— Это было необходимо, мой милый, — проговорил он мягко.

Джим прижался к нему и снова жалобно застонал.

— Вы больше не будете меня колоть, милорд?

— Нет, нет, дитя моё. Этой инъекции вполне достаточно.

— Правильно… Лучше поцелуйте меня.

Лорд Дитмар улыбнулся.

— Да, думаю, это гораздо приятнее.

Не снимая хирургических перчаток, он заключил Джима в объятия и нежно поцеловал. Играя чёрными шёлковыми прядями его волос, Джим прошептал:

— Вот это "лекарство" по мне.

А уже через минуту настоящее лекарство подействовало, и лорд Дитмар бережно опустил обмякшего, засыпающего Джима на подушку и укрыл одеялом, заботливо подоткнув его со всех сторон. Сняв перчатки и убрав в чемоданчик инструменты и приборы, он ещё раз окинул долгим нежным взглядом спящего Джима, склонился и поцеловал его в слегка влажный от испарины лоб. Да, было бы восхитительно, если бы это милое существо согрело своим юным горячим телом его одинокую постель! При мысли об этом лорд Дитмар испытал чувственное возбуждение, но привычно взял себя в руки и вышел из комнаты с чемоданчиком.

Когда дворецкий принёс ему в кабинет чай, лорд Дитмар был рассеян и задумчив. Увидев понимающую улыбку Эгмемона, он слегка смутился и проговорил:

— Что ты так смотришь на меня?

Тот, поулыбавшись ещё секунду, проговорил:

— Просто приятно снова видеть вас влюблённым, ваша светлость.

Лорд Дитмар не рассердился, хотя и подумал, что Эгмемон порой многовато себе позволяет. Но он любил старого дворецкого и многое ему прощал, даже привычку немного выпивать по вечерам, после рабочего дня. Впрочем, Эгмемон никогда не злоупотреблял этим, и на его работе это не сказывалось. Сейчас, увидев слегка нахмуренные брови хозяина, он поклонился:

— Простите, ваша светлость. Кажется, я сказал лишнее?

— Ладно, ступай, — ответил лорд Дитмар.

Оставшись один, он вздохнул. Да, он был влюблён, и так сильно, что сам от себя такого не ожидал. В камине потрескивал огонь, за окном опять бесновалась вьюжная мгла, неоконченная строка мигала курсором на экране; нужно было работать, но лорд Дитмар не мог сосредоточиться. Он пребывал в приятной рассеянности, и чаще всего его мысли возвращались к Джиму, который спал сейчас в одной из многочисленных комнат старого дома. Отпив глоток ароматного чая с цветочными лепестками, лорд Дитмар подпер рукой голову и уставился на танцующее пламя в камине. Любовь уже не причиняла ему страданий, как было поначалу, сейчас он был счастлив — уже хотя бы оттого, что Джим был сейчас здесь, в его доме. Столько времени ему не удавалось поймать этот пляшущий, ускользающий солнечный зайчик и прижать к груди, а теперь головка Джима сама склонилась к нему на плечо, и лорд Дитмар был безмерно счастлив.

Ему не работалось, и он встал из-за стола. Долго смотрел на мутные пятна садовых фонарей, светивших сквозь метель, допивал чай и слушал треск огня в камине. За его плечами была долгая жизнь, на протяжение которой он всегда был слегка тяжеловесным; ему не хватало живости и быстроты реакций — в основном, эмоциональных, он всегда был слишком вдумчив и обстоятелен, порой даже скучен — впрочем, так о нём отзывались те, чьё мнение его мало волновало. С ним считались, потому что он был лордом Дитмаром, входившим в первую десятку Книги Лордов. Он был далёк от политики и всегда отшучивался, когда друзья советовали ему баллотироваться на пост короля Альтерии — всем необходимым условиям для этого он вполне отвечал. Но он совсем не метил так высоко, его удовлетворяло и то положение, которым он обладал. Быть учёным, педагогом, писателем, любящим отцом и верным супругом, хорошим другом, добрым хозяином для штата своих слуг — вот это было по нему, а в политические дрязги он не желал вступать, считая это слишком грязным делом. Почему он сейчас не мог сосредоточиться? Наверно, потому что чувствовал себя стоящим на пороге перемен, и это его волновало. Но для того чтобы встретить эти перемены достойно, ему нужно было встряхнуться, преодолеть свою пресловутую тяжеловесность, а может быть, даже избавиться от кое-каких старых привычек. Но игра стоила свеч — губки Джима, которые ему уже посчастливилось несколько раз поцеловать, настойчиво говорили ему об этом, воодушевляли его и придавали решимости. При воспоминании о поцелуях лорд Дитмар усмехнулся и обругал себя:

