Он был легким, и его поднимали без труда. Рядом с ним трудился зубоскал Пики, и иногда — не очень часто, впрочем — его шуточки действительно были забавны.

Но вскоре однообразие начало выматывать. Под сводами пещер было темно и мрачно, камни словно бы надвигались, нависали над головами резчиков. Паутина липла к ладоням, к лицу: от нее, по словам Пики, у старых резчиков начиналась чесотка: кожа покрывалась мелкими пузырьками, они лопались, подсыхали и вновь воспалялись. Драко обнаружил на своих ладонях несколько пузырьков и теперь с ужасом ждал, когда болезнь расползется по всему телу.

Тяжелее всего, однако, приходилось вовсе не резчику, а сборщику. Там, внизу, с тюками добытого, Гарри отправлялся в самое мрачное место шахт — к Горьким Ручьям. Вода в них была ядовита, как и испарения от нее.

Раздевшись до пояса, обмотав лица тряпками, а руки спрятав в перчатки, сборщики паутины спускались по узким лазам к руслу ручья. Красноватая вода шипела вокруг их сапог, брызги кипятка долетали до кожи, оставляя мелкие, болезненные ожоги.

На решетках из проржавевшего, изношенного металла каторжники расстилали паутину, разравнивали ее специальными лопатками, от жары паутина плавилась и становилась похожей на ярко-белую глину или на особенное, рыхло-тягучее тесто.

Через несколько циклов, под воздействием горячих испарений, паутина застывала, и тонкое плетение превращалось в прочнейший и тончайший шелк. Тот самый, укрывший некогда беседку короля Сириуса в Морских Садах.

Самая дорогая ткань на Сомнии. Самое большое богатство короля Ночи.

Шелк, смотанный в рулоны или нарезанный длинными кусками, промывали в чистом холодном ручье, сушили и выменивали на вечернюю и утреннюю порцию манны, зерен и мяса. Особенно ценными считались отрезы, где, навсегда впечатанные в снежно-белую поверхность, оставались изящные, невесомые силуэты мотыльков, мушек — такую ткань называли «нарядами бабочек».

Куда отправлялись ярды и мили шелка, Драко не знал. Их уносили стражники, молчаливые и спокойные, а обитатели пещер никогда, кажется, не интересовались судьбой своих трудов. Конечно, некоторые — женщины особенно — шили из шелка платья, предварительно окрасив белую ткань охрой или кармином, но большинство проявляло поразительное равнодушие.

Даже контрабандисты, там, на воле знавшие цену кускам этой тонкой и прочной материи, теперь вовсе не обращали внимания на ее груды посреди центральной пещеры.

Со временем и Драко, и Гарри перестали впечатлять и процесс, и результат. Кожа Гарри покрылась ожогами от Горьких Ручьев, кожа Драко — волдырями от тросов и паутины.

Они забирали вечерние порции еды, уходили к озеру, мылись, возвращались в каменную нишу. Съедали горячую кашу, острое мясо и приторную манну, а затем, не сговариваясь, перебирались на циновки. Трахались.

Трахались, именно так — не «занимались любовью». Соития были жадными, быстрыми, в движениях Драко и Гарри, в их позах, стонах появилось что-то животное, торопливое и бесстыдное.

Драко вспомнил одну из таких ночей. Голый, дрожащий от возбуждения, он открыл глаза и смотрел в стену, замечая прожилки желтого, белого, черного в кроваво-красном камне. Гарри держал его за плечи, входил в него, вытянутые тени метались по пещере, и было короткое, тупое удовольствие — как от глотка невкусного, но крепкого вина, и такое же пьянящее и выморочное.

Драко вспомнил свой крик, заглушенный собственным мокрым запястьем, и хлюпающие звуки, и влагу, которая стекала по бедрам, и как Гарри отодвинулся от него, лег на спину и уснул, не говоря ни слова. Без поцелуя, без сонной улыбки, без всякого жеста: Гарри просто закрыл глаза и ушел от него.

Драко лег рядом и долго всматривался в овальное, чистое лицо, лениво гадал, куда он уходит, по каким землям бродит там, в своих снах, и с кем спорит и кому улыбается.

Он тряхнул головой, прогоняя воспоминание.

Пики рядом с ним раскачивался, болтая ногами и напевая какую-то похабную песенку.

