Маленький Белка еще долго собирал ягоды в корзиночку, а потом бегом догонял своего пони.

Дух Прерий увидел, что Орлиное Перо упрямо идет вперед, его воины выкрашены боевой краской, хмуро шагают за вождем и обеспокоился еще больше: этому пора положить конец, сказал Дух и вынул свои самые драгоценные волшебные семена.

— Право, эти слишком воинственные горцы не стоят Волшебной Земляники! Но иначе их не задержать!

Усталые воины легли спать, доев последние остатки запасов, а Орлиное Перо поужинал полусырыми грибами, собранными для него проворным Белкой.

Ночью Дух Прерий посеял пригоршню волшебных семян земляники. Утром Ореховая Ветка проснулась от сладкого аромата, наполнявшего воздух. Она нагнулась и сорвала красную, душистую земляничку. Ягодка была очень вкусна. Она угостила Орлиное Перо горсткой сладчайших ягод.

Не только женщины и дети, но и суровые воины собирали ягоды. Сам Орлиное Перо, великий вождь, как малыш Белка, жадно ел землянику. Одамин — волшебная ягода! Она заставила забыть про войну. Воины смыли боевую краску с лица и тела, поставили мирные вигвамы на Земляничной Поляне. Орлиное Перо назвал свой народ (Одамин) Земляничным племенем. А прерии были совсем близко. Так появились между горами и прериями три новых племени: Мископит — племя Красных Цветов, Минага — Черничное племя и Одамин — Земляничное племя. А когда-то они были одним племенем и жили в скалистых горах.

Когда-то в Канаде не было птиц-красно-грудок, опечи… А жил в одной деревне очень ленивый мальчик, Опечи. Когда все его сверстники охотились на кроликов и лисиц, лентяй грелся на солнышке, слушал пение птиц и с аппетитом ел то, что добывал на охоте отец и стряпал для него. Сколько ни просил старик-отец поохотиться или помочь в работе, Опечи не слушал и ничему не желал учиться. Отец слишком любил его и не хотел применять силу.

Наконец, Опечи достиг возраста, когда мальчики посвящаются в охотники. К этому празднику готовятся задолго, многому нужно научиться: метко стрелять из лука, разделывать туши, читать следы, стойко переносить голод и жажду и множество разных охотничьих хитростей. Сколько отец ни уговаривал приняться за дело, Ленивый Опечи не желал его слушать. В день посвящения старый отец все-таки взял сына за руку и тоже повел его в лес вместе со всеми. Утро было тихое и ясное. Птицы и кузнечики приветствовали солнце, а юноша не мог наслушаться их песен и сам подсвистывал пернатым. На маленькой полянке, окруженной ореховыми кустами, отец сказал:

— Собирай, мой сын, ветки. Давай строить себе вигвам.

Опечи брал ветку, но забывал зачем, если старик не напоминал. К полудню отец поставил небольшой зеленый шалаш, посадил туда сына, загородил вход и сказал:

— Ты, сынок, никогда не станешь уважаемым охотником, если не испытаешь голод и жажду. Будешь сидеть один семь дней, а на восьмой охотиться и пировать.

Опечи остался в лесу, бездумно наслаждался щебетом птиц, а старик ушел домой. Через два дня отец пришел навестить сына. Выйдя на поляну, он услышал жалобный голос сына:

— Ты принес мне поесть, отец?

— Нет, сын мой. Ты должен поститься еще пять дней.

Через два дня он снова пришел и услышал те же слова:

— Ты принес мне поесть, отец?

— Нет, сынок. Еще три дня и ты будешь охотником. Сам добудешь дичь и будешь есть, сколько угодно мяса.

На седьмой день старик опять навестил сына, но в вигваме было тихо. Он заглянул в отверстие и увидел юношу лежащего с закрытыми глазами.

— Ты спишь, сынок? — тревожно спросил отец.

— Есть! — простонал он, — кусочек мяса и глоток воды.

— Нет, Опечи! — твердо сказал отец. — Завтра ты будешь есть, пить и охотиться.

— Отец, ты убьешь меня!

