Гарри толкнул его плечом, и вдруг человек исчез. За спиной у Драко раздался шелест, воздух наполнился запахом морской воды и чистоты — и он обернулся, выбросив руку с кинжалом перед собой.
Оборотень не испугался. Он посмотрел на Гарри, который держал кинжал параллельно земле, на Драко, чья рука слегка тряслась — и очень птичьим движением переступил с ноги на ногу. Затем раскинул крылья: видны были тонкие жилки и сплетения сосудов на натянутой голой коже. И крылья истаяли.
Две руки опустились, пальцы на них вздрагивали, оборотень стоял перед пораженными беглецами молча и беззаботно.
На лице его проступило любопытство, смешливое и безгрешное, как у ребенка.
Гарри слегка опустил руку с кинжалом и поднялся на локте.
— Эй, — тихо сказал он. — Не трогайте нас.
Человек-птица молчал. Его губы сложились в улыбку, приветливую, но немного равнодушную.
Драко покачал оружием в воздухе:
— А если что, мы…
Одна узкая кисть поднялась к груди, кулак сжался и разжался, и оборотень развернул раскрытую ладонь.
Драко узнал эти красноватые, припухшие края вокруг камня, и даже не успел удивиться. Камешек был небольшой, круглый, черный, он поблескивал в матовом свете пещеры, и неровный блеск этот был похож на слабую пульсацию.
Оборотень сделал осторожный шажок: ладонь еще раскрыта, в каком-то торжественном жесте, словно взятом с картин о магглах-проповедниках.
Затем, кивнув, оборотень коснулся кулака Драко, сжатого вокруг кинжала. Драко почувствовал тепло: ровное и робкое, будто тепло от гаснущей печи или догорающего камина. Он перехватил рукоять левой рукой, и оборотень, так же мягко, коснулся его искалеченных пальцев.
Тепло усилилось, стало жаром — на миг, Драко даже не успел вскрикнуть.
Он разжал ладонь и посмотрел. Ноготь мизинца был ровный, гладкий, и выглядел вполне обыденно — если забыть о том факте, что Драко не видел его много недель. И уже простился с мыслью когда-нибудь увидеть вообще.
— Мерлин и Моргана, — прошептал Гарри. — Это сделал он?..
Человек-птица повернулся к нему и склонился так близко, что волосы упали вдоль лица. Драко видел только тонкий аккуратный профиль и длинную шею. Бледные пальцы коснулись подбородка Гарри. Тело рядом с Драко дернулось — их обдало жаром, и вновь только на долю секунды.
Оборотень выпрямился и показал в улыбке ровные, крепкие зубы.
Гарри ощупал рану на губе и повернулся к Драко.
— Что там? Я ничего не чу…
— Ничего, — Драко подумал о том, что говорить правду легко и приятно.
Особенно когда сказать ничего больше не можешь.
Черные уродливые стежки исчезли, нить — исчезла. Раны словно и не было.
Гарри прокашлялся, пряча не то нервный смех, не то всхлип.
— Спасибо, — выдавил он после паузы.
Драко украдкой взглянул на два новых ногтя, с наслаждением размышляя о том, как, вообще-то, он скучал по нормальному и здоровому виду собственных пальцев. Ведь, если подумать, человек проводит со своими двумя руками так много времени…
— Спасибо, — повторил Гарри чуть громче, когда ответа не последовало. — Кто вы такие? Не надо врать, что вы оборотни ночи, они такого не умеют.
Прокурорский его тон слегка позабавил Драко. Он убрал кинжал. Человек-птица смотрел на Гарри и моргал, очевидно не стесняясь ни немоты своей, ни наготы.
— Ты можешь говорить? — наконец, Поттер перешел к более существенным вопросам. — Кто вы такие? Как тебя зовут?
Драко встал на одно колено, затем неловко поднялся во весь рост. Оборотень доставал ему до плеча, показался Драко очень хрупким и очень юным. Если бы он был человеком, возможно, ему было бы лет шестнадцать — не больше.
Мелькнула быстрая, кроткая ухмылка.
Драко покачал головой:
— Скажи, как нам тебя отблагодарить.
Голубые глаза смотрели в упор, без смущения, без тревоги. Ухмылка пропала, и оборотень, поглядев мельком на Гарри, который все еще сидел, прислонясь спиной к каменному обломку, поднес обе руки к лицу.
