И всё прокручивается в обратном направлении: девушки задним ходом возвращаются в белый туман, а умиротворённые солдаты в наивных веночках, но без ремней становятся в исходное положение и застывают в нём.

Полуботок встаёт со своего кресла в зале и входит в эту застывшую волшебную картинку. В руках у него пистолет. Приблизившись к застывшим губарям, всматривается в их лица, среди которых видит и самого себя. Останавливается возле Лисицына и Злотникова, всаживает в каждого из них по нескольку пуль. Злотников и Лисицын бесследно испаряются, а Полуботок возвращается в своё кресло и прокручивает снова картину всеобщего благополучия губарей из седьмой камеры. Те же самые девушки опять выплывают из тумана… И вообще — всё то же самое. Только без тех двоих.

Двор дома офицеров.

Губари разгребают и разбивают нечто среднее между айсбергом и кучей мусора. Полушутя-полувсерьёз Полуботок говорит:

— Что за прелесть эта наша жизнь на гауптвахте! Живём в своё удовольствие: посещаем рестораны, концерты!..

Губари смеются ему в ответ. Да, жить можно и на гауптвахте!.. А часовой ихний — тот стоит в стороне хмурый и скучный. Бурханов говорит ему:

— Чо унываешь, начальничек?

— Замёрз — вот чо, — отвечает часовой. — Вы-то хоть работаете, двигаетесь, а я стоять на холоде должен. Пойдёмте лучше в кочегарку! Погреемся!

Кочегарка дома офицеров.

Часовой и арестанты греются — кто как может и кто как хочет: одни у огня, другие возле тёплых труб. В котельной темно — в основном видны не люди, а лишь силуэты.

За столиком, в маленьком островке электрического света, сидят двое кочегаров: Тощий и Рябой. Обоим на вид лет под шестьдесят, оба под хмельком.

Рябой говорит:

— Грейтесь, мужички, грейтесь на здоровье.

— Тут у нас хлеб есть, лук, — берите, кушайте, — предлагает Тощий.

— Спасибо, мы не хотим, — говорит Бурханов.

— Что ж, разве вас на губвахте так уж хорошо кормют? — обиженно спрашивает Тощий.

Полуботок находится с ответом:

— Нет, конечно, — с этими словами он берёт кусочек хлеба и показывает тем самым пример всем остальным. — Спасибо, спасибо вам…

— Ну вот! Это по-нашему! А то стесняются!

Улицы города.

Губари под конвоем возвращаются домой.

Мальчик лет шести дёргает маму за рукав:

— Мам, глянь! Опять этих повели! А их в тюрьму повели, да?

Мама отвечает мальчику:

— В тюрьму, сынок! В тюрьму! Куда же ещё таких можно вести?

Полуботок всё это слышит, но не оглядывается — насупившись, идёт себе под конвоем и смотрит в землю. Мальчик вернул его к действительности. Да и кочегарка — тоже.

Двор комендатуры, а позже — двор гауптвахты, куда сходятся, съезжаются вернувшиеся с работы арестанты.

Слышны голоса:

— В доме офицеров работали? Повезло людям… А мы вагоны разгружали…

— Я слыхал, что после ужина нас опять поведут на работу.

— Если в дом офицеров, так это мы с радостью!

— Куда угодно, только бы не на железную дорогу!

Двор дома офицеров. Уже темно.

Во двор въезжает грузовая машина, битком набитая губарями. Губари выпрыгивают на землю, их конвоиры занимают свои позиции. Сразу видно, что работников прибыло гораздо больше, чем до ужина. Видны новые лица. Камера номер семь присутствует полностью.

Машина, в которой приехали арестанты, наполняется снегом. Активнее всех орудует лопатой Злотников.

— Веселей работаем! Эй, кто там стоит?

— Ну я стою, — отвечает ему чей-то голос из темноты. — И что из этого?

— А ты не стой, а работай!

— А я устал, и ты мне не указывай!

Злотников втыкает лопату в снег. По-деловому подходит к тёмному силуэту. Удар. Силуэт сгибается пополам и падает в снег. Вмешивается часовой:

— А ну хватит! Ты чего здесь порядки наводишь?

