— В кукольный театр! — отвечали ребята.
— Но уже без Карабаса-Барабаса!
— А вам по душе такой финал? — спросил Сергей.
— Как-то не очень, — признался один из пацанов.
— И мне не очень.
— Как были куклами, так и остались, — делились ребята своими раздумьями.
По чести сказать, только ли в Карабасах дело?! «Как были куклами, так и остались»… Ему вспомнился нашумевший роман «Паразиты мозга». Сканирует ли кто-то наши мысли? Управляет ли нашими эмоциями? Почему подсознательное так старательно прячется от нас? Стоит задуматься о чем-то важном, всеобъемлющем, как в голову тотчас же лезет всяческая дрянь, дрязги, бытовые мелочи, заботы, тревоги. И только усилием воли можно заставить себя зафиксировать мысль. Но, правда, это касается лишь тех, кто в начале пути. Люди же, привыкшие напряжённо мыслить, автоматически фиксируют свои озарения. А вот как установить постоянный контроль над своими собственными мыслями — это вопрос. Самоконтролю, вероятно, надо учить с детства. Быть может, даже сделать это основной дисциплиной в школах и вузах.
Внимание Сергея отвлеклось на Лизу. Он спала тихо, только горячее дыхание согревало его плечо, пробуждая такую нежность, что она ощущалась физически сладким томлением во всём теле. Он вспомнил их первую встречу. Нечастый посетитель филармонии, он в тот вечер пошёл туда, потому что увидел афишу, гласившую, что в репертуаре московского симфонического оркестра, приехавшего на гастроли в Иверь, будет адажио соль-минор Томмазо Альбинони. Он никогда не слышал эту вещь «вживую» — только по радио.
Рядом с ним, в конце пятого ряда, сидела девушка. Хорошенькая, но какая-то уж очень печальная. Вся в чёрном. А когда стали исполнять адажио, Сергей, вначале слушавший спокойно, вдруг ощутил такую боль, что едва не потерял сознание. Боль была не физическая, а душевная. И она накатила извне. Машинально он глянул на соседку и увидел, как по её щекам катятся слёзы. Впервые в своей жизни он видел, как рыдают беззвучно. Она просто смотрела на сцену и просто слушала, а слёзы капали и капали из её глаз. Когда адажио закончилось, и музыкантам стали аплодировать, девушка встала и тихонько вытттла. Помедлив, Сергей пошёл за нею вслед. Зачем? А он и сам не знал. Просто она накрыла его своим горем, как неким полем натяжения, и он не мог ничего с этим поделать. На улице, у входа в филармонию, девушка, привалившись к колонне, рыдала теперь уже в голос. Оказалось, у Лизы недавно умерли родители. Сначала мать, потом отец, не перенесший такой утраты.
«Он, наверное, любил мать Лизы так же, как я люблю её саму», — подумал Сергей и, прижав жену к себе чуть крепче, прикрыл глаза.
…Они явились сразу, без предупреждения. Он знал, что спит, и, в тоже время, то был не сон, а некое видение.
Худые, длинные, с затылками, вытянутыми горизонтально, они были уродливы и больше походили на неких насекомых, чем на людей. Но это были люди. Только вот родились они не на земле. Их планету, напичканную ядерным оружием, разорвало в клочья. Но эти двадцать два иерофанта успели вовремя сбежать. Они правили там, они правят и здесь. До сих пор. А теперь он их видел. И знал о них всё. Их лица были неподвижными, как маски. Смеяться, радоваться, восторгаться, гневаться — ничего этого иерофанты не умели. И презирали область чувств, как нечто низменное и неподобающее расе господ. И основное отличие их от землян было именно в этом — в отсутствии эмоциональной составляющей строя психики. Быть может, и на их планете прежде существовали чувства, но постепенно войны за территории и за энергоносители вытеснили их из сердец. Возможно, что их женщины когда-то и рожали, по крайней мере, до катастрофы на их планете имелись письменные свидетельства, больше похожие на миф. Да, может, так оно и было — люди любили и рожали, и растили детей, жили семьёй или же кланом, родом. Кто может с точностью сказать, как это было? Дело в том, что любовь и семья им мешали. Нужно было работать и делать карьеру. Вначале всё это являлось необходимостью для процветания семьи, а потом стало самоцелью. За любовью и искренней нежностью пришла эпоха сексуальной раскрепощённости, добившая и семью, и любовь, и все прочие чувства. Распались родственные связи, возобладал и воцарился эгоизм. Даже секс стал не нужен. Каждый клонировал себя — теперь наука достигла просто немыслимых высот! Клоны продолжали начатую работу, доводя её до совершенства. Но, в конце-концов, обезумевшие одиночки взорвали свой холодный дом.