Драко решил было, что он, наконец, смутился или что-то в этом роде — но мальчик просто открыл рот, широко и беззаботно, как дети на приеме у колдомедика. Две полоски белых, как сахар, зубов, и…
Драко отшатнулся. Гарри подскочил, вновь сжав кинжал.
— Тихо! Спокойно, Поттер. Он не нападает. Ему… фактически, нечем.
— Что?..
— Ну… ужалить. Или ударить. Как те, наверху…
Драко при всем желании не смог бы сформулировать. У человека-птицы не было языка. Он не был отрезан, вырван — за рядами зубов виднелся лишь красноватый провал, гладкий и бесформенный, как на рисунках в анатомическом атласе.
— У него нет языка, — Гарри, как обычно, сформулировал удачнее.
Существо перед ними захлопнуло рот и одарило зрителей очередной мягкой, заразительной улыбкой.
— Ну, по-моему, — сказал Гарри, — дружище, по-моему, это не так уж забавно. Вы там… тут, вы все такие?
Драко обернулся. Стая птиц — некоторые из них превратились в людей, другие так и расхаживали в птичьем облике, третьи превратились лишь частично — видны были тела, фантасмагорические тени на крыльях, головы с клювами или головы на птичьих шеях — на представление с чудесными исцеленьями никак не отреагировала. Они пили, бродили в воде и по берегу, перекликались, гортанно и резко на своем языке, но в сторону путешественников никто даже не взглянул.
— Это тебя мы видели на берегу? — спросил Драко, не особенно надеясь на ответ.
Последовала пауза, комичный взгляд — и вдруг оборотень кивнул.
* * *
Человек-птица принес какие-то белые хлопья, похожие на переваренную овсянку, и вывалил добычу на плоский камень.
— Ну да, — с унынием сказал Гарри, — очень мило с твоей стороны. Это мох? Очень, очень мило…
Драко фыркнул. Все, чего удалось добиться от калифа-аиста, как он прозвал про себя крылатую тварь, было набором улыбок, кивков — и часто невпопад.
Его даже можно было принять за слабоумного, если бы не пронзительный, внимательный и ясный взгляд, который Драко иногда ловил на себе — а чаще — на Гарри.
Возможно, эти существа так давно предоставлены сами себе, что разучились даже думать по-человечески. Возможно, они больше птицы, оборотни, нетопыри — кто угодно, кроме человека.
Не владели они и легилименцией — или, если владели, не спешили показывать свои умения. Казалось иногда, что все, чем заняты их красивые головы — это вода, звездный свет и птичий разговор.
По крайней мере, в птичьем облике они говорить могли. Может быть, они и превращались без особенной охоты — безъязыким быть тяжело.
А может быть, не так уж тяжело, подумал Драко, глядя в беспечное личико.
— Калиф-аист, — сказал он, — приносит немного мха, чтобы тебе было веселее, Поттер.
Оборотень поднял руку к лицу, разинул рот — и захлопнул.
— Угу, — Гарри поскреб в затылке. — Ясно. Съедобное, говоришь?
Драко с сомнением потыкал в мягкие мокрые комки, поднес палец к губам, лизнул.
Сладко. Сладко, и даже пахнет влажным, чуть плесневелым, сахаром.
Он облизал пальцы, а потом сунул в рот целую пригоршню.
Гарри последовал его примеру. Сглотнув большую порцию, он расплылся в довольной улыбке:
— Неплохо. Приятель, а это и правда неплохо.
Калиф-аист сел на корточки и посмотрел Гарри в глаза с каким-то трогательным, нежным удивлением.
— Спасибо, — Гарри осторожно коснулся голого плеча. — Не ожидал от вас такого… такой…
— Щедрости, — пробормотал Драко, набивая рот. — Интересно, где он это взял. Надо бы запастись.
Оборотень вскочил и скрылся в проходе между скалами.
— И вновь повторяюсь, но… Надеюсь, не отравлено, — проговорил Гарри, нахмурившись.
— Я тоже повторюсь. Есть какая-то альтернатива?
— Нет. И с его стороны это очень любезно, не спорю…
— Манна небесная, — Драко задумчиво осмотрел свой палец, вымазанный в липком угощении.
— Чего?
— Манна небесная. Колдуны древности, скитаясь по пустыням, питались ею. И с этой точки зрения… Гарри, тебе не приходит в голову, что он на кого-то очень похож?