— Старшой, начальничек! — отвечает Злотников неожиданно заискивающим голоском. — Я ж ведь делаю, чтоб оно лучше было! Я ж для пользы — чтоб за родину, за Сталина!

Двор дома офицеров, освещаемый окнами, которые губарям кажутся сверкающими.

Арестанты работают, работают, и машина наконец-таки наполняется доверху снегом и выезжает со двора.

— А теперь — перекур! — объявляет Злотников. Идёмте за мной, я вам покажу, где тут можно погреться!

Все спускаются в кочегарку. Злотников по-хозяйски усаживается на лучшее место, благожелательным взором обводит всех присутствующих. И ведёт такую речь:

— Вы меня поймите правильно. Разве ж я против отдыха? Если хорошо поработали, то можно и отдохнуть.

Почтительное, насторожённое молчание публики.

— Эй, Принцев! — кричит Злотников. — Ну-ка стяни с меня сапоги, а то ноги у меня совсем затекли!

Принцев стоит в нерешительности и не знает, что ему делать. Но чьи-то холуйские руки уже подталкивают его вперёд — дескать делай то, что барин велит.

— Ну? — это грозное мычание Самого.

И Принцев робко подходит к сидящему в величественной позе силачу и снимает с него сапоги.

Злотников усаживается поудобнее, вытягивает ноги.

— Ух! Фу-ух! Легче на душе стало!

Кочегарка дома офицеров.

Оба кочегара — Рябой и Тощий, — а с ними Злотников и Косов играют за столом в домино. Остальные греются, курят, болтают меж собою кто о чём. Но вот партия в домино закончена и Злотников говорит:

— Ну а теперь — так: погрелись и хватит! А ну-ка живо всем за работу! Машина уже давно вернуться должна!

И странное дело — все принимают указание к сведению — встают и медленно тянутся к выходу. Встаёт и Косов, но Злотников придерживает его:

— Сиди! Не рыпайся!

Все вроде бы вышли. Злотников начинает новую партию, стучат «камни», звучат словечки вроде: «А мы тебя — вот так!», «Ну а мы — вот так!», «Ну что ты делаешь, старый хрен?!»

И вдруг появляется Полуботок.

— А ты чего вернулся? — удивляется Злотников.

— А ты чего сам не работаешь? — отвечает Полуботок.

— Я — это я. А ты — это ты. А ну — марш работать!

— И не подумаю.

Косов встаёт с места.

— Я пойду. Так нечестно: мы здесь, а они там…

— Сиди, — придерживает его за рукав Злотников.

Косов вырывается.

— Нет, я всё-таки пойду. И ты тоже — пойдём!

Видя, что Косов уходит, Злотников отодвигает домино, встаёт. Без поддержки человека номер два он чувствует себя неловко.

— Ну что? Доигрывать не будем? — спрашивает Тощий.

— Не будем, — отвечает Злотников и, повернувшись к Полуботку, шипит:

— Вечно ты встреваешь не в своё дело!

Рябой, видя, что их оставляют, спрашивает Тощего:

— Давай тогда выпьем, что ли?

И достаёт бутылку и стаканы.

Двор дома офицеров.

Работа кипит: наполняется снегом всё та же грузовая машина, уже вернувшаяся за новою порцией груза.

Гаснут некоторые окна в доме офицеров.

Камера номер семь.

Отбой. Арестанты укладываются на свои «постели».

— Эй, Полуботок! — говорит Злотников.

— Что? — отвечает Полуботок из-под своего «одеяла».

— Не советую тебе портить со мной отношения. Ты что же думаешь: если мы с тобой из одного полка и если призывались вместе, так теперь тебе всё можно?

Полуботок приподнимается над «подушкою»:

— Слушай ты, сверхчеловек! Плевал я на тебя!

— Смотри, как бы для тебя это не кончилось плохо.

Полуботок вскакивает:

— Это ты что имеешь в виду?!

Кац возмущён:

— Спать мешаешь! Тебе сказали — прими к сведенью, вот и всё.

— Да с какой стати я буду молчать?! И вы все! Почему вы молчите? У нас в камере два негодяя. Один — сексуальный маньяк, а другой супермена из себя корчит! Что же мы с ними не справимся? — Полуботок оглядывает присутствующих. — Ведь нас больше!