— Таков обычай. Иначе ты будешь посмешищем всего племени. Твои дети и внуки отрекутся от тебя.

— Жестокий обычай… — простонал сын и снова закрыл глаза.

На восьмой день старик взял мяса, муки, ягод и нагруженный припасами пошел в лес. Выйдя на поляну, он увидел Опечи, который стоял в вигваме и раскрашивал себе грудь яркой красной краской.

— Опечи, сынок! Выходи скорее! — закричал весело старик. Будем пировать! Пойдем на охоту!

Но юноша не обратил на отца внимания, продолжая красить грудь, он смешно подпрыгивал. Из губ его вместо слов вырывалось странное чирикание.

— Выходи же, сынок! — бодро повторил отец. — В ответ неслось только жалобное щебетанье, а старику показалось, что сын прочирикал:

— Поздно, отец! Ты убил меня!

На глазах у старика юноша стал уменьшаться в росте, обрастать перьями, пока не превратился в птицу, птицу-опечи с красной грудкой. Птица покружила над поляной около остолбеневшего старика и улетела с жалобным криком. Принесенное угощение рассыпалось по траве.

Старик, сраженный горем, вернулся домой, и вскоре умер. Соседи завернули его тело в оленью шкуру, положили на ветки высокого дерева и привязали ремнями. Так индейцы поступают со своими покойниками, отправляя их в Страну Погок[2]. На этом дереве поселился опечи с красной грудкой и пел над покойным свои печальные песни. С тех пор и появились в нашей стране красногрудки-опечи.

У вождя ирокезов было три дочери. Две старшие — вздорны и ленивы, а младшая, Шошо — трудолюбива, скромна и прекрасна, как птица-ласточка, имя которой она носила. Бездельницы ей завидовали и не любили сестру, заставляли ее делать всю черную работу, спать в самом дальнем углу хижины и не позволяли показываться на глаза людям.

Однажды к старшей сестре посватался юноша охотник, но гордая девушка сказала:

— Выйду за тебя замуж, если принесешь шкуры молодых оленей на одеяло.

Обрадовался жених и пошел на охоту. Он убил несколько молодых оленей, снял с них шелковистые шкурки и принес невесте.

— Какое же одеяло без вышивки? — удивилась гордячка. — Принеси пестрые иглы дикобраза.

Опять пошел жених в лес, подстерег дикобраза, но колючий зверь стал просить:

— Не убивай меня, Охотник! Я отдам тебе сколько хочешь иголок, — и метнул в него целую тучу прекрасных пестрых игл.

В деревню жених вернулся с высоко поднятой головой, весь в острых иглах, довольный, что терпит боль. Невеста взяла иглы и недовольно проворчала:

— Придешь, когда вышью одеяло.

Она бросила шкуры и иглы Шошо:

— Вышей мне одеяло! Пусть узор будет достоин дочери вождя. Торопись. У меня скоро свадьба.

Шошо принялась за работу: она очистила от жира шкуры, терла их так усердно, что они стали мягкие, как весенняя травка. Потом разобрала иглы дикобраза и вышила ими такую красивую кайму, что казалось, будто ветки елей серебрятся в лунном свете. Не прошло и суток, как одеяло было почти готово, но измученная девушка уснула над рукоделием. Пришла старшая сестра и своими злыми пальцами выщипала весь узор, смешала иглы, разбудила сестру:

— Ах ты, лентяйка! Так-то ты работаешь? Принимайся живее за дело! Чтобы завтра было готово!

Шошо работала целыми днями, а когда, усталая, засыпала, то коварная невеста уничтожала вышивку, била и бранила сестру. Время шло, а жениху показывали неоконченное одеяло.

К средней сестре тоже посватался юноша-охотник, и она ответила, что выйдет замуж, если жених принесет кусок алого сукна на платье, такого, какое носят белые люди. Юноша был смелым и предприимчивым. Он сел в пирогу из березовой коры и греб против течения до тех пор, пока не нашел бобровых плотин. Наловив много бобров, он всю лодку наполнил их шкурами, затем приплыл к форту белых людей.