В последующих веках эти монахи с оружием в руках защищали свои обители и сельских жителей от набегов мореплавателей и грабителей с севера — англов, саксов и скандинавов, пока те не завоевали окончательно страну. Так сформировался тот тип монаха-воина, «аббата-кондотьера», который распространился из Англии по всей феодальной Европе. Тем самым история монашества слилась с политической историей общества и вооруженной борьбой своего времени.

Влияние британских монахов на частные детали религиозной практики определило также изменение традиционных приемов оценки достижения спасения, связав их с верой в собственные нравственные силы и «свободой выбора» более, чем с вмешательством божественной благодати. Оттенки обеих ориентации такого рода на деле достаточно мистифицированы, поскольку и та и другая всегда обусловлены решающим фактором — человеком. Но новая тенденция оказала большое влияние на историю христианства, начиная с конфликтов между доктринерством и мистицизмом, которые пронизывают все средневековье, и кончая распрей между иезуитами и янсенистами, которая перебросилась в XVIIв. из Франции в Италию и в своей основе не иссякла и по сей день: даже «волюнтаризм» самых последних теологических католических и протестантских направлений не справился с нею.

Пожелав одарить разумное творение способностью желать добра и воспользоваться свободой выбора, бог сообщил человеку способность следовать по той или иной дороге и тем самым оказываться в состоянии стать тем, кем он хочет. Наделенный способностью творить добро и зло, он был в состоянии использовать и то и другое и направлять свою волю к тому и другому.

Многие ли из философов, которых мы слушали и читали, не представлялись нам такими: целомудренными, терпимыми, скромными, щедрыми, воздержанными, добрыми, способными отвергать в одно и то же время мирские почести и любить справедливость не менее, чем науку? Откуда приходят, спрашиваю я вас, к далеким от бога людям эти свойства, которые нравятся богу? Откуда проистекают эти добродетели, если не от доброты самой природы?[89]

Жил в Англии во второй половине IV в. некий монах строгих нравов, вероятно ирландец по рождению, который изменил свое кельтское имя Морган, «человек моря», на Пелагий, от греческого pelagos[90].[91] В монастырской жизни он довел до зрелости видение нравственной жизни, гораздо более близкое опыту классической философии, чем исконному христианству. Около 384 г. Пелагий перебрался в Рим и там быстро приобрел популярность, особенно в образованных кругах, которые тяготели к старым фамилиям Аникиев, Пробов и Валериев, у которых еще свежо было классическое воспитание, едва окрашенное в христианские тона. Здесь, между Пинцием и Целием, он основал школу. Его учение образцово изложено в «Послании к Диметриаде», молодой аристократке, которая привлекла внимание многих отцов церкви той эпохи в связи с ее уходом в монастырь.

Пелагий рассматривает нравственную жизнь христианина как род обучения, по примеру предтеч «истинных монахов» — Иисуса и апостолов, конечно трудного, но не непреодолимого. С его точки зрения, первородным грехом отягощен только Адам, но грех этот существенно не извратил позитивные качества человека. Крещение не искупля-ет мистического первородного греха, оно лишь приобщает верующего к жизни общины. Ему надлежит ступить на путь добрых дел, естественно с помощью священных обрядов.

Было бы вовсе бессмысленно считать подобную концеп-» цию «рационалистической». Она подчеркивает, однако, определенную преемственность между христианским учением и нравственным и культурным наследием классиче.» ского мира. Но было уже слишком поздно устанавливать эту связь между прошлым и настоящим — такая попытка не могла пройти без потрясений. Реакция была немедленной, и пелагианство было опрокинуто, хотя на деле его основные принципы до сей поры вдохновляют значительную часть католической проповеди.

Переселившегося (после разрушения Рима вестготами в 410 г.) в Карфаген со своим другом и соучеником Целестином Пелагия встретил нападками Августин, который посвятил ему не менее пятнадцати полемических произведений, написанных с 411 по 430 г. — год его смерти. Пелагий не нашел покоя даже в Иерусалиме, новом месте его изгнания. Вначале с него было снято обвинение в ереси, выдвинутое против него Иеронимом за отрицание учения о первородном грехе. Но в 416 г. собор африканских епископов в Карфагене осудил Пелагия и заставил западного императора Гонория отлучить его от своего двора в Равенне. Решение было одобрено также римским епископом Зо-симой, который, впрочем, не испытывал вражды к Пелагию. В 431 г. Эфесский собор санкционировал анафему Пелагию.

В этой распре выявились наиболее мрачные стороны учения Августина. Все человечество представляется Августину совокупно ответственным за грехопадение Адама в силу как бы органической порочности, которая передается от отца к сыну через зачатие. Поэтому даже в семейной жизни плотское желание — это «похоть», которая одолевает всю сферу человеческой деятельности и поэтому неуемно греховна. Печать монашества, которому Августин был верен в молодые годы и которое оставило след в его сознании, проявляется в этом учении совершенно отчетливо. Но определяющее влияние на взгляды Августина оказало изучение им между 396 и 397 гг. пессимистического комментария «Амврозиастр» к новозаветному эпистоля-рию Павла, сочиненного одним неизвестным автором, именуемым псевдо-Амвросием.

Августианские концепции, связанные с отношением к женщине, ее ролью в обществе и жизни, приобретают характер болезненной галлюцинации. Они продолжают провоцировать настоящие психологические и нравственные катастрофы. Идея превосходства девственности над жизнью в браке, по происхождению своему гностическая и мани-хейская, была усилена Августином. Безбрачие стало требованием церкви, по крайней мере для епископов, хотя еще не стало обязательным для рядового духовенства. Это случится спустя столетия.

Безграничное прославление аскетической жизни особенно сильно проявилось в трудах трех крупных отцов латинской церкви в конце IV и в начале V в. — св. Амвросия (340–397), св. Иеронима (347–420) и св. Августина (354–430). Однако оно встретило и протесты и противодействия. Примером тому служит дискуссия по поводу девственности матери Христа.

Желая обесценить тезис об абсолютном воздержании, Эльвидий утверждал в полемике с Иеронимом, что родители Иисуса жили в браке после чудесного рождения первенца и родили потом других сыновей и дочерей. Защита подобной точки зрения стоила епископу Боносию, лишенному сана синодом в Капуе в 391 г., обвинения в ереси за отрицание вечной девственности Марии. После смерти Боносия его последователи укрылись в Галлии и Испании, где их потомки продержались как коммуна инакомыслящих до VII в. Наиболее последовательным противником аскетизма был римский теолог Йовиниан, отвергавший всякое заслуживающее внимания различие между бракосочетанием и безбрачием (целибатом), утверждая, что Мария нормально зачала от Иосифа шестерых детей после рождения Иисуса и что не требуется специальных усилий для спасения, поскольку крещение делает верующего неспособным на грех, и, следовательно, все должно быть ему позволено. Пятно безнравственности обычно видят на оставшихся в меньшинстве. Писания Йовиниана были признаны еретическими Римским синодом 390 г. под главенством епископа Симплиция. Через несколько лет Иероним снова их осудил, и очень озлобленно, в своем сочинении «Против Йовиниана».

С этой полемики начались, надо сказать, мариологиче-ские диспуты V в. и распри на вселенских соборах в Эфесе (431 г.) и в Халкидоне (451 г.). Осуждение Нестория, который не признавал, что такая простая женщина, как Мария, может быть названа «матерью бога», привело к нарастающему обожествлению самой Девы и к развитию ее культа, который со временем, особенно на византийском Востоке, активно насаждала бесчисленная армия монахов, покровительствуемых властями, использовавшими монашество для контроля над массами.