Тот поднялся из кресла и пересел на край постели.

— Дитя моё, у вас жар, — проговорил он, заботливо пощупав лоб Джима. — Вы больны.

— Мне это не померещилось, — простонал Джим еле ворочая языком. — Я не сошёл с ума и это не бред… Я его видел. Он сказал, что должен лететь к звезде… Она зовёт его. Но он не может уйти, пока не убедится, что я счастлив… Поэтому он всё ещё здесь.

— Джим, вам лучше сейчас поспать, — сказал лорд Дитмар. — Вы крайне утомлены.

— Когда я летел к вам, я потерял управление, — из последних сил рассказывал Джим. — Я что-то не то нажал, и флаер начал падать… И я услышал его голос. Он сказал мне, чтобы я снова взял штурвал в руки… А потом кто-то как будто выровнял машину, и всё нормализовалось… Я раньше никогда не сажал флаер сам, а сейчас… Система автоматической посадки вышла из строя, и я посадил флаер вручную. Мне как будто кто-то помогал… Это он, милорд… Фалкон… Он был рядом, он спас меня.

— Я верю вам, Джим, — сказал лорд Дитмар, кладя прохладную ладонь на его горящий лоб. — Успокойтесь. Поспите, иначе ваша психика не выдержит. Всё хорошо, я с вами.

Джим слабо улыбнулся.

— Милорд, вы любите меня?..

Прижав его руку к губам, тот сказал:

— Люблю, дитя моё. Больше жизни.

— Не бросайте меня… Не уходите…

— Я здесь, мой дорогой. Я никуда не ухожу.

— Поцелуйте меня…

Да, Джим сейчас больше всего на свете желал нежности губ Печального Лорда, и он её получил — осторожную, трепетную и робкую, но очень тёплую. Ароматные волосы лорда Дитмара шелковисто защекотали его, когда тот склонился над ним, и он почувствовал исходящий от него запах свежести. Большая фигура в чёрном, с белым шейным платком и белыми манжетами заслонила его от холодного дыхания Бездны, и Джим почувствовал себя в полной безопасности. Он без страха поддался слабости, зная, что это ему ничем не грозит, и провалился в чёрную пустоту.

Лёгкий, как ветер, он взлетел над домом в утренних синих сумерках, окрылённый тревогой за ребёнка: как он там, один? Не плачет ли? С быстротой мысли он оказался в детской. Илидор был не один. Над кроваткой склонилась светлая фигура, и Джим понял: бояться нечего, Илидору ничто не угрожает, пока душа Фалкона рядом с ним.

Когда он проснулся, за окном опять было темно. Он понятия не имел, который час, утро сейчас или ночь. Над ним склонился Альмагир, лорд Дитмар тоже был здесь.

— Похоже на нервный срыв, — говорил он Альмагиру вполголоса. — Хотя я могу и ошибаться.

— Сегодня дата, — сказал Альмагир шёпотом. — День гибели Фалкона. Мы все беспокоились, как он это перенесёт… Когда он под утро вдруг улетел, мы все перепугались.

— Как видите, он прилетел ко мне, — сказал лорд Дитмар.

— Наверно, вы его ангел-хранитель, — улыбнулся Альмагир.

— Вы преувеличиваете, — промолвил лорд Дитмар.

Нет, он не был красив, как Фалкон, и не был так же молод, но это не имело значения. Джим любил его доброе лицо с большим умным лбом, его широкие сутулые плечи, белоснежный шейный платок, чёрный костюм, его большие тёплые руки в чистых белых манжетах и запах его духов. Ему была дорога его тяжёлая поступь, задумчивый взгляд, спокойный мягкий голос; его огромная, внушительная фигура, у других вызывавшая невольный трепет и уважение, у Джима вызывала нежность и восторг. Он любил в лорде Дитмаре всё. Он тонул в его любящих глазах. Ему было с ним тепло и спокойно.

— Милорд… Вы самый лучший…

Матовая белизна щёк лорда Дитмара залилась розовым румянцем, как утреннее небо. Он смущённо опустил глаза, помедлил мгновение и, склонившись, сдержанно приложился губами ко лбу Джима. В присутствии Альмагира он был так скован и напряжён, что Джиму даже стало смешно. Чтобы приободрить Печального Лорда, он протянул ему руку, и тот запечатлел на ней почтительнейший и изысканно учтивый, но — увы — совсем не такой тёплый поцелуй, какой он подарил Джиму накануне. Он стеснялся при Альмагире выражать свои чувства. А тот, видимо, о чём-то догадавшись, чуть заметно улыбался. Переведя взгляд на Джима, он попытался изобразить строгость, но у него плохо получилось.

— Как же ты нас напугал, дорогой! Улететь посреди ночи, да ещё в такую погоду!

Джим улыбнулся.

— Альмагир, а я сам посадил флаер… Система автопосадки зависла, и я сажал его вручную. У меня получилось…

— Ты молодец, детка, — вздохнул Альмагир. — Надо посмотреть, что с твоим флаером. Я разберусь, дорогой, не беспокойся.

— Который час? — спросил Джим.

— Сейчас пять вечера, дитя моё, — ответил лорд Дитмар. — Вы проспали двенадцать часов.

— Я всё равно как будто не выспался, — пробормотал Джим. — Чувствую себя отвратительно…

— У вас повышена температура, — сказал лорд Дитмар. — Оставайтесь у меня, пока не поправитесь. Вас сейчас нельзя куда-либо везти.

Он ушёл проводить Альмагира, и Джим остался один. Он чувствовал небольшую слабость, его слегка знобило, в голове немного шумело, а на веки давила тяжесть. И всё равно ему было хорошо — хорошо оттого, что в глазах Печального Лорда было столько нежности, когда он на мгновение обернулся, выходя из комнаты с Альмагиром. Несмотря на недомогание, Джиму было уютно и спокойно, и когда в дверях снова появилась высокая фигура в чёрном одеянии и в белом шейном платке (это делало его несколько похожим на судью), он улыбнулся. В руке у лорда Дитмара был небольшой серебристый чемоданчик, какой бывает у врачей, и он присел с ним на край постели. Раскрыв его, он учинил Джиму обстоятельный осмотр, сделал анализ крови, а когда он достал какой-то серебристо блестящий прибор, прикрутил к нему очень тонкую иглу, надел стерильные перчатки и велел Джиму сесть и откинуть волосы с шеи, Джим слегка запаниковал.

— Что вы хотите делать, милорд?

Лорд Дитмар чуть улыбнулся.

— Ну что вы, мой милый, не бойтесь. Это почти совсем не больно.

Игла вонзилась Джиму в шею сзади. Он только вздрогнул и поморщился, а лорд Дитмар уже делал какой-то очередной анализ, озабоченно хмуря брови. Потом он сказал:

— Ваша нервная система на пределе, дитя моё. Сейчас я сделаю вам инъекцию в спинномозговой канал, это будет немного больно. Потерпите, пожалуйста.

Он сказал это в меру строгим, сдержанным тоном, какой должен быть у врача, и Джиму это даже отчего-то понравилось: он видел лорда Дитмара в новой роли. Снова в его позвоночник вонзилась игла, и боль в шее заставила его сдавленно застонать. Рука лорда Дитмара твёрдым и бережным движением вынула иглу, а губы прижались к виску Джима.

— Ну, ну… Вот и всё, мой дорогой, — сказал он уже не строго, а нежно.

Другая рука лорда Дитмара ласково обнимала Джима, а его губы были очень близко.