И потом был оргазм, такой же долгий и беспечный, как все их ласки до: море без берегов сомкнулось у Драко над головой, удовольствие длилось, не скрученной тугой спиралью, а, скорее, нежной шелковой лентой, у которой нет начала и конца. И она скользила-скользила между пальцев, опутывала все тело и все мысли, и чувства, и память.
Драко уснул почти сразу, Гарри милосердно позволил ему и ушел — на самом деле Драко не знал, в какой точно момент, но, проснувшись под утро, он нашел постель рядом с собой пустой.
Он встал и принял ванну, побрился и, разыскав свой ножик в сумке, обрезал кончики отросших волос. И долго еще слонялся по комнатам замка: холодный рассвет протянул в высокие окна нежно-желтые скрещенные лучи, в них танцевали пылинки. Слуги неслышно убирали коридоры и залы.
С портретов королей и королев смотрели на Драко синие, серые, зеленые, черные глаза — глаза тех, кто видел и счастье, и величайшие несчастья Сомнии.
Драко чувствовал спокойствие, глубокое и таинственное, сердце его словно бы разжалось, все существо его было наполнено тихим и беспричинным торжеством.
— Монеты оплавились, — сказал Гарри у него за спиной.
Драко повернулся.
— Что?..
— Серебро плавится в этом странном огне. Он не горячий, я трогал его руками, — сказал Гарри. Он протянул Драко теплый плащ. Драко взял и натянул на плечи.
— Ты знаешь, это место для погребения королей. Тут их тела сжигают, когда они отдают камень преемнику. Сириус рассказал. А еще мы… мы жгли несколько костров, и в каждый положили монеты, украшения… Сириус сказал, что так нужно — нужно ему, а не тем, кого мы провожали.
— Кого это вы провожали?
— Альбуса Дамблдора, — сказал Гарри бесстрастно. — Ремуса Люпина. Нимфадору Тонкс. Фреда Уизли… Северуса Снейпа…
— Правда? — Драко не смог скрыть изумления. — Почему?
— Очевидно, — Гарри кашлянул. — Очевидно, Сириусу нужно было проститься с теми, кого он — до моего появления здесь — считал живыми.
Гарри подошел к возвышению и поднял кусок оплавленного серебра.
— Монетки Снейпа не оплавились. Помню, Сириус сказал, что тот всегда был упрямый и вредный сукин сын.
Драко невесело усмехнулся:
— Какая прочувствованная прощальная речь.
— Они не были друзьями. Терпели друг друга из последних сил, вот так вернее. Но он его похоронил, пусть по-своему. И я уверен, ему было больно… больно все это узнать.
— А еще твой сын, — заметил Драко.
— Прости?.. Ах, ты об этом. Да, он считает все это величайшей иронией, а меня — чудовищным выпендрежником.
Драко подумал, что имена сыновей Поттера кого угодно заставят так думать — но благоразумно промолчал.
Гарри положил серебро в пепел и повернулся к нему:
— Пойдем. Скоро завтрак. И нам надо поговорить о дальнейшем пути.
Драко поднял обе руки.
— О, ради Мерлина. Честно, я не имею ничего против, и вчера все было очень… ну, очень мило. Но меня действительно немного нервирует, когда я ем, а мой собеседник сидит на троне и вещает оттуда… все это выбивает из колеи. И я не стесняюсь. Не в этом дело. Мои манеры уж конечно получше твоих. Но у меня было такое чувство…
Гарри засмеялся.
— Идем. Идем, будет сюрприз. Может, Сириус об этом догадывался. Не знаю. Давай же.
Гарри провел его через длинные коридоры и череду пышно убранных, но без единой души, комнат. Они очутились в галерее, совершенно прямой, с высоким сводчатым потолком и чередой окон по обе стороны: за окнами всюду было море, синее и спокойное в утреннем свете. По галерее гулял свежий ветер, а когда Гарри растворил украшенные созвездиями половинки двери, ветер ударил в лицо и поднял подолы плащей.
— Красиво? — Гарри обернулся.
Драко рассматривал полукруглую площадку, выложенную ровными шестиугольными пластинами разноцветного мрамора и лестницу, ведущую вниз — к точно такой же площадке ниже на выступе утеса. От той, второй, разбегались по морской глади узкие копии великого моста — тот же белый камень, и резные арки, но вместо одной идеально ровной линии было множество — сплетение дорог, и в каждом пересечении — маленькая круглая беседка с конической крышей. Выглядело и правда потрясающе: ажур, пена, каменные кружева на темной воде.
