У меня никогда не было неприятностей с законом, ни дома, ни в армии, ни в колледже. По-видимому, я не попадал в неприятности не из-за боязни последствий, но из-за моей естественной нерасположенности к этому. Можете назвать это “моралью наоборот”. Я никогда не был склонен совершать поступки, чреватые арестом и заключением. И в этом отношении мои взгляды и поведение не претерпели изменений. Однако я оказался в тюремной камере, осмеянный и запуганный, лишенный даже возможности видеть, что происходит вокруг.
Неужели все это происходит наяву? Неужели злобная сила, скрывающаяся под значком полицейского, способна вырваться наружу и сокрушить любого, ни в чем не повинного человека? Оказывается, я все время жил в этом мире, но просто по счастливой случайности не сталкивался с его злом.
Почему-то, оставшись без очков, я чувствовал себя сонным и вялым. Мои нервы были напряжены от того, что со мной случилось, и от того, что еще могло случиться, но сонливость победила, и некоторое время спустя я вытянулся на железной койке и закрыл глаза.
Я не собирался спать. Но заснул и проснулся, когда кто-то начал грубо меня трясти. И услышал донесшийся как бы издалека голос Джерри.
— Осторожно, Кларенс, он не любит, когда до него дотрагиваются.
— Тем хуже для него. Давай, давай, поднимайся. Я вскочил с койки, стараясь встряхнуть онемевшее тело. Я щурился от желтого, тусклого света лампочки у меня над головой. Стоявший у решетки снаружи Джерри сказал:
— Маленький лорд Фаунтлерой, капитан Уиллик хочет опять с вами побеседовать.
Я шатаясь вышел из камеры и послушно пошел за ним.
Кларенс тащился сзади. Мой сон был тяжелым, и потная одежда липла к телу, а в голове шумело.
Мы снова спустились вниз, прошли по уже знакомому мне коридору и вошли в комнату с голубым линолеумом на полу. Уже знакомый мне пожилой полицейский — по-видимому, это и был капитан Уиллик, — как и тогда, сидел за столом, а лампочка, свисавшая с потолка, ярко горела, заливая комнату ярким светом. В комнате находились и другие люди, но, поскольку я был без очков, я не мог разглядеть их лица, я различал лишь их смутные очертания, подобные теням на фоне стены.
— Идите сюда, Стендиш, садитесь, — сказал капитан Уиллик.
Я подошел к столу, но не рассчитал и ударился коленями о стул, когда обходил его, чтобы сесть. Я сел, потирая колено, и Уиллик спросил:
— Где его очки?
— Вместе с другими ценными вещами, — ответил Джерри.
— Принесите их. — Всего два слова, но их тон и манера удивили меня. Они были произнесены нехотя и с какой-то затаенной злостью, которая, казалось, была обращена не на меня, и не Джерри, и вообще ни на кого бы то ни было, а на него самого. Впервые мне пришла мысль, что капитану Уиллику не нравится то, что он сам и его команда делают со мной, и это меня удивило. Я внимательно посмотрел на него, стараясь как можно яснее разглядеть выражение его лица. Но не смог и подумал, что это не имеет значения. Его лицо его не выдаст. Если бы на мне были очки, если бы мое зрение было таким же хорошим, как мой слух, если бы я не так сильно зависел от моей способности слышать, я, возможно, вообще не смог бы уловить малейшие нюансы в его голосе.
"Но если ему не нравится то, что он делает, почему бы ему не покончить с этим”, — недоумевал я, но ответа не находил. И потому решил спросить его самого:
— Зачем вы делаете то, что вам самому не нравится? Он ответил быстро и сердито:
— Замолчи! С меня достаточно всей этой самоуверенной нахальной чуши!
— Но я не собирался... Спокойный голос из угла произнес:
— Лучше помолчи, парень.
И это прозвучало как дружеский совет. Я не узнал этот голос и не мог понять, кто говорил, но я послушался совета. Этот капитан Уиллик был очень раздражительный, возможно, потому, что ему не нравилось то, что он делал, и самое лучшее для меня — помалкивать. Капитан был прав: за время, проведенное в “холодильнике”, мой пыл охладился. Я продолжал чувствовать, что со мной обращаются несправедливо, но уже не верил, что способен что-нибудь изменить крикливыми заявлениями. В конце концов все уладится; негодяи устанут от меня, отпустят и начнут охотиться за очередной жертвой.
