Вместе с тем наибольшее число пребывало в нерешительности, страхе и даже панике. Что будет? Что делать? С чего начать? В течение нескольких часов, прошедших с момента получения катастрофической вести, не один десяток банковских счетов опустел, не одна сотня «лимонов» обналичилась и преобразовалась в баксы.
Еще хуже почуяли себя группы, которые не входили в систему конторы Ворона. Для этих ребят, которым были выделены «резервации» на основе джентльменских соглашений с Вороном, перспектива смены руководства была как серпом по шее и молотом по макушке. Призрак передела и конфискации «территорий», «перебора людишек» с возможным замачиванием отдельных субъектов напугал даже вполне суверенную Лавровку. Филя Рыжий лично прибыл с соболезнованиями в «Альгамбру» и отстегнул на похороны жертв злодейского покушения двадцать «лимонов». При этом он с неожиданной подобострастностью взялся доказывать Забору, что Лавровка готова отдать голову на отсечение, дабы убедить его в своей полной непричастности к вредительскому теракту.
Но самое смешное, что никто — ни жаждущие «разобраться», ни колеблющиеся, ни мечтающие попасть под крыло Сэнсея — не рискнул в течение первых часов после сожжения «Шевроле-Блейзера» мчаться в «Куропатку». Правда, кое-кто пытался дозвониться, но нарывался только на Федю, которому, конечно, серьезной информации не сообщали.
Поэтому сладкий сон у Сэнсея никто не нарушил. И Сэнсей проснулся не потому, что его разбудили, а просто потому, что выспался.
Он умылся, побрился и вернулся в кабинет. Потом включил телефон и вызвал Федю.
— Ну, как поруководил?
— Все в норме, — бодро прогудел великан. — Дела идут, контора пишет, а касса деньги выдает.
— Север прошел? — спросил Сэнсей.
— Без проблем. Три трейлера. Оплатили в «зеленых» по таксе. «Нал» доставили до копья.
— Лутохино?
— То же самое. Чермой загрузил две фуры на полную завязку. Никаких претензий. По накладным был вопрос, но разобрались.
— У кого был вопрос?
— На Московской трассе, 608-й километр. Сказал, что в следующий раз меньше двухсот не возьмет. Очень топорно, говорит, оформлены. И кузов позванивает, непохоже, говорит, что сливочное масло везете.
— Ладно, найдем как-нибудь настоящие. А насчет звона, накинешь сумму Чермою, чтобы не грузил так фигово. В конце концов, наглеть можно долго, но не без конца.
— Само собой. Я лично так и сказал, что пусть гонит компенсацию. Чермой сказал, что он человек маленький, спрашивайте, мол, деньги с контрагента, а не с экспедитора. Предложил в счет компенсации недодать Юга.
— Юг пойдет ночью, груз еще не у нас. А порядок есть порядок. Мне надо платить сразу и «налом», а не воздухом. Конечно, денег у него, может, и мало, но все равно его ошибка. Я к ним не поеду компенсацию выбивать. Все или еще что-то есть?
— Телефон звонил раз двадцать. Тебя искали.
— А ты?
— Вежливо посылал на хрен, как ты велел. Справлялся, что передать, но им, конечно, со мной разговаривать не хотелось…
Федин доклад перебил телефонный звонок. Звонили с проходной:
— Элина Михайловна приехала. Пропустить или послать?
— Ладно, пусть хозяюшка зайдет, — разрешил Сэнсей. — Может, чего путевое скажет. Давай, Федор, топай отсюда. Службу неси, командуй, но не увлекайся, понял?
— Моя постарается, насяльник! — Федя скорчил рожу, изобразив из себя китайца, и удалился.
Через пять минут в кабинет вошла грустная дама среднего возраста, президент и генеральный директор АО «Белая куропатка» Элина Михайловна Портновская.
— Здравствуйте, Алеша, — произнесла она так, словно бы три дня мучилась бессонницей, торопилась на эту встречу. — Вы уже в курсе событий?
— Смотря каких… — пробормотал Сэнсей. — Если вы про порошок «Tide», то он вчера пришел, уже разгружен, никуда не пропадал. «КамАЗ» задержался из-за поломки в Ярославле. И вообще это уже не по моей епархии. Я отвечаю за сопровождение.
— Я не об этом. Что случилось с господином Гнездиловым?
— В смысле, отчего он в Москву поехал? Понятия не имею. Позвоните в «Альгамбру», там объяснят, если найдут нужным.
