Судьба Тмутороканского княжества могла бы стать, кто знает, судьбой всего восточнославянского этноса, не сделай он на заре своей истории правильный географический выбор.

Подытожим: найти край плодородный было недостаточно – гораздо важнее было найти край относительно безопасный. Нашим предкам это удалось. И этот счастливый выбор, как показала история, с многократным избытком компенсировал неудобства «более короткого вегетативного периода».

Что же до остальных народов Старого Света, некоторые из них оказались под защитой труднопреодолимых природных рубежей (в идеале – моря, хотя море не спасло, например, Ирландию от ее трагической судьбы), но большинству вместо таких рубежей достались могущественные соседи под боком. Взгляните на карту расселения народов в былые века и задайтесь вопросом: куда делись мидяне, кушаны, хетты, умбры, фракийцы, фригийцы, финикийцы, карфагеняне, тохары, пеласги, этруски, пикты, пруссы, хазары, орхоны, ольмеки, майя? Этот список огромен. А ведь у большинства из них были свои государства, порой мощные и обширные. Но они исчезли, их население растворилось в других этносах, а в каких-то случаях было просто истреблено – геноцид в древности, да и позже, был рядовым явлением. Некоторые государства сгубило изменение природных условий. Выжившие нации – итог достаточно безжалостного дарвиновского отбора. Сладкая судьба не досталась никому.

Дожившие до наших времен классические государства рождались в те времена, когда не существовало «общепризнанных международных норм», никто не слышал о «правах человека» или о «правах меньшинств». Рождение почти всех известных наций сопровождалось бесчисленными злодеяниями, ныне забытыми или героизированными. Бросается в глаза, что чем ограниченнее была территория, за которую шла борьба, чем гуще этническая толчея, тем ужаснее прошлое таких мест. Особенно отличается этим древняя история пространств, прилегающих к Восточному Средиземноморью, – почитайте хотя бы Ветхий Завет. Там случалось, что один народ съедал другой – отнюдь не в переносном смысле (Числа, XIV, 7–9).

Недалеко ушла и Европа, чья история – цепь гекатомб, о которых европейцы стараются не вспоминать. Поражает спокойствие средневековых и более поздних источников, повествующих о поголовном истреблении жителей городов и целых областей, захваченных в ходе бесчисленных войн, поражает хладнокровие, с каким художники-современники изображали всякого рода изуверства. Вспомним Дюрера и Кранаха, вспомним гравюры Жака Калло с гирляндами и гроздьями повешенных на деревьях людей.

Удел Азии был не слаще – достаточно вспомнить «войны царств», неоднократно сокращавшие население Китая в разы.

Такие ужасы, как гора из двадцати тысяч отсеченных турецких голов перед шатром персидского шаха Аббаса в 1603 г. или корзины вырванных человеческих глаз в качестве свидетельств военных побед, достаточно типичны для бесчисленных азиатских взаимоистреблений. Причины их были те же, что мучили Европу: избыток населения, соперничество за земли, воду и пищевые ресурсы на густонаселенных пространствах.

Насколько Русь – Россия разделяла суровую участь европейцев и азиатов? Ответ будет для многих неожиданным: в сравнительно малой степени. Мы с детства усвоили, что наши предки «вели непрерывные оборонительные войны, отстаивая свою независимость». Вели, конечно. Только непрерывными их назвать нельзя. Страна без четких природных рубежей не могла не подвергаться нападениям, но Русская земля, как совокупность княжеств, мало где и мало когда прилегала непосредственно к землям могущественных и агрессивных соседей. Попросту говоря, захватчикам еще надо было до нее добраться. Именно поэтому Русь знала достаточно долгие, по мировым меркам, периоды спокойствия и стабильности. От междоусобиц погибало, судя по летописям, больше людей, чем от «наездов» (очень старое слово) внешнего врага – до появления Орды, конечно.

