Вы можете даже рассмотреть предложение о том, чтобы депутатский мандат получали те из кандидатов, за которых будет подано наименьшее количество голосов; непопулярные люди вполне могут оказаться именно теми, кто спасёт вас от новой тирании. Не отвергайте эту идею только потому, что она кажется нелепой. Поразмыслите над ней! История свидетельствует, что всенародно избранные правительства бывали порой ничуть не лучше ничем не прикрытой тирании.

Но если дело обстоит так, что вашей целью является создание именно репрезентативного правительства, то и для её достижения можно отыскать лучшие способы, чем создание территориальных избирательных округов.

Например, каждый из вас представляет интересы примерно десяти тысяч человек, из которых семь тысяч являются людьми, достигшими избирательного возраста, — и при этом некоторые из вас были избраны лишь незначительным большинством.

Давайте предположим, что вместо того, чтобы проводить выборы, мы сделаем так, что место в Конгрессе будет получать человек, который соберёт под своей петицией подписи четырёх тысяч граждан. Тогда он без всяких оговорок будет представлять в Конгрессе эти четыре тысячи, и у нас не возникнет проблемы недовольного меньшинства, поскольку те, кто в своих территориальных округах является меньшинством, при такой системе будут вольны организовать сбор подписей под петицией устраивающего их кандидата или присоединятся к тем, кто уже начал заниматься этим в других округах. Такая система приведёт к тому, что каждого из избирателей будет представлять именно тот человек, которого он сам себе выбрал. А депутат, пользующийся поддержкой восьми тысяч сторонников, мог бы иметь два голоса в этом органе представительной власти. Конечно, такая схема имеет свои собственные недостатки, и против неё может быть выдвинут ряд возражений, но всё это не более чем технические детали, вполне разрешимые при соответствующей проработке. Но я ни минуты не сомневаюсь в том, что вы сумеете разрешить все сложности… и таким образом избежать хронической головной боли всех репрезентативных правительств — недовольного меньшинства, которое абсолютно справедливо полагает, что его гражданские права ущемляются.

Но, чтобы вы ни делали, не допускайте, чтобы прошлое стало для вас смирительной рубашкой!

Я также обратил внимание на одно из предложений, согласно которому Конгресс должен стать двухпалатным органом. Превосходная мысль! Чем больше преград на пути законодательной деятельности, тем лучше. Но вместо того, чтобы столь слепо следовать традициям, я предлагаю сделать одну палату законодательной, а другой вменить всего лишь одну обязанность — аннулировать принятые законы. Пусть законодатели принимают законы большинством в две трети голосов… а «отвергатели» получат право аннулировать их в том случае, если за это проголосует треть их состава. Абсурдно? А вы подумайте. Если законопроекту не удалось набрать более чем две трети депутатских голосов, разве это не означает, что и сам законопроект не удался? И если против этого законопроекта выступила целая треть представителей, то не лучше ли будет вообще без такого закона?

Теперь в отношении написанного вами проекта конституции. И здесь позвольте мне привлечь ваше внимание к чудодейственной силе отрицания. Поставьте отрицание во главу всех углов! И пусть ваш документ будет трещать по швам от перечисления вещей, которое правительству воспрещается делать отныне и вовеки.

Никаких призывов в армию… никакого, даже самого незначительного, вмешательства в свободу прессы, в свободу слова, в свободу передвижения, в свободу собраний, в свободу вероисповедания, обучения, средств связи, выбора вида деятельности… и никакого принудительного налогообложения. Товарищи, если вы лет пять потратите на изучение истории и одновременно с этим займётесь измышлением всё новых и новых вещей, которые ваше правительство пообещает не делать никогда, а по прошествии этих пяти лет напишете конституцию, в которой не будет ничего, кроме запретов и отрицаний, то я не стану испытывать страха перед результатом вашей деятельности.

Если же говорить о том, чего я боюсь, то больше всего я боюсь утвердительных решений, при помощи которых рассудительные и благонамеренные люди дадут правительству власть делать то, что кажется необходимым. Пожалуйста, никогда не забывайте о том, что Администрация Луны была создана с самой благородной целью и именно рассудительными и благонамеренными людьми, каждый из которых был избранником своего народа. И, высказав вам это соображение, я не смею больше отрывать вас от вашей работы. Благодарю вас.

— Разрешите задать вопрос! Вы сказали — «никакого принудительного налогообложения». Тогда откуда, по-вашему, возьмутся деньги, которыми мы сможем оплатить свои расходы? Бзавнеб!

— Помилуйте, сэр. Это уже ваши проблемы. Я мог бы придумать несколько способов. Например, добровольные пожертвования, на которые существуют церкви… или лотереи, организацией которых займётся правительство, но ни в коем случае не с обязательным участием… А может быть, конгрессмены покопаются в своих кошельках и сами заплатят за всё, что им нужно? Это могло бы стать одним из способов держать численный состав правительства на уровне, не превышающем того, который действительно необходим для исполнения его основных функций, каковы бы они ни были. Если, конечно, таковые у него имеются. Я был бы весьма доволен, если бы нашим единственным законом стало «Золотое Правило», заключающееся в том, что с другими надо поступать так, как ты хочешь, чтобы поступали с тобой; я не вижу нужды ни в других законах, ни в методах, к которым обычно прибегают, чтобы заставить людей исполнять их. Но если вы и правда полагаете, что вашим ближним, во имя их же собственного блага, необходимо иметь законы, то почему бы вам не заплатить за это? Товарищи, умоляю вас — не прибегайте к насильственному налогообложению. Заставлять человека платить за то, что ему не нужно, просто потому, что вы считаете, что это пойдёт ему на благо, — худшая из возможных разновидностей тирании.

Проф поклонился и ушёл; мы со Стью последовали за ним. Как только мы оказались в капсуле подземки, в которой кроме нас не было других пассажиров, я энергично взял профа в оборот.

— Проф, мне очень понравилось то, что вы говорили, но насчёт налогообложения… Вы ведь говорите одно, а делаете совсем другое, или я не прав? Кому, как вы думаете, предстоит оплачивать все наши траты? А мы ведь только тем и занимаемся, что тратим.

Проф долго молчал, а затем сказал:

— Мануэль, единственное, чего я хочу, так это дожить до того дня, когда мне можно будет перестать корчить из себя главу исполнительной власти.

— Это не ответ.

— Ты попал в самую точку. Сумел ухватить суть дилеммы, стоящей перед всяким правительством и послужившей причиной того, что я сделался анархистом. Если один раз взять и признать за кем-нибудь право взимать налоги, то это право уже невозможно ограничить — оно разрастается до таких размеров, за которыми происходит катастрофа. Я отнюдь не шутил, когда советовал им порыться в своих собственных кошельках. Как видно, правительство относится к разряду вещей, от которых невозможно избавиться. Иногда я думаю, что правительство — неизбежная болезнь рода человеческого. Но ведь, наверное, можно сделать так, чтобы правительство было маленьким, не слишком обожравшимся и безобидным — а можно ли придумать лучший способ добиться этого, чем потребовать от правителей самим оплачивать своё антиобщественное хобби?

— Но вы всё ещё не сказали мне, как вы собираетесь расплачиваться за всё, что мы делаем сейчас.

— Мануэль, тебе прекрасно известно, как мы это делаем. Мы воруем деньги. Я этим не горжусь, но и стыда не испытываю. Это единственный способ, которым мы располагаем. Если нас поймают на этом деле, нас, возможно, ликвидируют — и я вполне готов к этому. Но, занимаясь воровством, мы, по крайней мере, не создаём скверного прецедента по введению налогообложения.