Полк медленно, тягуче думал о себе, об отце, вспомнил Фрилэнда, он видел в полудреме Конолли, как тот легко и быстро бежит через улицу к паркингу, и от этого начинало щемить сердце. Полк с болью вспоминал его улыбку, элегантный пробор – ему так симпатичен был этот парень!

Тринадцатый апостол – Иуда Симонов Искариот.

Это он говорил, что у них в управлении «кенарей», как на Канарских островах. Майк сам навел Полка на мысль о том, что разгадку тайны Бастаняна надо искать через Анжелу, это он сказал давным-давно, что она обладает редким ныне талантом верности.

Конолли понял это раньше Полка, он это говорил тогда, как бы думая вслух.

Полк достал из кармана диктофон, вынул из него кассету – запись разговора с Конолли. Что бы с ним ни случилось, это останется несокрушимой уликой против Майка. Положил кассету в буфет, в случае чего ее там найдут.

Конолли должен попасть в ловушку – Полк поставил ему срок до завтра, и Конолли не мог поручиться, что фед не расколет златокудрого Ангела Мкртчан и не выволочет клад на свет Божий. У Конолли осталась только сегодняшняя ночь, и он пошлет сюда Рындина – в этом Полк ни на миг не сомневался.

А может быть, и сам будет дожидаться убийцу в машине на стреме, чтобы тот не надумал сбежать с содержимым бастаняновского тайника. Вряд ли он доверит Рындину даже на время клад ценой в пару миллионов – в ценности клада в роликовой двери-пенале Полк был уверен.

Летели минуты, мгновенные, как вздох, протяжные, как годы. В соборе Преображения Господня пробило полночь. Напряжение постепенно спадало, и Полка стало сильно клонить в сон. Раздался неожиданно сдавленный шепот, вырвавший Полка из забытья:

– Вы не спите?

– Нет.

– Кто-то идет по лестнице… – сказала пропадающим голосом Анжела.

Полк прислушался, шепнул:

– Ничего не слышу…

– Я вам говорю, что кто-то идет по лестнице… Я слышала – щелкнул выключатель…

Полк снял с себя пиджак, положил рядом на пол, достал свой револьвер «магнум». Он всегда пользовался револьверами из-за простоты конструкции и надежности механизма.

И передергивать затвор для досыла первого патрона в патронник не нужно – после зарядки барабана револьвер сразу готов к стрельбе.

Теперь и Полк услышал, что кто-то еле слышно скребет замок в двери. Это Рындин отмычкой перебирал замковые варианты.

Полк присел на колено за кресло – Рындин не только впотьмах, но и включив свет в прихожей не сможет увидеть его. Щелкнул дверной замок, и дверь еле заметно приоткрылась. Полоску света из коридора в прихожую пересекла тень, скользнувшая в квартиру, и дверь снова защелкнулась. Опять стало темно, и человек, вошедший в квартиру, стоял неподвижно, по-видимому, дожидаясь, когда глаза привыкнут к темноте. Но Полк отчетливо видел очертания его фигуры на фоне белой стены. Потом Рындин протянул руку вперед, и брызнул узкий ослепительный луч полицейского фонарика. Полоса света мазнула по всей гостиной, прошла над головой Полка, высветила дверь в спальню. Свет пригас, и человек шагнул в комнату. Он двигался медленными, но уверенными шагами, прошел мимо кресла, за которым сидел на полу Полк, взялся за ручку двери в спальню. Стивен сказал негромко, но очень отчетливо по-русски:

– Теперь, Рындин, подними руки вверх. Держись за облака… Двинешься – сразу же стреляю… Рындин остановился.

– Давай, давай – ручки вверх!

Киллер поднял руки и стал оборачиваться лицом к Полку.

– Не поворачивайся… Стой как стоишь. Руки положи на стену…

Свет уходящей за крышу луны заполнял комнату дымным сумраком. Белело в темноте пятно лица киллера, будто приклеенное к черному туловищу. Он по-прежнему не видел Полка. Резко прыгнул на пол и выстрелил навскидку – на голос. Звон разбитого стекла в буфете, и Полк дважды нажал на крючок. Он бил на поражение, наповал! И грохот выстрелов почти стер крик Анжелы:

– Господи! Прости меня! Спаси и помилуй…

Только тихий протяжный стон киллера, неподвижно лежащего на полу. В один прыжок Полк перекрыл гостиную и бросился сверху.

