…Порой в ответ на замечание по поводу оскорбительного, безнравственного отношения к хлебу можно услышать: подумаешь, горсть зерна просыпали или ломоть хлеба выбросили! Хлеба в нашей стране много… Да, хлеб у нас на столе имеется всегда. Да, государство наше теперь могуче, как никогда. И все же хлеб надо беречь. Много его или мало — достается он всегда трудно.
…Звезды только начинают таять на востоке, где пробивается слабенькая еще заря, а хлебороб уже в поле. И весной и летом. И осенью и зимой. И в вёдро и в непогоду… Самое таинственное чудо — хлебное зерно. Десятки опасностей подстерегают хлебный колосок. И хлебороб, не считаясь ни с чем, буквально круглосуточно оберегает его от всех напастей.
И вот шумит под ветром поспевающая нива, осыпает ее ночами звездная пыль, а солнце пронизывает каждое зернышко своими лучами и оставляет в любом из них частичку света, тепла и жизни. Вот вроде бы уже увенчался успехом тяжкий, бессонный труд пахаря, но, увы, борьба за хлеб далеко не окончена, самое тяжелое — уборка — еще впереди. Но впереди и осенняя, часто слякотная непогода. То ветром повалит хлеб. Как его взять? То дожди так расквасят небо и землю, что все влагой взялось. Как высушить уже обмолоченное зерно? Влажное, оно через несколько дней начнет гореть. А то, гляди, и снега повалят, и часть урожая, выращенного с таким трудом, может погибнуть…
Но все преодолевает хлебороб, ибо он знает: не может без хлеба прожить человек. Потому-то и слагает про хлеборобов народ легенды, слагают поэты о них стихи, полные любви, уважения и благодарности героическому труженику земли. И недаром хлебный колос как олицетворение мирного труда, олицетворение счастья и человеческой радости стал одним из важнейших символов Государственного герба великой Родины.
…И БУДЕТ ВЕЧНО ВЕЛИК
Сказать о Шолохове, что это крупнейший писатель современности, — значит сказать мало и не точно. Шолохов — художник гениальный, один из тех людей, жизнь и деятельность которых формируют нравственные принципы нашей цивилизации.
О Шолохове написаны горы книг, рассказывающих о его жизни, объясняющих его произведения, а меня никогда не покидает чувство, что смысл его творчества, истинное значение этого человека для судеб мирового искусства до конца так и не объяснены.
Вот, скажем, Григорий Мелехов — что это за художественный образ, в чем суть, в чем нравственно-философское содержание этого характера? Сколько по этому поводу было литературно-критических битв, сколько сломано копий! Его объявляли то продуктом и представителем самой махрово-реакционной части донского казачества, то идейным и сознательным перерожденцем, предавшим интересы революционного народа, то недалеким человеком, запутавшимся в жизни, в грозных революционных противоречиях…
Что ж, Григорий Мелехов совершал в своей жизни такие поступки и действия, которые, если их взять в изолированном виде, вроде бы могут подтвердить и первый, и второй, и третий взгляд на суть этого образа… А я слышал, как сам Шолохов читает последние страницы своего бессмертного романа, до слез потрясенный судьбой Григория Мелехова, любимого своего героя. И как-то до пронзительности стало ясно мне, что никакой он, Григорий Мелехов, не реакционер, не перерожденец, ни в чем он не запутался. Он просто жил в то время, когда на земле разыгралась невиданная до той поры драма. В результате полностью созревших классовых противоречий пришли в движение все слои человеческого общества. И Григорий Мелехов, как и другие, был втянут в грозный и беспощадный революционный водоворот… И хотя физически Григорий Мелехов в конце романа остается жив, фактически он сгорел в испепеляющем горниле безжалостной классовой борьбы.
Может быть, самое величайшее таинство искусства заключается в понимании категории трагического. И Шолохов, как никто другой до него из советских писателей, видит и понимает все стороны, всю глубину и все оттенки этой философской категории искусства. И он, как человек, может плакать над жизненным итогом своего Григория, но, как художник социальной правды, он ничего не может изменить в его судьбе, потому что она обусловлена теми социально-классовыми процессами, которые происходили тогда в человеческом обществе.
