Что касается Г. Моргентау, то его новаторство заключалось в том, что он национальные интересы подвязал под силу, от которой перешел к более широкой категории «баланс сил».
А теперь перейдем к критике концепции национальных интересов со стороны Фрэда Зондермана, автора статьи, которую я активно эксплуатирую при рассказе на эту тему. Зондерман сгруппировал их в пять блоков. Есть смысл на них остановиться хотя бы в просветительных целях.
1. Наибольшая критика концепции национальных интересов была обрушена на то, что интересы формулируются слишком в общей форме, они размыты и в конечном счете не функциональны, т. е. не операбельны для политиков. С ними невозможно работать. Причем некоторые попытки уточнить термины вели к еще большей путанице и усложненности. Например, как только Моргентау ввел категорию «силы» (power) в контекст национальных интересов, практически все «задымились» от попыток определить, что это такое.
2. Вторая проблема, естественно, возникла в связи с попытками отличить цели от средств их достижения. Как отмечал Ван Дейк (надеюсь, ясно, что не художник), «когда мы используем язык средств и целей, мы говорим, что средства сами могут быть целями, а цели могут стать средствами». Например, тот же Г. Моргентау предлагал категорию силы в качестве меры измерения национальных интересов, т. е. сила превращалась в цель внешней политики. В ответ Джордж и Кеохане писали, что «сила является всего лишь подцелью национальных интересов, причем скорее инструментальной целью, нежели фундаментальной ценностью». Иначе говоря, является ли сила целью или инструментом внешней политики? (Вот что значит не знать гегелевской диалектики: превращение одной категории в другую в зависимости от конкретно-исторических условий.)
3. Еще одна проблема обсуждалась вокруг темы: чьи интересы, как их определять и кем они должны определяться? Совершенно очевидно, что ответы на эти вопросы погружают нас в явления, связанные со структурой общества, государства, классами и стратами. Ф. Зондерман полагает, что по крайней мере на последний вопрос надо отвечать так: «Надо принимать определения национальных интересов, предложенных официальными высшими лицами в государстве и политиками» (p. 62).
Я бы уточнил его рекомендацию. Дело в том, что не имеет значения, как какая-либо конкретная личность (ученый или просто гражданин) понимает категорию национальных интересов. Все равно будет утверждена та концепция национальных интересов, которая соответствует интересам тех, кто находится во власти. Насколько же эти интересы будут отвечать объективным потребностям нации или государства, зависит от характера общества и государства, от соотношения внутриполитических сил в стране. Правда, эти «истины» уже давно имеют ответы, данные в свое время Марксом и Энгельсом более ста лет назад.
4. Четвертая проблема возникает в связи с процессом реализации национальных интересов высшими бюрократами. Эта тема дискутируется в рамках взаимодействия (по принципу обратной связи) бюрократии с широкой общественностью — то, чему в России вообще не придается никакого значения.
5. Последний блок связан с дискуссиями о том, кто осуществляет национальные интересы на международной арене: государство, международные корпорации, другие общественные организации (т. е. неправительственные организации) — тема, ставшая актуальной особенно в 90-е годы предыдущего века.
Рассказывая об этих дискуссиях, сам Зондерман поднял вопрос, который часто дискутируется в теоретической литературе, а именно: что национальные интересы одной страны должны отвечать национальным интересам других государств. Эта тема выводит на проблему международной безопасности. Как пишет Зондерман, «имея в виду международный контекст и сохраняющуюся потребность проводить внешнюю политику, в процессе формулирования целей и поиска путей их достижения политики, обозреватели, а также граждане должны культивировать три качества — скромность, ограничения и открытость (готовность) к изменениям» (p. 64).
В его понимании скромность означает, что кто-то может действительно знать, что лучше для других, а иногда что лучше для кого-то. Второе требование предполагает ограничение в утверждении своих собственных интересов (личностных, групповых или национальных) относительно интересов других. Моргентау в свое время по этому поводу писал: «…национальные интересы государства… должны быть определены в терминах совместимых [совместимых с интересами других государств]» (p. 64). Правда, Джордж и Кеохане придерживаются других взглядов на концепцию национальных интересов. Они предпочитают проявлять «заботу о своих интересах», исключая «заботу об интересах других», или так называемых «коллективистских интересах». Хотя последние в принципе не исключаются совсем, особенно в периоды «больших опасностей», но такие периоды редки, и поэтому «спорить априори, что забота о своих собственных интересах должна быть ущемлена в пользу интересов других, является морально неприемлемым» (p. 64). Открытость предполагает две вещи: 1) желание утвердить собственные национальные интересы как факт, не принимая их как норму; 2) желание выдвигать альтернативные доктрины национальных интересов и национальной политики.
Хотя нельзя не поддержать позицию Зондермана с точки зрения морали и благих побуждений, однако все названные категории настолько размыты и широко интерпретируемы, что они вряд ли могут служить основой для формулирования национальных интересов.
В связи с разбираемой темой хочу обратить внимание на канадского теоретика — Кола Холсти, книга которого — «Международная политика» — переиздавалась раз шесть или семь (у меня под рукой 1-е и 5-е издания)209. Если в первом издании (1967 г.) он еще обращает внимание на концепцию национальных интересов, то в 5-м издании он непосредственно переходит к самой внешней политике, точнее, к выстраиванию иерархии целей, четко определяя фундаментальные, среднесрочные и долгосрочные цели. В свою очередь они делятся на конкретные и абстрактные цели. Его схема выглядит следующим образом.
Фундаментальные цели отражают ценности, которые он называет «стержневыми» интересами или целями («core» interests or objectives); их необходимо защищать всеми средствами и во все времена. Это — безопасность, автономия, независимость политической единицы (т. е. государства), ее политических, социальных, религиозных и культурных институтов, а также благосостояние его граждан. На конкретном уровне это означает территориальную целостность, национальную безопасность, территориальное единство, экономическое благосостояние. На абстрактном — защиту, автономию и безопасность.
Второй уровень — среднесрочные цели (middle-range objectives). На конкретном уровне они означают ослабление оппонентов; поддержку союзников, друзей; развитие экономических возможностей за рубежом; региональное доминирование, экспансию; создание и поддержку международных институтов. В абстрактной форме все это значит достижение престижа, распространение ценностей за рубежом (права человека, социализм и т. д.). Отмечу, что этот уровень целей на графе у Холсти обозначен другим словом — goals.
Долгосрочные цели (long-range-goals), которые можно охарактеризовать как «желательные» (aspirations), не требуют всех ресурсов государства для их достижения. Они в отличие от «стержневых» целей остаются выборочными. То есть они связаны с проблемой выбора, а не необходимости. Но государство, которое задумает добиваться долгосрочных целей, обычно предъявляет радикальные требования в адрес всех других субъектов системы и таким образом провоцирует нестабильность. Такими целями на конкретном уровне могут быть, например, построение «нового порядка», абстрактно — мировой порядок, международный мир и безопасность.
У меня нет намерений подробнее разбирать интерпретации каждого уровня целей, тем более что в последних изданиях, насколько мне помнится (у меня их нет под рукой), Холсти сам их переинтерпретировал в духе парадигм периода после холодной войны. Здесь важно отметить, что Холсти структурировал цели. Если читатель помнит, именно в структурированном виде они фиксируются и в официальных доктринах США.