Она вопросительно посмотрела на него и на самом деле не поняла, что он сейчас имел в виду. Шаган показал на карту.

— Посмотрите на направление полета обоих тел.

В этот момент ей стало ясно, к чему сводились его размышления. Оба тела, космический корабль и астероид, на крошечном отрезке имели одинаковое направление полета. Согласно этому представлению, обломок Ре 37 мог столкнуться с «Дарвином» не фронтально, а должен был задеть корму космического корабля.

— Я не совсем это понимаю, — растерянно сказала Нанга, — если Ваш рисунок верен, тогда «Дарвин» мог не упасть на Луну. Он мог быть выброшен в открытый космос.

— А кто говорит Вам, что катастрофа произошла не таким образом? Фото ничего не доказывает. Пылеобразование может быть вызвано обломками астероида. Говорят, по всей видимости отказали автоматическое управление и двигатели ускорения. Но что, если они не отказали? Мы приблизительно знаем скорость Ре 37. Она была здесь, вблизи Солнца, особенно высокой. Предположим, астероид был обнаружен радаром космического корабля. Предположим дальше, что автоматическое ускорение не отказало — собственно, с какой стати? Оно было испытано сотни раз и всегда тщательно оберегалось. В таком случае могло бы произойти следующее — я подчеркиваю — могло бы: космический корабль увеличивает свою скорость, но этого усиливающегося толчка не хватает для того, чтобы уйти от несущегося следом астероида. Обломок ударяется о корму. Этот натиск недостаточно силен, чтобы уничтожить «Дарвин», но его хватает на то, чтобы повредить приводные механизмы. Следовательно, набранную перед этим скорость больше нельзя сбавить. «Дарвин», будучи неспособным маневрировать, вышел из магнитного поля Земли и стал планетоидом Солнца».

Она вдруг сильно захотела глотнуть вина. То что ей только что изложил Шаган, показалось ей настолько фантастичным, что все в ней противилось развивать дальше эти мысли. Нанге были известны детали катастрофы. Они говорили об этом на Маник Майя, были потрясены и растеряны не больше и не меньше, чем все остальные, кто узнал об этом несчастье. Все же после трезвого изложения профессора судьба этих шести людей приобрела для нее совсем иное значение. Здесь на Маник Майя Ре 37 был открыт Ре 37 и была рассчитана его орбита. «Дарвин» и все, что было написано и сказано про произошедшем, вдруг коснулся их личной сферы.

Нанга присела. Она пролистала журналы и бумаги Шагана. Дни напролет ЦУП выходил на связь с командой. Дни напролет постоянно одна и та же фраза: «Станция три, мы вызываем «Дарвин», отзовитесь!»

При этом надежда снова установить связь угасла через несколько часов. Три с половиной часа после прекращения радиопередач в ЦУПе поступили фотографии, которые позволили предположить худшее. Многие обсерватории пронаблюдали и сфотографировали вблизи кратера Плутарха необычайно сильное пылеобразование. Астрономы сразу же подумали об ударе метеорита. Пыль, так значилось единогласно во всех отчетах, поднялась на несколько километров. В солнечном свете это выглядело так, словно у облака были все цвета спектра.

Когда «Дарвин» после более чем двадцать четыре часа все еще не вышел на связь, никто больше не сомневался в катастрофе. Были запущены автоматические космические зонды, и был подготовлен полет пилотируемого космического корабля. Старания остались безуспешными; спутник Земли не раскрывал своей тайны. Только фотографии оставались доказательством удара, и расчеты ученых совпадали с результатами наблюдений. Согласно этим расчетам космический корабль должен был быть смят при столкновении. При этом части космического корабля должны были вследствие скорости пролететь дальше на обозримый отрезок и, наконец, по спиралевидной траектории упасть вблизи Плутарха.