— Вы меня за дурочку считаете? — возмутилась Портновская. — Весь город уже говорит о его убийстве.
Сэнсей ошарашенно выпучил глаза. Чего-чего, а такого он не ждал.
— Вы это серьезно? — более глупого вопроса он придумать не сумел.
— Серьезней некуда. Мне уже десять человек звонили, в том числе Маряхин и Заборский из «Альгамбры». А что я им могла ответить? Посоветовала позвонить вам.
— У меня был отключен телефон. Я лег спать почти в семь утра. И вообще плохо себя чувствовал, наверно, простудился.
— Но перед этим вы беседовали с Борисом Андреевичем?
— Беседовал. Он приехал ни свет ни заря, и из-за него я лег спать еще на час позже.
— И о чем, извините, вы беседовали в такую рань?
— О сугубо мужских проблемах, — произнес Сэнсей с легким раздражением. — По-моему, Элина Михайловна, после того, как ваш супруг почил в бозе, то бишь в СИЗО, еще господин Фролов объяснял вам пределы вашей компетентности в наших делах.
— Тем не менее, я очень волнуюсь за свою безопасность.
— Вот это вопрос конкретно в мой адрес, — улыбнулся Сэнсей. — Беречь вас
— моя служебная обязанность. Но вы уж, будьте добры, посвятите меня в суть проблемы.
— Сегодня, около восьми утра, на дороге у аэропорта произошла катастрофа. Самосвал с пьяным водителем налетел на джип Гнездилова. Там, в джипе, все выгорело, одни головешки. Но, как я поняла, в версию ДТП даже гаишники не верят. Слишком сильный пожар.
— Он же здесь был на двух машинах, — заметил Сэнсей. — С ним еще была «девятка» сопровождения. Что ж они варежку разевали?
— Не имею понятия. Важно другое: по-моему, у многих создалось впечатление, что «Куропатка» имеет к этому ужасу какое-то отношение.
— Вы — президент, вам виднее, — иронически произнес Сэнсей. — И зачем же, Элина Михайловна, вы занялись терроризмом?
— Неужели вам до шуток? — возмутилась Портновская.
— Никак нет. Это вы шутить изволите. Если же вы всерьез думаете, что все это я устроил, то вам, извиняюсь, надо к психиатру заглянуть.
— Пока я сюда ехала, то вся дрожала от страха. Ведь за Гнездилова будут мстить, это несомненно. А у меня дети…
— Они сейчас в Римини, если я не ошибаюсь. Я вам туда трех человек выделил. Ну а здесь, если пожелаете, могу еще двух выделить и четырех собак. По-моему, вполне достаточно. А вообще-то, могу заметить, конкретной угрозы пока нет.
— В том-то и дело. Вам надо объясниться с Заборским.
— Как вы себе это представляете, Элина Михайловна? Чтобы я поехал в «Альгамбру» и сказал Забору: «Извини, братан, если кто и замочил Ворона, так это не я!» Тем более что его, может, не убивали. Пока ведь нет заключения о том, что его джип взорвали или из гранатомета сожгли? Нет. А налететь на самосвал при кошмарно возросшем уровне пьянства нынче не проблема. С каждым может случиться.
— Вы можете мне сказать вполне серьезно и конкретно: вы или не вы?
— Могу. Не я. Однозначно!
— Что вы мне можете посоветовать?
— Вести себя, будто ничего не случилось. Если вы начнете суетиться, поедете в Москву за израильской визой на ПМЖ, опубликуете в прессе опровержение слухов о вашей причастности к смерти господина Гнездилова, то можете считать, что все будут уверены: да, это сделала Портновская. И поменьше ездите сюда. Вызывайте к себе заведующего или начальника охраны. Вы же хозяйка, а не поломойка в конце концов. Ну, приехала разок, для контроля, навела порядок… Уволила того, штрафанула этого. Потом месяца два можно не заезжать. Иначе народ может неправильно понять.
— Ой, слушайте, — поджала губы Портновская, — неужели кто-то из серьезных людей еще не знает, где у нас хвост и где собака? И кто кем вертит, я вами или вы мной?
— Тогда отчего вы так волнуетесь? — хмыкнул Сэнсей. — Направляйте всех желающих уточнить позиции ко мне. Вас никто не тронет, не страдайте манией преследования. Поезжайте в свой офис, спокойно торгуйте, все будет нормально. Людей с собачками можете получить у Феди.