Мы молча ждали, когда вернется Джерри с моими очками. Я надел их и некоторое время моргал, пока глаза не привыкли и стали различать лица людей и окружающие предметы. Теперь я увидел, что у стены стояли трое: тот, который ворвался тогда к нам в номер вместе с Джерри и капитаном Уилликом, и еще двое, скроенные по тому же шаблону. У всех у них были расстегнуты пиджаки и криво повязаны галстуки, и все они держали руки в карманах.
Перед капитаном Уилликом на столе лежала стопка бумаг, сколотых вместе. Он мрачно вперился в верхний листок, но тут же перевел взгляд на меня:
— Ну, теперь ты намерен отвечать на вопросы? У меня вертелся на языке грубый ответ, но я сдержался и спокойно ответил:
— Да.
— Хорошо. Тогда расскажи, как ты первый раз встретился с Чарлзом Гамильтоном.
— Я вам уже отвечал на этот вопрос. Я никогда его не видел.
— Вообще никогда?
— Да.
— М-м-м. А когда Килли впервые встретился с ним, тебе известно?
Казалось, он снова хочет довести меня до бешенства, но я решил не поддаваться и сказал:
— Он тоже никогда с ним не встречался.
— Ты в этом уверен?
— Да.
— Это он сказал тебе, что никогда не встречался с Чарлзом Гамильтоном?
— Он сказал, что мы встретимся с ним впервые.
— Так длинно?
— Я не помню точно, как именно он сказал, но смысл был именно такой.
— Ты сказал, что, когда вернулся в мотель в шесть часов, Килли был на месте?
— Я вернулся в четверть шестого, и он был на месте.
— Выходил ли он до того, как ты пошел за гамбургерами?
— Тогда это могло произойти только позже, — сказал я. Я не знал, что Уолтер вообще куда-то выходил. И тут, с опозданием, я понял, что это был один из провокационных вопросов, а Уолтер никуда не выходил и не должен был выходить, потому что ждал Гамильтона.
Но Уиллик, по всей видимости, не обратил никакого внимания на мой ответ. Он только сказал:
— И никто из вас не выходил с того момента, как ты вернулся, до того, как появились мы, верно?
— Верно.
— А когда раньше в течение дня ты был с Килли, ты не навещал никого, кроме миссис Гамильтон, верно?
— Верно.
— К кому он ходил, пока ты отлучался?
— Ни к кому.
Уиллик посмотрел на меня, притворившись удивленным:
— Тогда куда же он ходил?
— Никуда.
— Ты сказал, что он выходил, пока тебя не было.
— Нет.
— Ты этого не говорил?
— Нет.
— Я готов поклясться, что ты так сказал. — Он поглядел на типов, стоявших у стены. — Не так ли, вам ведь тоже так послышалось, парни?
Они все дружно согласились, что все именно так им и послышалось. Я указал на стенографиста, который снова работал в углу, и сказал:
— Почему вы не спрашиваете у него? Уиллик посмотрел на меня так, будто я просил его отдать мне в жены его дочь, и медленно сказал:
— Не пытаешься ли ты указывать мне, как мне делать мою работу?
— Нет, — сказал я.
— Ты просто стараешься вывести меня из терпения, — сказал он. Он поднялся из-за стола и, проходя мимо молодчиков у стены, буркнул:
— Я скоро вернусь. Попробуйте добиться от него правдивого ответа.
— Уж будьте уверены! — сказал Джерри. Он подошел и с обычной своей ухмылкой сел за стол. Трое других встали вокруг меня, глядя на меня сверху вниз.
— Ты собирался рассказать капитану Уиллику о револьвере Килли. Можешь рассказать это мне, — сказал Джерри.
— У него нет оружия, — ответил я.
Один из его подручных не преминул заметить:
— Он ведь противоречит сам себе, не так ли?
— Я прекрасно понимаю это, — продолжал Джерри и вдруг приказал мне:
— Сними очки!
— Что?
— Окуляры! — рявкнул еще один из троицы и сорвал с меня очки. — Мы хотим, чтобы ты их снял.