Творчество Михаила Шолохова оказывало, оказывает и будет всегда оказывать огромнейшее влияние на развитие всей прогрессивной мировой литературы. О литературе советской и говорить нечего. Хочет кто это признавать или не хочет, но после появления «Тихого Дона» и «Поднятой целины» в советской литературе не создано прозаических произведений, равных им по глубине проникновения в бездны народной жизни, в сложнейшую суть общественно-социальных процессов первой половины бурного двадцатого века, и в силу этого они являются как бы эталоном для всякого писателя.
Романы Михаила Шолохова признаны классическими при жизни их автора. По степени популярности у читателя Шолохову — опять же хочет кто это признавать или не хочет — нет равного. Он художник истинно народный. И он будет вечно велик, потому что, исследуя судьбы земли и живущего на ней человека, рассказывая о взлетах и падениях человеческой личности, Шолохов нигде не покривил душой. В его книгах раскрываются и утверждаются извечные благороднейшие народные идеалы и чаяния, за которые льется кровь и гибнут люди, но которые, как утверждает Шолохов всем своим творчеством, обязательно восторжествуют, ибо в этом смысл борьбы и жизни на земле.
ХАРАКТЕР В РОМАНЕ
Когда мы вспоминаем крупного писателя, то прежде всего перед глазами возникают герои, созданные им. Евгений Онегин, Печорин, Тарас Бульба, Чичиков, Наташа Ростова, Раскольников, Павел Власов, Клим Самгин, Григорий Мелехов… Целая вереница незабываемых лиц, характеров, жестов, только им присущих слов, деяний, поступков, свершений, взлетов, падений.
Чем глубже и всестороннее художник постигает действительность, тем крупнее характеры действующих в его произведениях лиц. Обратимся для примера к таким вечным шедеврам критического реализма, как «Господа Головлевы» или «Сага о Форсайтах». В этих романах и сегодня многое поразительно — в сюжете, композиции, языке… Но основу основ в них составляет движение характеров. Время не просто воплощается в лицах, но обретает плоть и кровь в образах. Художник вдыхает в них «душу живу», делает их для всех видимыми, зримыми, ощутимыми.
Когда у меня спрашивают, у кого я учился писать, то я всегда отвечаю: у Максима Горького и Михаила Шолохова. Как и многие другие современные литераторы, я считаю их своими учителями, наставниками, вдохновителями. Вечный пример для нас, как Шолохов обратился к исследованию действительности — сложной, противоречивой, отличавшейся необыкновенной драматичностью — и художественно познал ее в бессмертном «Тихом Доне». Какой зрелостью должен был обладать сравнительно молодой по возрасту автор, чтобы столь глубоко проникнуть в социальную суть явлений!
Могу также повторить замечательный леоновский афоризм, гласящий, что все мы выпорхнули из широкого горьковского рукава. Особенно я люблю «Дело Артамоновых» — один из самых лучших романов XX столетия. Есть что-то глубоко символическое в истории создания этой эпопеи. Все мы знаем о том, что Горький делился со многими замыслом своего романа. Слова, оказавшиеся пророческими, сказал ему Владимир Ильич Ленин, заметивший: «Отличная тема, конечно — трудная, потребует массу времени, и думаю, что вы бы с ней сладили, но — не вижу: чем вы ее кончите. Конца-то действительность не дает. Нет, это надо писать после революции…» Горький отодвинул срок реализации замысла до той поры, когда история создала возможность завершить произведение о трех поколениях русской буржуазии.
Большой философский смысл содержат образы и картины «Дела Артамоновых». Перечитав теперь горьковский роман, особенно отчетливо видишь, как движение характеров передает движение времени, как средствами искусства писатель воссоздает действительность, ее поступательное движение к революционной нови, которая закономерна и неизбежна. Горький бесстрашно исследовал историю одной семьи, обнажив социальные, исторические, психологические и иные пружины, скрытые в пестроте многоцветных явлений жизни. Не устаю восхищаться горьковским романом, дающим и в наши дни необычайно много писателю. Творение Горького показывает нам — не отвлеченно, не абстрактно, а предельно конкретно, — как человек входит в мир и как мир входит в человека.