Дни напролет пресса сообщала об этой катастрофе. Затем другие события бросили тень на случившееся. Только еще раз, три с половиной месяца после этой трагедии, краткие новости вспомнили о «Дарвине» и его шести жертвах. Вблизи места, с которого был произведен запуск, собрались ученые, юные космонавты и члены семей пострадавших. Были произнесены громкие слова, памятная речь, и, наконец, открыли простецкий обелиск. На нем была надпись: «Пока люди стремятся к звездам, будет жива память о них. Они всегда будут с нами». На шести плоскостях обелиска были высечены имена пострадавших: Михаил Ковтун, Соня Камирски, Чинг Хиао Кунтаичи, Роджер Стюарт, Дали Шитомир, Немет Гиула.

Профессор Шаган тоже присел.

— Я знаю, — сказал он, — мои соображения звучат невероятно — возможно, они такие и есть — кто знает. Как Вы считаете?

Нанга глубоко вздохнула, затем она ответила: «Я считаю, что в основе Ваших соображений лежат слишком много случайностей. Если столкновение произошло так, как Вы предполагаете, тогда шесть членов команды должны были бы остаться живы по меньшей мере несколько минут. Таким образом, было достаточно времени, чтобы передать сообщение в центр, хотя бы одно предложение или зов о помощи. Но они молчали. Нет, профессор, Ваш тезис не может быть верным».

— Прекрасно, он хотя бы необычный, — согласился Шаган, — но это и всего лишь совершенно личные, не предназначенные для общественности, соображения. Но случай — вещь, которую едва ли можно охватить математически. Предположим, астероид разделился бы на части и срезал бы при этом антенны «Дарвина». Они бы не смогли больше ни отправлять, ни принимать. Могли также появиться дефекты в передатчиках — кто это установит? Вам известно, что на борту «Дарвина» находилась лаборатория, в которой проводилась ассимиляция различных углеводородов?

Она молча согласилась. Спокойствие, с которым он по-своему реконструировал катастрофу, сбивало ее с толку.

— Интересная мысль, — продолжил Шаган, — подумайте: Лаборатория была расположена в носу космического корабля. останься она цела, тогда шестеро даже еще живы. Не густо, но этого достаточно. Кроме того, у них были другие запасы продуктов питания. Случись так, тогда они могли были бы проводить весьма интересные исследования.

Его слова разозлили ее.

— Вы циник! — сказала она менее дружелюбно. — Как Вы можете так говорить? К счастью, сейчас Вы сочиняете сказочки, которые не соответствуют истине.

Ее негодование позабавило его. Он весело ответил: «Конечно, удобнее оставить мертвецов в покое. Только причины не руководствуются тем, верят в них или нет. Конечно, я ничем не могу подтвердить свои соображения — но разве другая, официальная версия, доказана? До тех пор, пока мы не забрали их с Луны, официальное объяснение тоже останется неподтвержденным тезисом. Закончим разговор».

Шаган взял несколько документов со стола и бережно спрятал их в кармане пиджака. Она сказала: «Если Вы так уверены в своей правоте — почему бы Вам не представить Ваши соображения в письменном виде и не передать их в Высшее космическое агентство?»

— Вот именно, что я не совсем уверен в своей правоте, — ответил он. — Некоторые вещи говорят в пользу этого, не более. И этого, пожалуй, слишком мало для научных дебатов в высшем космическом ведомстве.

— А если все-таки в этом есть немного истины?

Шаган пожал плечами.

— Проведение таких комбинаций — удовольствие личного характера. Я благодарю Вас, что Вы выслушали меня, забудьте об этом разговоре.

Он неуклюже поклонился и шаркающим шагом вышел наружу.

Нанга не забыла об этом разговоре. Напротив, мысль о том, что Шаган действительно мог бы напасть на верный след своими соображениями, не оставляла ее в покое. Были ли эти идеи, которые он развивал, действительно только личными, не предназначенными для общественности? Она достаточно хорошо знала этого упрямого ученого. Вероятно, у Шагана была совершенно другая причина, по которой он не обращался в Высшее космическое агентство. В президиуме этого ведомства сидел Биргер Сёгрен. Между ним и Шаганом был уже несколько лет научный спор, в котором Шаган потерпел поражение. При этих разногласиях, пожалуй, также играли роль личные антипатии, и Шаган с ними никогда бы не смирился.