Хаджимурад, слыша, как они торгуются, старался не очень задумываться о своём будущем: «Что будет, то и будет. А, может, удастся и вывернуться из навалившейся беды…»

Пленники с замиранием сердца ждали исхода этого скверного торга. Сейиткули со слезами на глазах уставился на Хаджимурада, словно спрашивая: «Что же мы будем делать без тебя?». Хаджимурад хоть и смотрел в другую сторону, но чувствовал его тревожный взгляд.

— Будь мужественным, — шепнул он пареньку и обнял его за плечи. А всем остальным громко и убеждённо сказал: — Рано или поздно вы обязательно вернётесь в родные места. И тогда, прошу вас, сходите в моё село Гызганлы, разыщите там парня по имени Назер и расскажите ему всё, что знаете обо мне, всё, что со мной произошло…

Торг был закончен. Ризакули вытащил из-за пазухи замусоленный узелок и тщательно пересчитал деньги…

Толпа сельчан молча взирала на всё это. Да и что могут поделать люди, если один хозяин продаёт своего раба другому… Так повелось издавна.

— Бери, Ризакули, своего раба и делай с ним, что угодно, — довольно ухмыльнулся Абдулла.

Ризакули подошёл к пленным и ткнул пальцем в сторону Хаджимурада:

— Вставай, пошли…

Хаджимурад встал, взглядом, попрощался с каждым из товарищей и последовал за новым хозяином. Сейиткули громко заплакал: «Что же мы будем делать без тебя!».

Хаджимурад на ходу оглянулся:

— Хватит быть ребёнком, теперь с тобой нет матери, которая могла бы ублажать твой плач. Будь стойким и терпеливым!

Затем осуждающе взглянул на Абдуллу: «Ты, мол, всё же оказался трусом». После этого, гремя цепями, ушёл из-под чинары. Ризакули и его брат с хлыстом в руках повели Хаджимурада к себе домой.

В кибитку вошёл Назар и поздоровался.

— Сазак-ага, говорят; в наши места прибыл Полат-хан, вы об этом слышали? — спросил Назар у тестя.

— Пока ничего не слышал, знаю только, что Полат-хан всегда заходит к нам, когда оказывается в селе. А ты от кого узнал о его приезде? — поднял глаза Сазак на вошедшего.

— Да все женщины побежали, якобы, за водой, а на самом деле для того, чтобы поглазеть на Полат-хана.

— И Тыллагозель тоже пошла? — с лукавинкой спросил тесть..

— Говорю же вам, абсолютно все отправились, — махнул рукой Назар.

— Ах, негодницы! — рассмеялся Сазак. — Тогда что же, выходит, Полат-хан остановился у Довлетяр-бека? Вообще-то он к ним не ходок, не любит тех, кто ходит на аламан, грабит сёла, продаёт рабов. Но раз он так поступил, значит, есть на то причина…

Послышался стук копыт. Четвёртый сын сердара Чары вышел из кибитки. И тут же во двор влетел на взмыленной лошади Дурдулы; передав поводья Чары, он бросился в кибитку.

— Саламалейкум, Сазак-ага! Вас зовёт Полат-хан. Он у нас, в доме брата Довлетяра. Просил, чтобы вы не задерживались, побыстрее пришли… — Дурдулы хотелось бы услышать ответ Сазака, но он знал, что старик не любит с ним разговаривать, и, пожалуй, не скажет ему ничего.

— Ну, ладно, я поеду за другими, а вы, наверно, сами придёте, — пролепетал Дурдулы и вышел из кибитки.

— Раз зовёт хан, придётся идти, — поднялся с ковра Сазак. — Оразгельды и Назар, вы тоже пойдёте со мной.

Когда они шли вдоль крепостной стены к воротам, Сазак, не оборачиваясь к спутникам, сказал, словно самому себе:

— Никак не хочется мне идти в эту крепость, Она-то, пожалуй, и является главной причиной того, что мы не ладим с соседями, что бедный народ наш постоянно подвергается грабежам. Зачем Полат-хан зовёт нас в эту злополучную крепость?..

Во дворе их встретил молодой парень, поздоровался.

— Сазак-ага, идите вон в ту белую кибитку, — указал он рукой, — там все уже собрались, вас ждут.

