Старость Пред грозным ликом старости своей Стою беспомощным ребенком. И голосом, испуганным и тонким, Молю ее: — Не бей меня, не бей! Она глядит из зеркала, страшна, И я руками, словно от удара, Стараюсь заслонить лицо. Но кара Ждет неминуемо. А в чем вина?.. * * * Свет над родительским столом С годами ослепительней. Я залетевшим мотыльком Кружу вокруг родителей. Давно их нет, а я кружусь, Коснусь волос украдкою, На миг единый задержусь Над поседевшей прядкою. Блестят стаканы, крепок чай И ложечки разложены. О скатерть шлепнусь невзначай — Родители встревожены: «Откуда мотылек зимой, И чье это дыхание?.. Откуда мы?! Наш век земной — Одно воспоминание…» Вдруг исчезают чай и стол, Кромешной тьмы пронзительность, Лишь бьется мотылек об пол, Ожегшись о действительность. Комод Нет на комоды больше моды. Сейчас никто их не поймет. Но сердцу моему сквозь годы Так много говорит комод! На нем подсвечники стояли, Стоял ларец, семьей храним, И зеркало в резном овале, Расческа в щетке перед ним. Невестки, дочери и внучки Держали в нем свое шитье. У ящиков блестели ручки, Сверкало в ящиках белье, — И не синтетика чумная, А чистый лен и полотно. И, простыни приподнимая, Там что-то прятали на дно… Оттуда бабушка, бывало, — В ее глазах всегда печаль — С таинственностью вынимала Свою узорчатую шаль. Мой зонтик У друзей я забыла свой зонтик. И вот Он опять у меня, Но какой-то не тот… Его не было дома Неделю всего, Но уже изменились Повадки его. Там, где был он, Всегда молодежи полно, И весь вечер сияет Большое окно. Там, зонта не беря, Ни минуты не ждя, Выбегали на дождь, Приходили с дождя. За неделю упруже стал Купол зонта, Стала ручка Особенно как-то крута. Раскрывается Нетерпеливым рывком И плывет Над моим поседевшим виском… После дождика Мы с ним вернулись на днях. Был он грустный такой. И заплакал в сенях. Монолог пожилой женщины Какими долгими бывали дни! Потом пошли недолгие недели, Но годы торопиться не хотели, Полны событий, медлили они. И отличался друг от друга год, И врезывался в память месяц каждый. Ведь ничего не повторялось дважды, А изменялось, двигаясь вперед. Так было расчудесно узнавать! Любая новость для души находка. И по местам все расставлялось четко И радовало снова и опять. Потом пошло все проще и быстрей, Заскрежетали годы как вагоны. Но я еще не поняла урона И не отказывалась от затей. Я как щенок обнюхивала жизнь, То льнула к ней, то ей навстречу мчалась, Не слыша, как она, сердясь, кричала: — Всё ты выдумываешь, отвяжись! — И понемногу стало всё не так. А годы — годы скорость набирали, Взбесились, закружились, замелькали, Десятилетьями умчались в мрак. Вот наступило (как не наступить!) Последнее, возможно, пятилетье. Да где ж снотворные таблетки эти! Нашли? Спасибо! Чем бы их запить? * * * Как дорогую смятую картину, Я расправляю прошлое в уме. Сдуваю осторожно паутину, И что ж, куда я взор ни кину, Чего-то не хватает мне. Так ярки и свежи еще местами Штрихи и краски отошедших дней! Я с легкостью вплываю в них глазами. Они бросаются навстречу сами. Но с ними рядом мрак еще черней. О, сколько там разбито, позабыто, Убито! Сколько не могло расцвесть, Попало под колеса, под копыта, Густой смолою времени залито И о себе подать не может весть. Я выбираю точку наудачу, — Она жила у памяти в тени, — Там я и ты, и целый мир впридачу. Немыслимые прожитые дни! Я погружаюсь в них. Нет, я не плачу. * * * Мне под утро снилось море — Только небо и вода, Бесконечные, как горе, Что приходит навсегда. Небо, море цвета стали… Только вспомнить не могу, Был ли берег, и едва ли Я была на берегу. Февраль 1999.
Иерусалим. Алексей Туробов Америка каждый день Записки натуралиста Странности Все полтора часа занятия студенты сидят передо мной в бейсбольных кепках. Штукатурка, что ли, на плешь насыпется? В тренажерном зале толкают в ней штангу, каждый раз задевая перекладиной за козырек. А играя в баскетбол на улице, поворачивают козырьком назад, чтобы не мешала. Вообще у американцев какая-то непропорциональная оценка потребности в одежде. Всю зиму многие так и ходят в шортах, только куртку дутую сверху накинут. А чуть выпадет снег — выйдут отгребать его от ворот в шерстяных масках с вырезами для глаз, как у полярников и террористов. Я и сам к шортам незаметно привык, стал в них и дома, и на занятия ходить. Удобно оказалось — продувает, коленки не вытягиваются. |
