Но, как начало выясняться, тут могли быть самые разные варианты.

— Кто убил вашу жену, Шейн?

— Я не знаю. Я не знаю.

Мы дошли до разукрашенного пруда. Я посмотрел на вделанные в бортики камни.

— Вы что-нибудь знаете об этих камнях? — спросил я. — Кровавых камнях?

— А, это просто дерьмо, стекляшки. Сандра их туда вставила.

— Сандра? Не Джессика?

— Нет. Правда, Джессика не хотела оставаться на ночь в клинике, после того как мы поженились. Говорила, ей там не по себе. Она настояла на новом доме.

— Так этот сад…

— Когда я открыл клинику, Сандра сделала этот пруд. Пожалуй, это было в середине восьмидесятых, после того как старик умер. Сказала, что это своего рода мемориал.

— Кому?

— Старику, наверное. По правде? Я играл в регби и старался расширить практику, завлечь пациентов. У меня не было времени для беспокойства. Иными словами, плевал я на все это.

— А камни?

— Я же уже говорил. Какая-то абракадабра Нового времени. Сандра всем этим очень увлекалась. Такое время было, все как помешались: исцеляющие кристаллы, ароматерапия и прочая дребедень. Жуткое дерьмо. Когда человек сидит в кресле, женщина, разумеется, иногда приходится болтать про целительные свойства того или иного натурального камня или зелья, как они здорово кому-то помогли, но старая местная анестезия все еще самое лучшее, если она не хочет свалиться без сознания от гребаной боли.

— Сандра рассказала мне, что Джессику в детстве изнасиловали. И Эмили носит на пальцах кольца с этими камнями. Предполагается, что они могут сделать того, кто их носит, невидимым. Такое часто говорят люди, подвергшиеся насилию: или они ощущали себя невидимыми, как будто все происходит не с ними, или им хочется, чтобы они могли так думать.

Лицо Шейна полностью изменилось: стремительно краснеющее, оно превратилось в агрессивную маску, глаза выкатились, как будто он в схватке собирался метнуть мяч. Я насторожился, но продолжал говорить.

— Что вы имеете в виду?

— Я ни в чем вас не обвиняю. Я спрашиваю: явное отсутствие всякого сексуального стыда, охотные эксгибиционистские отношения с Дэвидом Брэди, равнодушный секс с двоюродным братом, нестабильное эмоциональное и психологическое состояние вашей дочери могут свидетельствовать, что в детстве ее тоже подвергли насилию. Это так?

Шейн Говард двинулся на меня медленно, свирепо, но без всякой стратегии. Руки вытянуты, пытаются дотянуться до моей головы. Я нырнул и, схватив его левую руку у локтя, резко завел ее за спину и вверх, причем быстро и сильно. Он грохнулся на колени и попытался закричать, но не смог, так ему было больно. Еще немного, и я сломал бы ему руку.

— Я уже этим делом сыт по горло: мне закатили пощечину, кусали, били по морде пистолетом, — и все потому, что я пытался помочь вам и вашей проклятой семейке! Так что не рассчитывайте снова до меня добраться, потому что вы слишком медлительны, стары и я вас сделаю, поняли? Вы поняли?

Он пробормотал что-то утвердительное.

— Так, начнем сначала. Будете отвечать на мои вопросы?

Он кивнул. Я отпустил его руку и оттолкнул. Он почти пробежал до крайней рябины и повис на ней, стряхнув с нее град кроваво-красных ягод, посыпавшихся через холодный влажный воздух, потом повернулся, наклонив голову и разминая плечо. Я посмотрел на дом и увидел Денниса Финнегана, смотревшего на нас в окно верхнего этажа; мы на мгновение встретились взглядами, и затем он исчез, как пар со стекла. Шейн Говард похромал ко мне, усмехаясь, как будто мы только что схватились на поле регби и он хочет убедиться, что я на него не обиделся.

— Честная игра. Я проиграл, что вполне естественно. Знаю, что вы только выполняете свою работу.

— Тогда, пожалуйста, ответьте на вопрос.

