Шум стоял такой, что моё внимание сначала сосредоточилось именно на нём. Оглушительный гул, заполнявший мой открытый шлем и бивший в уши. Грохот. Я не знаю, каким ещё словом его можно назвать. Он вобрал в себя всю гамму гневных воплей, которые могут вырываться из человеческого горла, от пронзительного крика ребёнка до бычьего рёва взбешённого мужчины. Казалось, источником этого шума была гигантская стая собак, которая затеяла между собой драку, какой ещё не знала история… и тут я внезапно осознал, что и сам вношу в него свой вклад — выкрикиваю непристойности и ору что-то бессмысленное.

Девочка не старше Хейзел вскочила на ограждение пандуса и, приплясывая, двинулась по нему вверх. От плеч солдат, поток которых всё ещё лился по пандусу, её отделяло не больше нескольких сантиметров. Она была вооружена чем-то, по внешнему виду смахивающему на кухонный тесак. Я видел, как она взмахнула своим оружием, и видел, куда пришёлся её удар. Она вряд ли была в состоянии нанести удар такой силы, чтобы причинить вред человеку, одетому в скафандр, но солдат упал, и об него споткнулись ещё несколько. Затем один из них набросился на неё и вогнал штык ей в бедро, она упала на спину, пропав из поля зрения.

Тогда я был не в состоянии разглядеть, что именно происходит, а теперь не могу этого вспомнить — в памяти вспыхивают только отдельные картины, такие, как девочка, падающая на спину. Я не знаю, кто она была, не знаю, осталась ли она в живых.

С того места, где я находился, прицелиться было невозможно — слишком много голов оказалось бы на линии выстрела. Но слева от меня, перед магазином игрушек, стоял переносной прилавок, на котором обычно выставляли товар. Я вскочил на него, и это позволило мне оказаться на метр выше уровня тротуара и ясно разглядеть тех, кто находился на пандусе. Я прислонился к стене и тщательно прицелился, стараясь попасть в левую половину груди своей жертвы. Спустя какое-то время я неожиданно обнаружил, что мой лазер больше не работает, поэтому мне пришлось прекратить огонь. Я полагаю, что именно из-за меня восьмерым солдатам не пришлось вернуться домой, но не настаиваю на этой цифре, я не считал. Хотя все вокруг двигались с максимальной быстротой, всё происходящее казалось похожим на кадры замедленной съёмки, когда движения людей на экране замедляются. Какой-то земляной червяк выстрелил в меня, над моей головой раздался взрыв, и осколки разбитой витрины градом обрушились мне на шлем. Допускаю, что этот выстрел был не единственным. Когда обойма опустела, я соскочил со своего прилавка, перехватил лазер как дубинку и присоединился к толпе, бушующей рядом с основанием пандуса. На протяжении всего этого бесконечного времени (пяти минут?) земляные черви стреляли в толпу. Среди шума можно было различить резкие щелчки выстрелов, а иногда, когда маленькие ракеты разрывались внутри человеческого тела, раздавался звук, похожий на тот, с каким лопается большой пузырь — хлоп! Более громкое — понк! — означало, что ракета не попала в цель, а ударилась о стену или другую твёрдую поверхность.

Я всё ещё пытался добраться до основания пандуса, когда вдруг до меня дошло, что стрельба прекратилась. Все солдаты находились теперь у подножия пандуса, и все они были мертвы — никого не осталось в живых и некому было теперь спускаться по этому пандусу.