– Свет! Зажгите свет! – крикнул он, прижимая убийцу к полу.

Анжела, продолжая причитать, трясущимися руками включила лампу на тумбочке. Свет плеснулся в гостиную, и Полк отпрянул.

Майк Конолли был еще жив, хотя одна пуля прошла насквозь через грудь, а другая, видимо, застряла в животе.

– He дави на меня так, Стив… Мне очень больно… – прошептал он.

Полк отпустил его, ногой отшвырнул пистолет, выпавший из руки Майка. Полк в отчаянии выкрикнул:

– Что же ты сделал, проклятый сукин сын! Ты пошел вместо наемного убийцы?

Конолли с трудом шевелил губами:

– Стив, ты нашел тайник?…

– Да…

Майк улыбнулся:

– Я проиграл… Хотел все забрать себе…

– Где Рындин сейчас? – спросил Полк. Конолли глубоко вздохнул, и из угла рта побежала быстрая хровяная струйка.

– Это уже не важно… Ты дурак, Стив… Нам надо было вместе… А ты меня убил…

Закрыл глаза и умер.

Мой старый друган, молодой олигарх Сашка Серебровский позвал на тусовку.

– Некогда, – ответил я сурово.

– Ну и дурак! Скоро состаришься, на пенсию станешь выходить, а вспомнить нечего будет! – сказал Сашка весело, но в голосе его позвякивал металл. – Значит, так – все бросай, и в пять я тебя жду у служебного входа Дворца спорта…

Я подумал миг – судя по тону, Сашка не имел в виду развлекаться, он хотел мне сказать что-то важное. Он по телефону не хотел говорить.

– Как скажешь, наш русско-народный мистер Твистер! Если велишь плюнуть на службу – значит, ты прав. Вы, богатые, как сказал Фитцджеральд, не похожи на нас. Наверное, вам ведомы более простые пути к счастью…

– И не сомневайся даже – так оно и есть, – окончательно обнадежил меня Сашка.

…Вокруг Дворца спорта осуществлялось столпотворение – закрытие Кубка Кремля по теннису! И не было, наверное, в Москве сколько-нибудь заметного человека, который не приложил бы все силы, чтобы просочиться на это физкультурное мероприятие для богатых, властных и знаменитых.

Уже на дальних подходах к месту теннисных ристалищ становилось ясно – кто не попадает сегодня во Дворец, тому не на что рассчитывать в этой жизни.

Естественно, обнаружить в этой празднично-возбужденной толпе нормальных рядовых теннисистов или просто заурядных любителей игры в тугой пушистый мячик было невозможно даже с помощью Интерпола. Здесь был мир звезд бизнеса, эстрадной попсы, набирающих силу молодых политиканов, и, как говорит Любчик, все любовницы со своими банкирами. И все из-за того, что президент любит теннис.

Я смотрел с восхищением и завистью на этих замечательных людей, бескорыстных пламенных любителей тенниса, и благодарил Бога, что не сподобил он Ельцина любовью к кулачному бою или какому-нибудь тэквандо – они бы поубивали друг друга.

Все знали, что на закрытие приедет Сам, и подойти к служебному входу Дворца было не проще, чем к парадному подъезду Рая. Обеспечивало безопасность коржаковское управление охраны президента. Я понял, что и думать о встрече с Сашкой смешно – меня погнали как собаку.

Ражий охранник посмотрел мое удостоверение, снисходительно усмехнулся и лениво обронил:

– Ну, нет, подполковник… Здесь это не пляшет…

Я собрался послать их всех так далеко, куда ни один чемпион мячик не забросит, но кто-то похлопал меня по плечу, я повернулся – да это Толик, Сашкин водитель и телохранитель.

– Александр Игнатьевич вслед проводить…

Не знаю, какую ксиву предъявлял охране Толик, но нас беспрепятственно пропустили через все кордоны. Толик провел меня по всем коридорам до комнаты отдыха. Здесь в весь-irta комфортной обстановке отдыхал Сашка. Или работал.

Разговаривал с каким-то нарядным толстяком, строго втолковывал ему, поблескивая линзами модных очков:

– Ты только не смеши меня… И не лезь к ним с рассказами о своем достатке! В отличие от нас, богачей домотканых, они миллиардеры настоящие – у них нолей, как дырок в сите… Ладно, ступай, я с тобой свяжусь…