той немного хищной, истинно мужской красотой, перед которой не способна устоять ни одна женщина. Денег он никогда не считал, и бедность была для него таким же абстрактным понятием, как скорость света: она использовалась в абстрактных вычислениях, но ощущать на собственной шкуре, что это такое бедность, Халиду бен Вазиру не доводилось никогда, как не случалось перемещаться в пространстве со скоростью света.

Он не был принцем крови по рождению и не мог называться королем по праву владения бьющими из горячих аравийских песков нефтяными фонтанами. Тем не менее с самого детства Халид бен Вазир жил, ни в чем не испытывая нужды, и точно знал, кому обязан своим благополучием. С самого рождения ему покровительствовал двоюродный дядя – один из самых богатых и известных людей на планете. Правда, это была известность такого рода, что хвастаться ею не приходилось, но Халид, как и его дядя, был чужд тщеславия.