Несмотря на обширность такого определения, оно требует конкретизации.

Во-первых, «соединение» имеет различные фазы развития: растущая экономическая взаимозависимость государств перерастает во взаимопроникновение их экономик, что ведет к переплетению и, наконец, к сращиванию национальных воспроизводственных процессов.

Во-вторых, интегрируются не только первая и третья фазы кругооборота общественного капитала участвующих в интеграции стран, которые имеют место в сфере обращения, но и его вторая, центральная фаза — само производство, сам технологический процесс создания товара. То есть происходит «переплетение кругооборотов совокупных национальных капиталов в целом».

На эту фразу необходимо обратить внимание, поскольку именно она является водоразделом между интеграционным и доинтеграционным процессами в ходе интернационализации хозяйственной жизни. А. Д. Бородаевский пишет: «Итак, не столько крупномасштабный, интенсивный и устойчивый торговый обмен двух или нескольких стран — соседей по региону сам по себе выражает сущность их хозяйственного сближения и растущей взаимозависимости в рамках формирующегося интеграционного комплекса, сколько стоящее за ним переплетение национальных производственных процессов…» (там же, с. 163).

В-третьих, важно иметь в виду, что так называемая «частичная интеграция» в различных звеньях интеграционного процесса сама по себе еще не интеграция. Только в своем синтезе (в смысле системности) эти «частички» способны породить принципиально новое состояние региональной экономики — интеграционную систему в виде хозяйственного комплекса. А это не адекватно простой сумме национальных экономик.

В-четвертых, интеграционная сеть экономических взаимосвязей по мере уплотнения порождает, по удачному выражению А. Д. Бородаевского, специфическую «кристаллическую решетку», образующую внутреннюю конструкцию интеграционного «кристалла». Другими словами, возникает своя институциональная структура в виде различных механизмов, обладающих экономическими и политическими функциями. Как пишет Жак Пелькманс, «в реальном мире экономическая интеграция всегда является в определенной степени политическим (процессом)» (там же). Подобные механизмы (типа ЕЭС) придают этой «решетке» некую прочность; способствуют сохранению и развитию интеграционного процесса, все больше и больше обособляя его от окружающей неинтегрированной среды. Последнее особенно важно, чтобы понять суть одного непростого явления.

Так, у А. Д. Бородаевского есть на первый взгляд странное утверждение: «…региональная интеграция представляет собой диалектическое отрицание глобального, всекапиталистического характера этого процесса, выражает стремление ограничить его рамками группы государств» (с. 157).

Подобное обособление от остального мира вызывает тревогу у сторонников глобальной интеграции, как, например, у Брюса Рассета¹⁹². Однако это другая тема. Главное здесь запомнить, что региональная интеграция обособляется от остального мира. В этом утверждении схвачена диалектика взаимоотношений между интеграцией и интернационализацией. На это необходимо обратить особое внимание, т. к. большинство экспертов все по тому же «АТР» не видят разницу между интеграцией и интернационализацией. В качестве примера можно привести суждение китайского профессора экономики Цзилинского университета (КНР) Си Юньцзи. Он пишет: «Так называемая мировая экономическая интеграция фактически является интернационализацией процесса производства и воспроизводства всех стран во всем мире»¹⁹³.

Это суждение не единичное. Так полагают очень многие атээровцы. Не думаю, что оно требует каких-то логичных опровержений. По крайней мере экономическое взаимодействие того же Китая, скажем, с Японией или с США почему-то не напоминает мне характер интеграционного сотрудничества в странах Общего рынка. И т. д. и т. п. В любом случае, если четко не различать эти два важных понятия, тогда любой анализ теряет всяческий смысл. Поэтому еще раз напоминаю: интернационализация (экономическая) — это объективный процесс глобального экономического взаимодействия в сфере торговли, капиталов и финансов. Следовательно, он не управляем, не институционализирован.

Ее взаимоотношения с интеграцией выглядят следующим образом.

Интеграция, возникшая на почве интернационализации как ее высшая форма, начинает свою жизнь не по принципу сосуществования с тем основанием, из которого она возникла, а по принципу борьбы с ним. Здесь напрашивается прямая аналогия взаимоотношений между монополиями и рынком. Если интернационализация как объективный процесс расширяет свои географические рамки, то интеграция, наоборот, сужает их при существенном нарастании ее интенсивности и глубины. Интеграция, таким образом, выступает не только в качестве антагониста доинтеграционных форм хозяйствования, но и самой интернационализации. Диалектика же состоит в том, что интернационализация и интеграция не могут существовать друг без друга, однако их существование протекает как объективно противоречивое взаимодействие. Причем интеграция разъединяет хозяйственные пространства не только между разнотипными экономическими системами, как это было в период конфронтации между социализмом и капитализмом (в Европе: ЕЭС — СЭВ), но и между однотипными системами.

Подобное проявление интеграционного процесса объясняется тем, что если интернационализация отражает объективный ход развития мировой экономики, то интеграция являет собой объективно-субъективный процесс, в котором субъективная сторона нередко играет более существенную роль, чем сторона объективная. Не случайно говорят об интеграционной политике и никогда о политике интернационализации. А раз так, раз политика, значит, управление, значит, выбор партнеров, в котором учитываются параметрические свойства объектов: их союзническая принадлежность, их интересы, мощь и сила и т. д.

С позиции вышеприведенного определения экономически интегрированным регионом является только зона Общего рынка. НАФТА находится в состоянии первоначальных стадий интеграции, главным образом из-за ее слабого звена: Канада — Мексика. В Восточной Азии наметилась тенденция, всего лишь тенденция, к интеграции с неизвестными последствиями из-за возможной смены структурной конфигурации, другими словами, перемещения ее центра на китайскую экономику. В то же время совершенно преждевременно говорить об интеграционных процессах между тремя центрами экономики: США — Западная Европа — Япония, тем более о каких-то «интеграционных процессах» в несуществующем «АТР».

Теперь настала пора рассмотреть экономическую сущность глобализации, которая обычно анализируется в рамках Теории глобального капитализма. К созданию этой теории приложили руку наиболее выдающиеся ученые Запада, среди которых можно, к примеру, назвать Г. Эрриги, Жака Аттали, Б. Балласа, У. Белло, Дж. Боррего, Б. Камингса, X. Фридмана, А. Липеца, П. Тэйлера, Н. Трифта, И. Уоллерстайна. Некоторые из названных имен неоднократно упоминались на предыдущих страницах работы. На этот раз их материалы мне понадобятся для описания экономического механизма процесса глобализации. В какой-то степени нижеизложенное является весьма кратким обобщенным конспектом, прежде всего, работ американских ученых: Камингса, Уоллерстайна и особенно Боррего.

Капиталистическая мировая экономика в 90-е годы представляет собой в высокой степени усложненное переплетение производства, капиталов, информации, технологий, рынков труда и всех остальных звеньев получения максимальной прибыли, контролируемое тремя центрами экономического могущества, а также транс- и межнациональными корпорациями и банками. В целом мировая экономика стала более подвижной, изменчивой, усложненной и более взаимосвязанной. В этой новой системе любая экономическая деятельность имеет значение только в глобальном контексте. Данная система породила новое глобальное разделение труда. Процветание или, наоборот, упадок той или иной экономики, того или иного государства и даже того или иного региона зависит от истоков и структуры накопления капитала и кто им управляет внутри мировой экономики.