Возле кибитки сердара поприветствовали два человека, сидевшие в тени тутовника. Это был Назар-талаплы, младший брат отца Полат-хана и Бегенч-гаджар, ближайший друг хана. Оба крупные и видные мужчины. Полат-хан брал их с собою во все важные поездки.

Полат-хан был ширококостным, крепко сбитым человеком. Когда он злился, взгляд его становился невыносимо колючим. На широком лбу появлялось несколько еле заметных поперечных морщинок.

При виде Сазака он в знак почтения встал и протянул гостю обе руки. Все, за исключением бека, последовали его примеру. Довлетяр явно был недоволен такой встречей. А тут ещё Полат-хан пригласил старого сердара сесть рядом с собой…

Поскольку хозяин дома не поприветствовал Сазака, сердар не посчитал нужным с ним поздороваться. Полат-хан это заметил, но ничего не сказал. Он знал, что Сазак и Довлетяр не ладят между собою. Сазак почти сразу же заявил:

— Полат-хан, я вас искренне уважаю, поэтому только и принял ваше предложение, несмотря на то, что поклялся никогда больше не переступать порог этого лома.

— Поскольку и я уважаю Полата-хана, я тоже лишь поэтому не стал возражать против его желания пригласить тебя ко мне, в ином случае я сам бы не позволил тебе переступить этот порог, — в тон сердару ответил бек.

Густые брови сердара насупились.

— Замолчи, бек! — повысил голос Полат-хан. Затем уже более спокойно добавил: — Я ведь хорошо знаю: и что собою представляешь ты, и кто такой Сазак-сердар.

Хан кашлянул и посмотрел на незнакомого человека, сидевшего рядом с беком. Это означало, что он разрешает этому человеку продолжать говорить…

Незнакомый ахун в белой чалме и выцветшем халате, тряхнув желтоватой бородкой, заговорил на каком-то странном туркменском языке, которого не услышишь ни в Иране, ни в Бухаре, ни в Хиве.

— Когда на хорезмского царя Мухамеда-шаха напали разбойничьи войска Чингиз-хана, когда один за другим сдавались вилайеты и крепости шаха, туркменские конники под предводительством Джелалетдина выступили против захватчиков и проявили при этом мужество и отвагу…

Полат-хан, радуясь тому, что светлолицый гость так хорошо отзывается о туркменском народе, открыто улыбнулся, словно приглашая ахуна говорить дальше. Желтобородый гость так это и понял и стал приводить всё новые примеры боевой доблести туркменских конников. Коснулся, даже их славных побед во времена Байрам-хана. Несколько слов сказал об огузах, затем пространно стал говорить о том, как во времена сельджуков туркменские конники достигли даже весьма отдалённых арабских стран.

Гость замолчал.

В дом вошли Салих-ишан и некоторые другие приглашённые люди, которых Довлетяр приветствовал стоя. Зато Полат-хан и Сазак-сердар продолжали сидеть, словно не замечали их прихода.

Полат-хан погрузился в раздумья о светлолицем госте, который так плохо говорил по-туркменски и так хорошо знал многие факты из истории туркменского народа… Сазак же был уверен, что встречался с этим человеком, сейчас он пытался вспомнить, где и когда это было… «Да, да, месяцев шесть назад, он вот также, собрав вокруг себя людей, рассказывал им о туркменах совсем другое, будто они драчливый и трусливый народ. Человека и его байки хорошо помню, а вот где именно это происходило, никак не припомню», — сожалел Сазак, пристальнее вглядываясь в гостя.

— Кто вы будете и из каких мест родом? То, что вы не туркмен, понятно по вашему говору, а вот откуда и куда вы следуете, охотно бы послушали, — обратился Полат-хан к гостю Довлетяра…

— Мы во многих местах обучались. Закончили в Бухаре медресе. Потом учились в Багдаде. Сами мы большой ахун. Дома у нас нет. Мы просто странник, взывающий к аллаху, — ответил хану желтобородый гость.

— А звать-то вас как? — поинтересовался хан.

— Мы из сейидов. А текинцы сейидов называют ходжа. К тому же мы странник — каландар. Поэтому можно будет нас называть каландар-ходжа, — несколько смущаясь, ответил гость.

— А живёте вы где? — допытывался хан.

— Сейчас мы гостим у бека. А вообще шли на богомолье в Каабу, — опустив глаза, промолвил гость.

А Сазак всё копался в своей памяти…

— Я хорошо помню, что где-то вас видел, вот сейчас, сейчас припомню, где всё это было.