К жизненным интересам США (термин «жизненные интересы» адекватен термину «фундаментальные интересы») относятся: «физическая безопасность нашей территории, а также наших союзников, безопасность наших граждан, экономическое благосостояние нашего общества и защита наших ключевых инфраструктур, включая энергетику, банки и финансы, телекоммуникации, транспорт, водные системы и службы по чрезвычайному положению».

Обращаю внимание на слово «наши». Вся стратегия национальной безопасности США нацелена на защиту и реализацию именно американских интересов и их союзников. Например, ключевыми целями США на международной арене, как зафиксировано в «Стратегии», являются: усиление безопасности Америки; стимулирование экономического процветания Америки и содействие демократии и утверждению прав человека за рубежом. Последняя цель как раз и «дает право» американцам вторгаться во внутренние дела тех стран, у которых, по мнению Вашингтона, не все в порядке с демократией и правами человека. Что, соответственно, ведет к нарушению суверенитета.

В российском же варианте национальной безопасности национальные интересы формулируются в нейтральном стиле, как бы вообще. То есть четко не фиксируется, что те или иные национальные интересы имеют отношение именно к России, именно к русским.

Противоречат друг другу и самые главные положения двух концепций. В российском варианте говорится, что национальные интересы России в международной сфере заключаются в «упрочении позиций России как великой державы — одного из влиятельных центров многополярного мира». В американском же варианте четко утверждается, что «Соединенные Штаты остаются самой мощной силой в мире, отстаивающей мир, процветание и универсальные ценности демократии и свободы». В других официальных документах заранее оговаривается готовность США противодействовать попыткам любой державы занять доминирующее место в том или ином регионе. Например, в последнем ежегодном докладе президенту и конгрессу министерства обороны США появилась одна очень важная строка, которая отсутствует в Стратегии, а именно: «Предотвратить появление враждебных региональных коалиций или гегемонов»²²².

К такого типа фундаментальным разночтениям можно добавить и такие «мелочи», как то: Россия настаивает на «равноправных и взаимовыгодных отношениях со всеми странами», а США четко оговаривают, с кем надо вести себя «равноправно», а кого надо, грубо говоря, «мочить», например страны-изгои (rogue-states).

Мы видим явную нестыковку в формулировках национальных интересов двух государств. Не менее существенные расхождения мы обнаружили бы, если бы сравнили фундаментальные интересы США с аналогичными интересами Индии, Китая и т. д. В таком несовпадении заложено различное понимание категории международной безопасности, что ведет к противоречиям, а значит, и к неизбежной борьбе. Но исход этой борьбы будет зависеть уже от политики национальной безопасности.

Напомню. Национальная безопасность — это политика, направленная на защиту и реализацию национальных интересов страны. Эта политика может принимать разнообразные формы и средства: экономические, дипломатические, военные и т. д. Но так или иначе все государства, проводя политику национальной безопасности, защищают внешние интересы. Разница же заключается в том, какими финансовыми ресурсами обеспечивается политика национальной безопасности. Финансирование же этой политики зависит не только от внешних целей государства на международной арене, но и от финансовых возможностей государства, которые, в свою очередь, зависят от экономического потенциала страны. Скажем, если государство претендует на роль великой державы и при этом на внешнюю политику оно выделяет 1 млрд долл., заранее можно предсказать, что его попытки обречены на провал, а 1 млрд долл. выброшен на ветер. Поскольку завоевание подобной роли, как показывает практика великих держав, требует, как минимум, около 50–60 млрд долл. в год. Но если это же государство тратит на внешнюю политику, допустим, 50 млрд долл., а его экономический потенциал, определяемый через ВВП, составляет где-то 200–250 млрд долл., то это государство начнет разорять собственную страну, поскольку внешнеполитический потенциал в 50 млрд долл. требует, как минимум, ВВП не ниже 1 трлн долл.

Эта закономерности в свое время «блестяще» продемонстрировал Советский Союз, больше половины экономики которого работало на внешние цели, которые не только не соответствовали национальным интересам страны, но и фундаментально противоречили внутренним потребностям государства. То есть руководители СССР оказались не в состоянии соразмерять затраты на внешнюю и внутреннюю политику. Неумение считать было одним из важнейших факторов развала советской империи.

Вся эта цепочка: международная безопасность — национальные интересы — национальная безопасность — внешнеполитический потенциал — экономический потенциал взаимосвязаны, а их взаимоотношения определяются законом экономической массы, законом центра силы, законом силы и законом оптимального соотношения между затратами на внешнюю и внутреннюю политику (см. предыдущий раздел).

Исходя из сказанного, сравним внешнеполитические потенциалы современной России и США. Они четко зафиксированы в бюджетах двух стран. Возьмем за основу исполненные бюджеты двух стран за 1999 ф. г. По статье «Международная деятельность» Россия потратила около 2,7 млрд долл. по факту, США — 22 млрд долл. Добавив к этим суммам затраты на другие основные виды деятельности, нацеленные на защиту национальных интересов, и, особенно, затраты на оборону, мы получим для России общую сумму где-то в 10. млрд долл., для США — около 300 млрд долл.

Отсюда следует вывод: при несовпадении фундаментальных национальных интересов двух стран выигрывает тот, кто тратит большие суммы на политику национальной безопасности или на внешнюю политику вообще. Как справедливо говаривал Наполеон, для ведения войны нужны три вещи: во-первых, деньги, во-вторых, деньги и, в-третьих, тоже деньги.

Внешнеполитический же потенциал всего Запада, признанным лидером которого являются США, по самым грубым подсчетам равен округленно 550 млрд долл. в год. Такой потенциал позволяет Западу формировать однополюсный мир, возглавляемый Соединенными Штатами. И всем претендентам на многополярность есть смысл для начала хотя бы подсчитать, какие экономические и финансовые ресурсы они должны выделить, чтобы сломать сложившуюся структуру международных отношений.

А теперь я вновь возвращаюсь к проблемам международной безопасности. Существует не просто связь или взаимосвязь между структурой международных отношений и содержанием системы международной безопасности. Точнее, эта взаимосвязь определяется через одну закономерность: тот, кто доминирует в геостратегическом пространстве международных отношений, тот и определяет содержание международной безопасности. Последняя в конечном счете совпадает с национальной безопасностью страны-гегемона или лидера.

Этот вывод подтверждается и исторической практикой. Напомню, что после поражения Наполеона контекст безопасности в Европе определяли страны-победители — Россия и Великобритания, пока первая не потерпела поражение в Крымской войне. В годы холодной войны международная безопасность определялась биполярной структурой международных отношений, другими словами, двумя сверхдержавами: США и СССР. Поскольку сейчас воцарился однополярный мир, возглавляемый США, то и международная безопасность определяется «золотым миллиардом». Поэтому у них нет необходимости отдельно формулировать категорию международной безопасности, поскольку они ее сформулировали в своих концепциях национальных интересов. В результате нынешняя глобальная структура международной безопасности главным образом отвечает интересам западных стран. А там, где эти интересы ущемляются, они быстро «исправляют» ситуацию, не останавливаясь перед применением и военной силы. Это можно проследить на примерах Европы, Ближнего Востока, Латинской Америки.