Однако двадцать два иерофанта спаслись, прилетели на цветущую землю и… принесли в себе вирус сознания!
«Ах, так вот почему Достоевский в своём рассказе «Сон смешного человека» показал это всё?! — думал во сне Сергей, — он на интуитивном уровне почувствовал, уловил тенденцию к распаду».
Да, да, земля в те времена была истинным раем. И люди вели радостную жизнь. Причин для ссор и для раздоров просто не было. А управлять злонамеренно пытливым, мыслящим и чувствующим народом, состоящим из личностей, взявших управление собой на себя, невозможно! И вот тогда иерофанты нашли блестящий выход из положения — сдвинули ось земли! В их кораблях для этого имелись такие высокотехнологичные приборы, какие землянам и не снились, потому что не были им нужны. Климат на планете изменился буквально в считанные дни. И те, кто выжил, превратились в голодных и измученных зверей, страдающих от невыносимого холода. Теперь войны за территории были им обеспечены. А управители нашли себе достойное занятие — пестовать и воспитывать род людской. Помня печальный финал своей планеты, они теперь решили не препятствовать всплеску эмоций, а использовать их в своих целях. Но прежде нужно было обустроиться — всерьёз и надолго. И своё царство — Атлантиду — они строили долго и тщательно. К тому времени в их подчинении было достаточно рабов, которым знания высоких технологий, разумеется, не открывали. Зачем? Ведь их, иерофантов, здесь почитали за богов! И это выгодное положение тоже будет использовано в деле строительства человеческого общества с учётом всех поправок.
Эксперимент с Атлантидой не удался. Элита, взращенная по образцу и подобию самих иерофантов, всё же утратила эмоции и погубила свой цветущий остров. По складу своего ума эти беженцы с горы Меру были слишком рациональны и властолюбивы. Атлантиды не стало, а иерофанты перебрались в Египет. На этот раз они подстраховались — на случай новой катастрофы перебрались в глубокий и невероятно обширный бункер. То был даже не бункер, а настоящий остров в подземном море. А над морем и островом пылал огромный сгусток плазмы, имитируя солнце. Здесь даже веял ветерок, цвели немыслимой красоты экзотические растения, воздух был чистым, свежим, ароматным и полезным для здоровья. Там, на поверхности, были построены огромнейшие пирамиды и загадочный сфинкс — символ власти. У сфинкса было их безстрастное лицо. Под ним же располагалась глубочайшая шахта с лифтом, имевшая ответвление, по которому время от времени курсировал подземный поезд. Пирамиды служили одновременно и антеннами, и сложнейшей системой очистки воздуха в подземном царстве посредством встроенных вентиляционных отверстий. Спутники, посылавшие сигналы на эти вечные антенны, кружили не на околоземной орбите. Суперкомпьютеры, работавшие под землёй, позволяли отслеживать жизнь на планете в режиме реального времени. Иерофанты продолжали изучать планету и её обитателей, которых ледниковый период научил пожирать живую плоть, что в прежней жизни было невозможно, недопустимо и немыслимо. Теперь же все убивали всех.
Иерофанты не знали скуки. Скука ведь тоже из области чувств и эмоций. Они просто работали. Или же просто отдыхали, наблюдая за течением жизни людей. Там, наверху, правили народом Египта их дубли, двойники — премудрые жрецы египетские, вносившие лепту в изобретение всё новых обобщённых средств управления глупым и эмоциональным стадом под названием «род человеческий». Хотя именно чувства — любви, сострадания, нежности — были залогом их спасения.
Однако вскоре египетскую знать стал разъедать пресловутый информационный вирус. Элита Древнего Египта под влиянием клонов-дублей освобождалась от эмоций и даже внешне её правители всё больше походили на безстрастного сфинкса. И тогда для людей их тайные наднациональные надсмотрщики изобрели и новый кнут, и новый пряник.
