Но один из них в тот день отсутствовал.

— А где брат Непрощенный? — спросил настоятель Джон.

Этого никто не знал. Никто не видел его. На завтрак он не пришел. Остались нетронутыми его чашка молока, краюха свежеиспеченного хлеба и апельсин в том углу, где он обычно сидел отдельно от всех остальных. В его отсутствие в трапезной не было, однако, ничего необыкновенного. Он часто постился, умервщляя свою плоть в угоду Всевышнему. Но еще ни разу, даже ослабевший от голода, он не провел и дня в праздности.

Чаще всего брата Непрощенного видели в трудах: ухаживающим за больными и немощными братьями или работающим в саду, ведущим нескончаемую войну с сорняками, которые, как настоящее бедствие, исчезли, будучи вырваны с корнем, в одном месте только затем, казалось, чтобы буйно расцвести в другом.

Он мог также находиться в подвале и ремонтировать гигантские машины — тайну для большинства братьев, — эти системы обеспечения жизни в аббатстве, невозможной на планете с атмосферой, бедной кислородом, с колючими пыльными ветрами и с солнцем, которое не грело кричаще-красную скалистую поверхность.

Сегодня брат Непрощенный не вышел на работу и не обратился к настоятелю Джону с просьбой дать ему какое-нибудь поручение.

Это событие вызвало среди братьев такое волнение, как будто треснул купол, и в аббатство с шипением устремился леденящий и ядовитый воздух. Братья рассредоточились по всем направлениям, обыскивая здания, постройки и прилегающие к ним участки, и никто так и не сумел найти пропавшего брата. В конце концов одному из молодых новообращенных пришла в голову мысль заглянуть в келью брата Непрощенного сквозь маленькую железную решетку на ее двери. Новообращенный с широко раскрытыми от удивления глазами вернулся к настоятелю Джону и сообщил о том, что увидел в келье.

А увидел он послушника, сидящего на своем ложе в тесной и узкой келье. Брат Непрощенный смотрел на ладонь правой руки. Слышен был его раздраженный голос:

— Чего вы хотите от меня? Чего? У меня ничего не осталось! — повторял брат, обращаясь к пустому пространству.

Архиепископ Фидель сидел за письменным столом в своем кабинете, уставясь не на собственную руку, а на письмо, которое он держал в руке. Это письмо доставил архиепископу специальный курьер, королевский курьер, Дождавшийся возвращения архиепископа из его путешествия в госпиталь.

Огорченный тем, что он услышал от умирающей женщины, Фидель с опаской отнесся к посланию с королевской печатью. Его величество придавал большое значение мнению архиепископа по многим вопросам, и то, что именно теперь он обращается к архиепископу, Фиделю показалось тревожным совпадением.

Если только это было совпадение.

Фидель прочитал письмо, на котором имелась отметка, что оно совершенно секретное. Это была компиляция отчетов, связанных с событиями, весьма далекими от дел церкви: с загадочным проникновением в дом покойного торговца оружием Снаги Оме, попыткой украсть свертывающую пространство бомбу какой-то группой, именующей себя «Легион Призраков»; отчет Мандахарина Туски о том, как он контактировал с представителями этого «Легиона»; о похищении и возвращении того же Мандахарина Туски; о загадочной планете Валломброза; о прославленном исследователе…

— Великий Боже! — вздохнул архиепископ Фидель, отложив письмо и огорченно глядя на него.

— Ваше преосвященство?

Еле слышный стук в дверь и робкий голос не сразу проникли в сознание Фиделя.

В аббатстве Святого Франциска не было современных технических изобретений типа коммутаторов, внутренней телефонной связи и тому подобного. Даже обыкновенного телефона, за исключением средств межпланетой связи. В стенах аббатства сообщения и распоряжения передавали в основном так же, как и в старину, — устно.

— Я приказал, чтобы меня не беспокоили, — резким тоном произнес Фидель.