— Я никогда не слышал, что Джессику изнасиловали. Она мне ничего не рассказывала. Я не знаю, почему она рассказала Сандре, а не мне; разве что с женщиной ей было проще разговаривать. То есть я знал, что она начала рано, лет в тринадцать-четырнадцать. Она постоянно хвасталась, как она зажигала, когда была подростком. И возможно, это послужило примером для Эмили. То, как мать говорила о сексе, мужчинах, возможно, и Эмили подтолкнуло. Вот она и ввязалась во все эти мерзости, которые она делала с Брэди, в эти фильмы и все такое. Но что касается ее детства… я никогда ребенка и пальцем не трону. И если это сделал кто-то другой…

Говард покачал головой, его тело тряслось от гнева и горя при мысли, что кто-то мог обидеть его дочь. Я положил руку на его плечо, чтобы показать, что на эту тему я больше вопросов задавать не буду. Не только ему, мне тоже стало легче. Я поверил ему, когда он сказал, что не убивал свою жену или Дэвида Брэди. Мне казалось, он сказал правду и про Эмили — во всяком случае, насколько он был в курсе. Я еще не успел ничего сказать, как он вытащил конверт и протянул его мне. Внутри находился лист белой бумаги со следующим текстом:

— Как доставили письмо?

— Кто-то принес. Во всяком случае, по словам Аниты, его принесли утром. Она никого не видела.

Было только два кандидата — достаточно глупых, чтобы продолжать шантаж человека, подозреваемого в убийстве. Я думал, это братья Рейлли, и очень надеялся, что не Томми. Но в любом случае я способен с этим справиться.

— Ладно. Все путем. Разумеется, если вам удастся снова не попасть за решетку. Сейчас около трех. Вы сможете собрать наличные?

— Я позаботился об этом еще позавчера, я могу забрать их сегодня.

— Хорошо. Заберите их, и мы составим план. Плохо только, по-моему, что реальная угроза исходит не от этих людей. Хорошие новости — я думаю, что мы сможем их достать.

Говард кивнул — его радовала возможность что-то сделать, чтобы защитить дочь.

— Только помните: на деньги мне наплевать, — добавил он. — Я всего лишь хочу помочь моей маленькой девочке.

— Ну, возможно, вам придется беспокоиться о деньгах, если они станут требовать их раз в неделю. Но я постараюсь что-нибудь придумать.

Он похлопал меня по плечу. Плечо болело.

— Еще одна вещь, — продолжил я. — Сандра рассказала мне про Стивена Кейси. Кто он такой, что он сделал. Все очень печально. Я могу понять, почему никто из вас не хотел ворошить эти воспоминания. Вот только меня беспокоит его мать, Эйлин, — так, кажется, ее звали. Сандра сказала, что она работала прислугой в Рябиновом доме. Затем вышла замуж.

— Почему вас так волнует мать Стивена Кейси? — спросил Шейн Говард. Голос был ясным и осторожным, и я почувствовал, что эта тема ему очень не по душе.

— Мне думается, она может иметь ко всему этому отношение. Просто интуиция. Она может винить вас, в смысле Говардов, в смерти своего сына.

— Это… почему бы?

— Может быть, и нет. Я бы только хотел убедиться. Чтобы больше о ней не думать, как говорят мои друзья полицейские.

Говард почти улыбнулся.

— Да я мало что знаю. Как я уже говорил, у меня было регби и практика… в тот период всем заправляла Сандра. Что я помню? С виду она была ничего себе. Очень горевала по сыну. Мы все горевали, но для нее это была особая трагедия. Затем она вышла замуж… переехала куда-то в Вудпарк… Вроде в Пирс с чем-то. Драйв или что-то еще. Там все называется Пирс. Вышла замуж за мужика, с которым какое-то время встречалась, — он вроде байкером был. Как же его звали?

Я услышал следующие слова Говарда, как будто в моей голове играла старая виниловая пластинка, за несколько мгновений до того, как он их произнес. Они прозвучали как ужасное предсказание грядущих бед или твердая уверенность, что глубоко внутри ты всегда знал, что худшее вот оно, рядом.