— Пики, — окликнул Драко, воткнув нож в мягкий войлок паутины. — Ты, кажется, раньше был с пиратами? Робуш о тебе говорил…

— Не врет старый пень, — самодовольно сказал Пики. — Я был величайшим пиратом в Золотом Заливе.

— Этого Робуш не говорил.

— Потому что он курица, а не пират.

— О, ну конечно.

— Ты знаешь, как я потерял глаз? Ребята из Золотого Патруля на меня набросились вчетвером. Только все они были мертвы через минуту, — пропел Пики, выковыривая большой пласт. — Вот так.

— А при чем тут твой глаз?

— Ну, мне тоже досталось. Я только говорю, как было, не вру, как некоторые, не хвастаюсь, вот я о чем.

— Ясно.

— В конце концов моя слава достигла благословенных ушей короля Утра, и пришлось мне собирать манатки и валить.

— Сюда? В пустоши?

— Ага. Я решил, что привезу шелк, продам, и завяжу, знаешь. Женюсь, и все такое. С деньгами мне бы любая девчонка дала, не смотря, что глаз один. В конце концов, девчонки сходят с ума по одноглазому змею, так и какая, на хрен, разница, что у меня на морде такой же?!

— Верно, — Драко уже едва сдерживался, чтобы не захохотать в голос.

— Ну, тебе не понять, — сказал Пики, надувшись. — Не подумай чего, я не против трубочистов…

— Чего?!

— Да я ничего. Вы с твоим другом хоть что тут устройте, мне чужие задницы и не нужны…

Драко протянул руку и махнул ножом рядом с тросом на люльке Пики:

— Будешь много болтать — полетишь вниз, — предупредил он негромко.

Пики посмотрел ему в лицо, что-то буркнул и отвернулся.

— Давай лучше про пиратов, — предложил Драко после паузы.

— А что это ты интересуешься?

— Ну, мало ли. Может, полезное узнаю. Например, про Золотой Залив.

— А чего тебе там понадобилось? Надеешься туда добраться? Зря. Теперь, когда стража Ночи стала сильной, тебя загребут прежде, чем успеешь даже издохнуть на пустошах. Слыхал о Двадцатипалых?

— Я их даже видел.

— Ну, и как? Штаны потом отжимал?

— Не совсем. Мы довольно удачно выбрались.

— Просто повезло. Обычно они наваливаются такой толпой, что от тебя потом только скелет да кожа остаются. И штаны обгаженные…

— Хорошо. Предположим, что я до княжества Рассвета все-таки добрался. Могу я нанять в гаванях корабль?

— Это всякий, у кого денег много, может, — великодушно сказал Пики.

— А могу я на нем отыскать Высокую Дверь?

Пики повернулся к нему всем корпусом, так, что тросы перекрутились.

— Высокую? Зачем она тебе?

— Потому что мне надо вернуться. Я же беглец.

— Ну так беглецов не очень-то там ждут… Те, кого я знал, все были рады, что сбежали оттудова.

— Я — дело другое.

— Ой, ну конечно. Вечно ты на нас смотришь, как на дерьмовую яму, — Пики сверкнул единственным глазом. — Это все замечают.

— Правда? Гм… вообще-то, я ничего против шахт не имею. Просто мне тут не нравится.

— А это правда, что вы с Гарри умудрились пробраться в дверь удовольствий? — перебил его Пики. — Вы скользкие типы, я так скажу. Я и Робушу сказал…

— Это вышло случайно. И нас оттуда вернули, — бросил Драко через плечо. — И никаких удовольствий, о которых вы так любите поболтать, там нет.

Пики присвистнул и сделал какой-то неприличный жест.

— Ладно, давай вернемся к другой двери. Так что же, я смогу…

— Ходил такой слушок, что ее больше нет. Что короли ее уничтожили, чтобы подданным было некуда бежать, — Пики сморщился. — На королей это очень похоже, а? Гнилые твари, трупаки несчастные.

— Ты сам ее видел когда-нибудь? Знаешь, где она?

— Нет. Нет, и нечего ножом над моей люлькой махать, я тебе говорю чистую правду, клянусь моим утром и утром моей матери… никогда в Золотом Заливе не было никаких дверей. Да и сам подумай: откуда бы ей…

— Но ты не удивился вопросу, — спокойно заметил Драко. — Значит, ты слышал о ней.

— Слышал много раз. Это сказки, сказки, и все. Кто говорит, что ее уничтожили, а кто говорит, что к ней без проводника не попасть. А я говорю — ее и не было, и нет.