Литмир - Электронная Библиотека

– Мне очень жаль, сынок, если у тебя сложилось такое мнение обо мне.

– Вы лицемер. Лицемер, лицемер, лицемер!

– Ну давай успокаивайся, слышишь меня?

– Лицемер, лицемер, лицемер, лице... И я снова получил пощечину.

Тогда я замолчал и постарался взять себя в руки. Я вытер лицо и надел очки.

– Хорошо, значит, будет злой и злой. Когда у вас устанет рука, они придут вам на смену. Катитесь вы все в ад!

– Хорошо, – сказал он. – Хорошо. Мы все можем покатиться в ад. Но по пути туда, парень, мы собираемся превратить твою жизнь в ад. Положение серьезное, и если ты думаешь, что твои сопляцкие шутки и...

– Что за серьезное положение? Если вы все тут считаете, что у вас есть основания для всей этой чертовщины, то почему вы не скажете об этом открыто и не прекратите обращаться со мной как с дублером Хэмфри Богарта?

Он замолчал и, брезгливо сморщив губы, смотрел на меня из-под нахмуренных бровей. Затем кивнул:

– Хорошо, парень. Я скажу прямо, без обиняков. Вы с Килли приезжаете в наш город, в этот мирный и красивый город, где никто не сделал вам ничего плохого. Вы же являетесь в дом к миссис Гамильтон и начинаете ей угрожать, а спустя четыре часа после этого мистера Гамильтона убивают на автомобильной стоянке у одного из корпусов обувной компании. Ну а теперь что ты об этом думаешь?

Глава 7

Думаю? Я не мог думать. Я мог только в оцепенении взирать на Уиллика в этот напряженный момент между вспышкой молнии и ударом грома.

Застрелен. Слово отдавалось эхом в моем мозгу. Застрелен. Застрелен. Застрелензастрелензастрелен...

Если достаточно долго повторять слово, оно потеряет всякий смысл. Я однажды произнес про себя “пианино”, а затем все повторял это слово до тех пор, пока правило не сработало. Был предмет, большой музыкальный инструмент, и был этот ряд звуков, пианино, и вот они перестали быть вместе. Это длилось всего несколько минут, я уже почти поверил, что пианино – это придуманное мною несуществующее слово, а для названия музыкального инструмента существует какое-то другое.

Я думаю, в этот миг мой мозг пытался проделать что-то подобное со словом “застрелен”. В моем мозгу продолжало звучать это слово, сначала медленный тихий первый слог, а затем громкий как выстрел двухсложный раскатистый конец слова. Застрелен.

Но это не всегда срабатывает. Сцены из военного фильма: вот бежит солдат и внезапно падает, камера приближается, солдат в окопе вскидывает вверх руки и валится на спину. Сцены из детективного фильма: киллер в черном костюме шатается и падает с пожарной лестницы; охранник банка оседает и тыкается лицом в тротуар. Сцены из вестерна: индеец пятится назад, падает со вставшей на дыбы лошади и быстро откатывается в сторону, а его противник в крытом фургоне сражен наповал.

Мне не приходилось видеть застреленного человека; эти образы мне понадобились, чтобы представить себе эту картину. Слово продолжало пульсировать у меня в мозгу, рождая все новые и новые образы, они набегали один на другой, а я все еще пребывал в этом мгновении между молнией и громом. И Уиллик терпеливо ждал, следя за выражением моего лица.

Мой мозг кишел какими-то странными образами и обрывками фраз. “Застрелен”. А дальше: “Убийство первой степени”. “Мы признаем обвиняемого виновным”. “После чего тебе накинут петлю на шею и ты будешь висеть, пока не наступит смерть”.

Я? Это меня повесят?

И когда грянувший гром вернул меня к действительности, я медленно сфокусировал свое зрение на лице Уиллика и прошептал:

– Вы собираетесь сфабриковать против меня дело. Он с удивлением уставился на меня:

– Что?

– Мистер Флейш велел вам сфабриковать обвинение. Он велел вам.

– Ты, проклятый сопляк!.. – Его лицо снова исказилось от гнева. – Кто пытается сфабриковать против тебя дело? Никто не предъявляет тебе никакого обвинения! Никто даже не винит тебя ни в чем.

У меня от удивления отвалилась челюсть, и меня обуял панический страх.