— Это называется Морские Сады.
Дорожками в садах этих были линии мраморных мостков — а лужайками и клумбами — волны и блики, пласты глубокой воды.
Драко восхищенно сказал:
— Да, удивительно. Мы на противоположном берегу острова, так? Никто из подданных не видит этой красоты?
— Это для королей, — со смешком сказал Гарри. Он двинулся вперед, Драко — за ним. Спустились по лестнице, и Драко спросил:
— Собственно говоря, все это очень мило, но ты там вроде заикнулся насчет завтрака…
Гарри сдавленно фыркнул. Поднял руку.
— Смотри в середину цветка.
И в самом деле, четыре ажурных лепестка Морских Садов сходились в центр — куда и вел от острова самый широкий помост — а в центре, невесомая и хрупкая, высилась беседка побольше. Крыша была выложена какими-то блестящими камешками, они сверкали на солнце, как сверкает в морозный день свежий снег. Серебряный узкий флаг разворачивался и сворачивался в соленом бризе.
— Нам туда, — сказал Гарри и взял Драко за руку. — Сириус уже ждет.
* * *
Король сидел в простом кресле темного дерева, а Сайния — бледный призрак, тонкая тень — стояла за его спиной.
Посредине беседки накрыт был стол: тут были и кофейники, и чашки, тарелки с пирогами и пирожными, розоватая ветчина, белый сыр, хлеб, масленки, плошки с приправами — Драко одобрительно оглядел сервировку и сглотнул слюну.
— Садитесь, — велел Сириус, показав на полукруглый диван со множеством вышитых подушек, — располагайтесь, как вам удобно.
Драко сел, взял ломоть хлеба, положил на него ветчины, огурцов, и прикрыл вторым. Гарри налил чай — себе и в кружку под локтем Драко.
— А это ничего, что мы… так? — Драко рассматривал свой гигантский бутерброд с нежностью и умилением. — Прямо при вас, ваше величество?
Сайния наклонилась и подала Королю его чашку.
— Ничего, — с улыбкой проговорил Сириус, — но, чтобы соблюсти все традиции моего гребаного дворца…
Он поднял руку и пошевелил пальцами в воздухе. Драко вздрогнул: беседку накрыло полупрозрачной тенью, солнечный свет померк, но не исчез совсем: огромный полог из какой-то тонкой белой ткани опустился на крышу, края его упали на поверхность моря и поплыли по темным волнам. Ветер шевелил занавес, и лучи, проникающие сквозь нее, становились мягче, светлее.
— Ого, — сказал Гарри.
— Что это? — спросил Драко прежде, чем впиться зубами в бутерброд.
— Называют «паучьим шелком», — ответил Сириус и поднес к губам чашку. — Ходят слухи, что его ткут гигантские пауки в чреве Ночных Земель. Добывают с большой опасностью для жизни, везут сюда, мои купцы делают состояния на кусочках с носовой платок. Никто не может разгадать секрет плетения, — с ноткой самодовольства добавил Король.
— Уверен, Шэннон бы разгадала, — вставил Драко, сглотнув.
— О! Прекрасная безумица Шэннон. Я слышал от Гарри о твоих злоключениях в поместье этой ведьмы. Ты действительно захватил в заложники ее сына и сбежал? Снял ошейник беглеца?
— Так и было, — Драко потянулся за очередным куском ветчины. — Гарри не врет.
— Нет, — сказал Сириус. — Нет, никогда. Но на меня произвело впечатление. Знаешь, я сам провел беглецом больше лет, чем королем. И более того — я был беглецом даже там, за Завесой. Иногда мне кажется, что бежал всю жизнь. Куда? И от кого? И зачем? Я тебя понимаю.
Сайния наклонилась и долила чаю в чашку Сириуса.
— Спасибо, принцесса.
Драко хмыкнул, но предпочел сосредоточиться на ветчине.
— А здесь горчица имеется? — невинным тоном поинтересовался Гарри.
— Нет, — сказал Сириус, и в широкой улыбке сверкнули его превосходные белые зубы. — Попробуй вон то, в оранжевом кувшинчике. Я называю эту приправу «кабачковый чатни». Очень острая. На мой вкус, вполне прилично.