К этому времени почти по всей Луне захватчиков уже уничтожили. Вскоре было покончено и с теми, кто ещё оставался. Погибло свыше двух тысяч солдат, они были остановлены ценой жизни селенитов, которых погибло в три раза больше, к тому же почти такое же количество наших людей было ранено, точное число раненых так и не было подсчитано. Пленных не брали ни в одном поселении, хотя после того, как мы произвели зачистки на поверхности Луны, у нас в руках оказалась дюжина офицеров и экипажи кораблей. Основной причиной того, что селенитам, в большинстве своём безоружным, удалось перебить вооружённых и хорошо обученных солдат, послужил тот факт, что только что высадившийся на Луну земляной червяк не в состоянии как следует управлять своим телом. Сила тяжести, которая у нас в шесть раз меньше той, к которой он привык, превращает рефлексы, вырабатывающиеся на протяжении всей жизни, в его врагов. При стрельбе он, сам того не ведая, берёт неправильный прицел, и выстрел уходит вверх, он с большим трудом держится на ногах и не может бегать — ноги проскальзывают и не желают следовать за телом. Мало того, этим солдатам пришлось во время боя двигаться сверху вниз — избежать этого было невозможно, они ворвались через верхние уровни, а затем, пытаясь захватить город, были вынуждены двигаться вниз по пандусам, всё время сверху вниз. У земляных червей не было ни малейшего представления о том, как надо спускаться по пандусам. Для этого необходимо выполнять движения, ничего общего не имеющие ни с бегом, ни с ходьбой, ни с полётом — больше всего они напоминают тщательно продуманный танец, когда ступни едва касаются пола. Селенит уже с трёхлетнего возраста проделывает это бессознательно — спускаясь вниз, он движется скачками, каждый из которых представляет собой направленное падение, через каждые несколько метров касаясь пандуса пальцами ног. А земляной червяк поступает так же, как любой новичок, — почувствовав, что он «идёт по воздуху», начинает изо всех сил сопротивляться, он пытается извернуться в воздухе, окончательно теряет над собой контроль и кубарем скатывается к подножию пандуса. Вреда это ему не приносит, но злит страшно. Солдаты скатывались вниз уже мёртвыми, именно пандусы оказались тем местом, где с ними легче всего было расправиться. Те солдаты, которых я видел, уже сумели несколько овладеть этим трюком, к этому времени они преодолели целых три пандуса. И тем не менее огонь на поражение могли вести очень немногие — те, кто находился на верхних площадках пандуса, у тех же, кто находился на самом пандусе, все силы уходили на то, чтобы удержаться на ногах и удержать в руках своё оружие.

Селениты не позволили им добраться до нижнего уровня. Мужчины, женщины и множество детей набрасывались на них, сбивали с ног и убивали, используя всё, чем можно было убить, от ножей до штыков, принадлежащих самим земляным червям. Кроме того, в этой толпе я оказался не единственным, у кого был лазер; двое из людей Фина вскарабкались на балкон и, стреляя из положения лёжа, сумели одного за другим перебить солдат, находившихся на вершине пандуса. Никто не говорил им, что делать, никто не вёл их за собой, никто не отдавал им приказов. Фину так и не выпал шанс принять на себя командование своей плохо обученной и не склонной к дисциплине милицией. Началось сражение — и они сражались.

И это было важнейшей причиной того, что мы, селениты, одержали победу — мы сражались. Большинство и в глаза никогда прежде не видели живого оккупанта, но куда бы ни врывались солдаты, к этому месту немедленно кидались селениты, как белые тельца крови, которые кидаются туда, где обнаружено нечто чужеродное… И сражались. Никто не говорил им, что делать. Вся наша организованность оказалась настолько слабой, что из-за внезапности нападения просто рассыпалась. Но селениты сражались как берсерки, и захватчики были уничтожены. Ни в одном из поселений солдатам не удалось прорваться ниже шестого уровня. Говорят, что обитатели Нижней аллеи даже не подозревали о том, что мы подверглись нападению, до тех пор, пока всё не кончилось.

Но и захватчики тоже сражались лихо. Это были не просто специальные войска, подготовленные для подавления бунтов — их, помимо всего прочего, подвергли внушению и накачали наркотиками. Гипнотизёры вбили им в голову мысль, что их единственной надеждой вновь вернуться на Землю является захват и усмирение поселений. Им было обещано, что если они сделают это, то их миссия на Луне закончится и их сменят другие войска. Но им придётся либо победить, либо умереть, поскольку если они не одержат победу, то их транспортные корабли не смогут взлететь — на корабли нужно загрузить реактивную массу, а это сделать невозможно, если вначале не захватить Луну.