– Нет, нет, и никто не избивал меня. Не заточал в камеру, не рвал моего чемодана, не ломал пишущей машинки Уолтера, и никто не пытался вынудить меня сказать, что Уолтера не было в мотеле в тот момент, когда... когда его... Гамильтона, убивали. И... и никто не сфабриковал ложные показания миссис Гамильтон, никто не пытался вынудить меня заявить, что у Уолтера имеется револьвер и что он давно знаком с мистером Гамильтоном или...

– Заткнись – О... и никто не срывал с меня очки и не бил меня в живот...

Он потянулся ко мне через стол, схватил меня за рубашку на груди и приподнял, поставив меня на ноги. Наши лица оказались на расстоянии дюйма одно от другого, и я ощущал его зловонное дыхание.

– Заткни свою глотку, – прошипел он. – Ты толкаешь меня на крайности, и я пришью-таки тебе срок. Я обвиню тебя в нападении, на офицера и сумею это доказать, будь уверен. Если ты не хочешь угодить на два года в тюрьму, одумайся немедленно.

Я весь дрожал. Я зажал рот и глаза руками, затаил дыхание и ждал. Я ждал, когда Уиллик скажет мне, что у меня нет выхода, что я погряз в этих джунглях навсегда, и в тот момент, когда у меня уже не останется никаких сомнений в том, что он намерен сделать со мной самое худшее, что только возможно, я открою глаза на одно короткое мгновение, чтобы убить его.

Знаете, Уиллик, я способен на это, Уиллик. Никогда прежде мне и в голову не приходило, что я способен на нечто подобное. Да, я убью его. Какой из вас получился хороший учитель, Уиллик!

Но он молчал, не проронив больше ни слова, жребий еще не был брошен, и я продолжал висеть, дрожа, в его кулаке, пока, наконец, он не отпустил мою рубашку и не отодвинулся от меня. Тогда я открыл глаза и увидел, что он опять сидит за столом с потемневшим от гнева лицом. Он посмотрел на меня и хриплым голосом сказал:

– Сядь!

Я сел. Дрожь постепенно стала униматься.

– Сожалею, что потерял терпение, – сказал он. – Ты не должен был так меня злить.

Ну и ловкач, подумал я, сумел ко всему прочему представить себя пострадавшей стороной!

– Одну вещь ты сказал, – пробормотал он. Он перелистал пачку бумаг, лежавшую перед ним. – О показаниях миссис Гамильтон. Она продиктовала их, подтвердила под присягой и расписалась под ними. Я готов во многом тебе поверить, но на этот раз я желаю услышать правду. Мне надоело возиться с тобой, я хочу услышать правду и покончить с делом.

Я ждал. Он все еще мог сказать свое последнее слово. Я ждал.

– Все, что я хочу знать, – сказал он, – это почему вы не сказали миссис Гамильтон, что вы из профсоюза.

Так, значит, вот в чем дело. Я действительно почувствовал облегчение и даже сел поудобнее, вытянув ноги. Наконец мы подошли к последней черте. Я в последний раз скажу ему правду, а он скажет мне, что я упустил предоставленную мне возможность, и тогда я перегнусь через стол и сомкну руки у него на глотке, и никакая сила в мире не заставит меня их разжать, пока он не перестанет дышать.

Я сам удивился своему спокойному, ровному голосу, когда заявил:

– Первым делом Уолтер сказал миссис Гамильтон, что мы представители Американского союза инженерно-технического персонала и квалифицированных рабочих.

– Черт тебя подери! – Он пододвинул ко мне бумаги. – Вот читай!

Почему я должен читать эти измышления? Я не притронулся к бумагам и повторил:

– Первым делом Уолтер сказал миссис Гамильтон, что мы представители Американского союза инженерно-технического персонала и квалифицированных рабочих. Что дальше?

Он откинулся в кресле и, подняв брови, смотрел на меня.

– Ты знаешь, я почти верю тебе, я действительно хотел бы верить. Но только второй партнер уже объяснил, что это не ее дело, кто он и откуда приехал.

Я помедлил, прежде чем ответить. Сейчас я мог бы изменить свои показания, согласиться с показаниями Уолтера. Возможно, это было бы самое лучшее. Но, не предусмотрев такого варианта с самого начала, я попал в положение, когда отступление было уже невозможно. Я не мог пойти на попятную, даже если бы и захотел.

13
{"b":"28846","o":1}