Можно сказать еще определеннее: с соседями скорее повезло. Попытки натиска на Русь с запада не имели в Средние века серьезных последствий, поскольку были отражены. Северные пришельцы, варяги, быстро растворились в славянской среде: уже внук Рюрика носит имя Святослав. Для сравнения: норманны покорили Британию в XI в., но вплоть до XV в. двор и знать говорили по-французски не только в своей среде, но даже с народом – французским языком указов.

Вторжений с запада не было веками. За 363 года между Ледовым побоищем (отражением вылазки Тевтонского ордена в Северо-Западную Русь) и началом польской интервенции в 1605 г. произошло несколько русско-литовских войн (в то время, по сути, войн русских с русскими) и приграничных войн с Тевтонским орденом и Швецией. Значительной была лишь Ливонская война, но она была затеяна самим Русским государством, нуждавшемся в выходе к Балтике. Польское вторжение 1605–1618 гг. (подкрепленное шведским) было первым в истории случаем глубокой, с захватом Москвы, агрессии с западного направления на русскую территорию. Великую Северную войну против Швеции за выход к Балтике начала в 1700 г. опять-таки сама Россия, но временные неудачи в этой войне привели к шведскому вторжению в Россию в 1707 г. Это вторжение закончилось полным разгромом шведов под Полтавой. Поход Наполеона через сто с лишним лет после этого стал вторым в истории глубоким, до Москвы, вторжением с запада в Россию. В XX в. врагов с этого направления впустил в Россию ленинский Брестский мир. Самой страшной агрессией с запада была гитлеровская. Но надо отдавать себе ясный отчет: европейские страны завоевывали друг друга неизмеримо чаще – невозможно даже сравнивать.

Не было смертельной вражды и с Волжско-Камской Булгарией на востоке, хотя взаимные походы имели место. По-настоящему опасен был лишь юг. Но народы «южного подбрюшья» Руси (угры, обры, половцы, печенеги, хазары, торки, берендеи и проч.) развивали натиск не настолько мощный, чтобы угрожать самому ее существованию. Временами они даже становились ситуативными союзниками русских князей.

Однако у степняков, как уже было сказано, хватило сил вытеснить славянское население Северного Приазовья и Причерноморья за Днестр и Дунай, на Северный Кавказ, а главным образом – под защиту более дремучих лесов: в верховья Дона и в бассейн Оки. Для восточных славян того времени еще не пришла пора твердо закрепиться на пространствах между низовьями Днестра, Днепра, Дона и Волги.

Решив окончательно снять проблему степной угрозы, Андрей Боголюбский перенес в 1157 г. столицу Руси с Днепра на Клязьму, во Владимир. Великому князю едва ли пришло бы тогда в голову, что через 80 лет из глубин Азии нагрянет злая Орда, против которой Русь не устоит. Первое Великое бедствие явилось в наше Отечество, таким образом, почти четыре века спустя после начала нашей письменной истории.

Начальные, до ордынского нашествия, века Руси нельзя, конечно, назвать благостными. Случались мор и глад (но никогда не повсеместные), не стихали кровавые междоусобицы, но по свирепости они все же не достигали накала европейских войн. Ибо там за тот же период произошло несколько завоеваний Италии, Фридрих Барбаросса разрушил Милан, арабы завоевали Испанию, а испанцы начали Реконкисту, венгры почти век опустошали Центральную Европу, крестоносцы разорили и разграбили Константинополь и значительную часть Византии, герцогства и княжества в кровопролитных битвах переходили из рук в руки, возникла инквизиция. В 1209 г. сожжением города Безье (из 7 тыс. жителей не уцелел ни один) начались длившиеся полвека Альбигойские войны, в ходе которых была вырезана половина населения Южной Франции. И чтобы общая обстановка была понятнее, такая деталь: в начале XIII в. в Европе было 19 тыс.(!) лепрозориев[9]. В них не лечили, туда запирали. Свирепость болезней не должна удивлять: в отличие от Руси, в тогдашней Европе не было бань.