— Старый сластолюбец… Что, на молоденьких потянуло?

Да, признался он себе, его непреодолимо влекло к Джиму, и пусть в его присутствии он глупел от любви, его присутствие было ему необходимо, как пища, как воздух, как самая жизнь. Что ж, придётся серьёзно поговорить с Далленом, он уже вполне взрослый, чтобы понять, что его отец не может всю оставшуюся жизнь носить облачение вдовца. К младшему сыну лорд Дитмар относился трепетно — наверно, тем он его и избаловал, что так безмерно обожал. Может быть, Даллену будет нелегко смириться с этим, но девятнадцать лет — вполне зрелый возраст, для того чтобы понять, что отцу ещё рано ставить на себе крест.

Лорд Дитмар вернулся к своей работе, усилием воли сосредоточился на предмете и написал ещё несколько строк, но потом опять отвлёкся. Он думал о Даллене, о его будущем, об его успехах в изучении медицины, и улыбка гордости тронула его губы. Его сын был умён и талантлив, он подавал большие надежды и мог в будущем сделать блестящую научную карьеру, но он был слишком раним и мало приспособлен к реальной жизни. Другое дело Дитрикс: тот был так же непохож на своего отца, как огонь непохож на воду. Научной карьере он предпочёл мундир и короткую стрижку и весьма преуспел на этом поприще; своего отца он любил, но вот с младшим братом у него отношения не ладились, что причиняло лорду Дитмару немало огорчений. Они были совсем чужими друг другу, его сыновья; это казалось чудовищной противоестественностью, но это было так, и никакие усилия отца не могли их сблизить. Дитрикс, сам уже человек семейный, не будет возражать против нового брака отца, и к Джиму он как будто хорошо относится; одно время лорду Дитмару даже казалось, что он бросает на него нежные взгляды. Вот было бы смешно, если бы собственный сын увёл Джима у лорда Дитмара из-под носа! К счастью, до этого не дошло: Криар, дворецкий в доме лорда Райвенна, вовремя чихнул, и новогодняя примета сбылась — хоть и не совсем буквально, но всё же сбылась. За Дитрикса лорд Дитмар не беспокоился: он уже вступил на собственную стезю, у него была своя семья и своя жизнь. Что же касается Даллена, то тут ещё было много неясного.

Нет, ему решительно не работалось сегодня. Лорд Дитмар выключил компьютер и пошёл побродить по дому. Надев плащ, он даже вышел на балкон, несмотря на скверную погоду. Впрочем, простоял он там недолго: метель быстро прогнала его обратно в домашнее тепло. Перед тем как лечь спать, он ещё раз зашёл в комнату Джима и полюбовался им минуты две. Поцеловав его приоткрытые губы, лорд Дитмар потихоньку вышел. С завтрашнего дня он начнёт бороться с тяжеловесностью, решил он.

Проснувшись утром, он испытал лёгкое волнение: новая жизнь начиналась. Однако начиналась она как-то странно: дворецкий не пришёл и не подал ему одежду. На Эгмемона это было непохоже, и лорд Дитмар был весьма удивлён, но сердиться не торопился — он был вообще от природы не гневливым. Пройдя в халате в ванную комнату, он не спеша умылся, потом заглянул в гардеробную и увидел свой полностью приготовленный, аккуратно разложенный костюм, рубашку и сапоги: по-видимому, Эгмемон собирался их подавать, но что-то его отвлекло. Лорд Дитмар оделся и причесался, после чего пошёл навестить Джима.