— Я… я знаю, Ваше преосвященство. Простите меня, — пролепетал брат Петр, которого испугал этот резкий тон (Фидель никогда и ни на кого не повышал голоса). — Но… случилось нечто такое… Настоятель Джон…

— Дело касается брата Непрощенного, Ваше преосвященство, — прозвучал строгий голос настоятеля Джона, появившегося в этот момент в дверях кабинета.

Весьма самоуверенный человек, настоятель Джон твердой рукой и очень успешно управлял делами аббатства. Свои собственные дела он считал более важными, чем всякие другие. Сомнений на этот счет у него, кажется, не возникало.

— Наш брат ведет себя очень странно. Такого с ним никогда не бывало, — счел необходимым добавить настоятель Джон.

— Час от часу не легче, — вздохнул Фидель, устремляя укоризненный взгляд в направлении небес и тут же мысленно прося за это прощения.

Лежавшее перед ним послание архиепископ поспешно спрятал в выдвижной ящик своего письменного стола. Было бы непростительно забыть об этом документе хотя бы на одну секунду.

— Войдите, — пригласил он настоятеля Джона. — Да благословит вас Господь.

Настоятель Джон переступил порог кабинета.

— Слушаю вас. В чем дело? — спросил Фидель, теперь уже всерьез заинтересовавшийся тем, отчего у настоятеля Джона такое суровое и нахмуренное лицо. — Наш брат заболел?

— По-моему, он лишился рассудка, Ваше преосвященство, — торжественно констатировал настоятель этот прискорбный факт. — Если помните, я возражал против его принятия в монастырь. Мы ничего не знали о нем, о его прошлом.

— В свою очередь, напомню вам, что это было мое решение. Как глава Ордена, я имею право принимать такое решение, — нетерпеливо и резко проговорил Фидель. — Скажите мне лучше, что случилось?

Получив отповедь, настоятель Джон придал своему лицу кроткое выражение.

— Сегодня утром брат отсутствовал в часы работы. Я послал других братьев найти его и выяснить, в чем дело. Один из наших новообращенных нашел Непрощенного. Тот все еще оставался в своей келье. На стук в дверь кельи он не отозвался.

Когда я пришел, то застал брата сидящим на своем ложе и что-то говорящим самому себе и явно мое присутствие за дверью не замечающим. Думая, что он нездоров, я, естественно, не остановился перед тем, чтобы войти в его келью.

Настоятель Джон сделал паузу, ожидая, видимо, одобрения.

— Да, конечно, — сухо сказал Фидель. — И что же делал брат?

— Он вскочил на ноги, как одержимый, Ваше преосвященство. — У настоятеля Джона был ни дать ни взять вид человека, который никогда уже не оправится от пережитого испуга. — И закричал на меня громовым голосом, а глаза у него были такие свирепые, что я думал, сейчас он набросится на меня.

— И что же он? Бросился на вас? — спросил Фидель, не на шутку встревоженный.

— Нет, — ответил настоятель Джон. Голос его звучал так уныло, как будто отец настоятель был обманут в своих ожиданиях. — Но он заговорил на каком-то дьявольском языке. Он богохульствовал, я в этом убежден. Мое счастье, что я не понял его.

«Да сохранит меня Бог от гнева этого человека», — подумал Фидель, не сводя с настоятеля угрюмого взгляда.

— Сомневаюсь, чтобы брат всуе упоминал имя Господне, — сказал он. — Может быть, вы вспомните, какие именно слова произносил он? Я хотел бы извлечь из всего этого какой-то смысл…

— К счастью, Ваше преосвященство, у меня хороший слух, — сказал настоятель Джон и повторил слова с таким выражением, которое не оставляло сомнений в том, что он сознает, какому риску подвергается его душа от одного лишь произнесения этой крамолы.

Слова послушника в передаче настоятеля Джона звучали искаженно, но Фидель понимал их без труда благодаря тому, что провел год жизни на службе у лорда Сагана на борту военного корабля. Это был стандартный военный язык, солдатский жаргон всех рас и национальностей — как человеческих, так и инопланетных.

— Что значит это вторжение, капитан? — такова была фраза, которую брат Непрощенный прокричал изумленному настоятелю Джону. — Я не посылал за вами. Возвращайтесь к исполнению своих обязанностей!